Летчик-истребитель Панфилов обладал беспокойным характером. Он непременно искал и находил новые тактические приемы в борьбе с противником, являлся одним из авторов предложения о создании группы высотных чистильщиков при схватках с «мессерами» — приема, который давал нам инициативу в бою. А это очень много значит.
С отъездом Панфилова и Годунова все меньше оставалось в нашей эскадрилье летчиков, с которыми мы вместе приехали в Испанию. Постепенно таяли наши ряды. Тем больше я стремился скорее вернуться в родную эскадрилью, быть среди товарищей.
В феврале я узнал еще об одной потере. Шло пятое по счету наступление легионеров и франкистов на Теруэль. В тяжелом ожесточенном бою погиб Виктор Скляров. Он лично сбил «мессер», а в составе звