…Сарагосская операция продолжалась. Каждый день, вылетая на задание, мы ждали от немцев ответ на наш тактический ход с применением в воздушном бою высотных чистильщиков. И дождались. Немцы пороха не выдумали. Просто против наших высотных чистильщиков они выпустили своих. Началась борьба за высоту, которая не прекращалась в авиации до конца национально-революционной войны. Если в 1936 году схватки проходили на высотах порядка 1500-3000-3500 метров, то в последующем эти рубежи поднялись до 4000–5000 и 6000 метров. Выше забираться было уже нельзя. У летчиков наступало кислородное голодание, и вести продолжительный воздушный бой на подобной высоте было невозможно. Потребовались бы истребители с кислородным оборудованием для пилота, а их еще не имела ни та ни другая сторона. Вскоре боевые действия под Сарагосой стали малоактивными. Напряженность ослабевала. Продвинуться значительно вперед или захватить оперативно важные пункты не удалось ни республиканцам, ни франкистам. Обе стороны понесли заметные потери в живой силе, технике и, конечно, в авиации. Потом на фронте наступило полное затишье.
Едва мы завершили операцию по охране и передаче пленного капитана Мюллера, как меня вызвали в штаб командующего ВВС республиканской армии генерала Сиcнероса. Туда нас, представителей эскадрилий, приглашали не так уж часто. Во всяком случае, подобное посещение следовало рассматривать не как приглашение на чашку чая. Поэтому можно было предположить, что штабом разработана какая-то новая операция, в которой мы примем самое непосредственное участие.
Я выехал в Каспе. В штабе, когда я приехал туда, уже находились командир истребительной группы Иван Еременко, командир эскадрильи И-15 Анатолий Серов, командир испанской эскадрильи И-15 Чиндосвиндо, командиры эскадрилий И-16 Борис Смирнов, Иван Девотченко, Мануэль Сараус, Григорий Плещенко.
Нас пригласили в кабинет командующего. Генерал Сиснерос принял летчиков дружески, тепло. Предоставил слово своему старшему советнику Евгению Саввичу Птухину. Он четко изложил план операции. Она выглядела необычно и по новизне, и по смелости тактического замысла. Речь шла о штурмовке аэродрома противника, расположенного в районе Гарапенильос, исключительно силами истребительной авиации!
Обычно же подобные задачи выполняют бомбардировщики. Они обладают необходимой мощностью удара.
По сведениям, полученным от итальянского капитана, которого мы подбили, перехватив звено «фиатов», стало известно, что на аэродроме Гарапенильос, расположенном километрах в тридцати юго-западнее Сарагосы, базируются главным образом истребители. Аэродром тщательно охраняется, прикрывается сильным и многослойным огнем зенитной артиллерии. В воздухе патрулируют истребители.
Мы знали, что наше командование несколько раз пыталось уничтожить Гарапенильос. Но бомбардировщики не могли прорваться к аэродрому. Даже разведчикам было трудно проникнуть в этот район.
И вот теперь предлагалось принципиально новое решение операции. В ней должны участвовать группа Серова (две эскадрильи И-15 — Серова и Чиндосвиндо) и пять эскадрилий И-16 — Девотченко, Смирнова, Плещенко, Сарауса и наша.
На группу Серова возлагалась основная задача — уничтожение пулеметным огнем самолетов на земле, бензозаправщиков, подавление зенитных средств, прикрывающих аэродром.
Если воздушного боя с истребителями противника не будет, то после Серова аэродром штурмуют эскадрильи И-16. Командование всей группой возлагалось на Еременко, командира истребительной авиации. Он шел с эскадрильей Девотченко, которая непосредственно прикрывала группу Серова при подходе к Гарапенильосу. Место командира группы — в зависимости от сложившейся обстановки. Эскадрилья Смирнова, находясь на значительной высоте, прикрывает Серова и Девотченко с северо-запада в случае, если на помощь к Гарапенильосу пойдут истребители противника, поднятые с других аэродромов. Наша эскадрилья прикрывает Серова и остальных с юго-запада и запада. Эскадрильи Плещенко и Сарауса, находясь над Гарапенильосом, — резерв группы в воздухе — помогают тем, кто в этом будет нуждаться, и прикрывают посадку наших истребителей на свои аэродромы после штурмовки.
Так выглядел план операции в общих чертах.
У нас возникло много вопросов. Прежде всего нас интересовало, уточнен ли подробный распорядок работы аэродрома.
— Да, — ответил Евгений Саввич. И рассказал о распорядке дня франкистских летчиков. Ознакомил со схемой расположения машин на аэродроме и технических средств обслуживания, а также со схемой расположения зенитных батарей, прикрывающих аэродром.
Самолеты противника, как обозначено на схеме, стояли на аэродроме крыло к крылу, словно в мирное время. Впрочем, по-другому такое количество машин — свыше восьмидесяти — и нельзя было разместить. Они мешали бы друг другу в боевой работе. Ну, а для успешной, результативной штурмовки аэродрома лучшего не придумаешь. Слишком были уверены итальянцы в непреодолимости своей многослойной зенитной обороны, в прикрытии аэродрома патрулированием с воздуха.
Генерал Сиснерос, Евгений Саввич и Анатолий Серов долго и детально уточняли порядок заходов, атаки целей, уход. Мы еще раз имели возможность убедиться, что операция продумана в штабе очень тщательно.
Пожелав нам удачи, генерал Сиснерос и Е. С. Птухин разрешили нам уехать на свои аэродромы. Надо было торопиться. Ведь операция намечалась на тот же день, вернее, на вечер. Вылеты намечены с таким расчетом, чтобы оказаться над Гарапенильосом за час до наступления темноты, когда все машины врага будут на земле. Быстрота и скрытность подготовки тоже давали нам известный шанс на успех.
Приехав на аэродром, собираю весь летный состав. Разъясняю поставленную перед нами задачу. Чувствую, что ребята загорелись. Еще бы! Гарапенильос был у нас под боком.
Каждый раз, поднимаясь в воздух, мы внимательно следили прежде всего за северо-западным сектором воздушного пространства. Именно оттуда быстрее и вероятнее всего мог показаться враг. Объяснив задачу, я ответил на вопросы. Конечно, летчиков интересовало, будут ли они лично принимать участие в штурмовке, и несколько опечалились тем, что эскадрилье отведена роль прикрытия. Однако сам замысел был настолько неожидан и смел, что каждому хотелось принять участие в его осуществлении.
Занимаем места в самолетах. Ожидаем сигнала на взлет.
Вдруг слышу — артиллерийская стрельба…
Только этого не хватало! Да и откуда стреляют?
С недоумением смотрю на Михаила Викторовича Кригина, который дежурит на КП у телефонов:
— В чем дело? Где стреляют? Кригин показывает в небо.
Пристально осматриваюсь. Никаких самолетов. Пожимаю плечами и снова кричу начальнику штаба:
— Где стреляют?
Он смеется и показывает на небо. Только теперь догадываюсь: это же гром! Идет на нас обычнейшая гроза. Крепко же мы отвыкли от естественных явлений природы. С интересом гляжу на темно-синюю тучу, которая быстро движется к аэродрому с северо-востока. Постепенно она закрывает все небо. Причудливые высоченные облака клубятся, фантастически быстро меняют формы. Склоняющееся к западу солнце освещает и уходящие в зенит верхушки туч, рыжим светом пожара подсвечивает днища, которые кажутся иссиня-багровыми.
Из жуткой небесной коловерти падают первые тяжелые капли. Они, будто шрапнель, поднимают с земли облачка пыли. Впечатление настолько обманчиво, что взгляд инстинктивно ищет привычное облачко разрыва. С трудом осознаешь — ведь это же дождь, всего-навсего дождь.
На аэродром обрушивается ливень. Именно обрушивается. За плотной, как брезент, завесой воды ничего не видно. Впереди с трудом различаю винт своего «ишачка». Выскакиваю из кабины, забираюсь под плоскость самолета. Тут тоже нет спасения, но все же легче.
Ругаем грозу, дождь, все и всяческие атмосферные явления.
Яснее ясного — вылета не будет. Прорываюсь сквозь стену дождя к навесу КП. Все-таки более удобное местечко. Но еще продолжаю ждать звонка и команду на взлет, хотя прекрасно понимаю, что звонок будет, но принесет он команду «Отбой».
Так и случилось. Штурмовку отложили на раннее утро.
Нахохлившиеся, мокрые и молчаливые, отправляемся ужинать и отдыхать. Верим поговорке: утро вечера мудренее. Будем надеяться. Выйдя из-за стола, не могу вспомнить, что подавали на ужин. Одна мысль — скорее спать, быстрее заснуть, скорее наступило бы это завтра, раннее, до первого света. Продрогшие от ливня, мы забрались с головами под одеяла.
Проснулись очень рано. На аэродром приехали еще затемно. Небо было чистым и звездным. Стояла тишина. Дул легкий ветерок. Он хорошо подсушил землю. Около темных силуэтов машин мерцали лампы-переноски. Механики в последний раз перед вылетом осматривали материальную часть. Инженер Лопес, оружейники и командиры звеньев докладывают о полной готовности. Я в свою очередь звоню на КП ВВС и докладываю Е. С. Птухину о том, что эскадрилья готова к выполнению задания командования.
— Быть в готовности номер один! — приказывает Е. С. Птухин.
Занимаем места в кабинах. Кригин дежурит у телефонов.
Погода — как по заказу. Утро прозрачно и свежо. В стороне востока звезды начинают мерцать сильнее, четче обозначилась линия горизонта. Светает. Из кабины своего самолета яснее вижу навес КП, стол с телефонами, фигуру Михаила Викторовича.
В мыслях я уже вместе с ребятами над аэродромом Гарапенильос. Других дум нет. Вижу — Кригин протягивает руку к аппарату, берет трубку. Помимо воли пальцы тянутся к зажиганию. Одновременно со щелчком выстрела из ракетницы запускаю мотор. Ракеты еще шипя взбирались вверх, когда заработал двигатель. Его рев подхватывают другие машины: Полоски трассирующих пуль прочерчивают утренние сумерки — мы проверяем пулеметы.
Вот вверх поднимаются две зеленые ракеты. Взлетаем, собираемся и с набором высоты направляемся к месту встречи всей группы. На подходе вижу, как с двух сторон идут сюда же две эскадрильи И-16. Отсюда, с высоты, восток уже выглядит алым, а земля еще в тени. Ниже нас доворачивает на курс группа Серова. На Гарапенильос идем кратчайшим путем. Группа принимает боевой порядок. Хорошо держатся ребята в строю. Мне это видно отлично. Ведь мы идем выше всех.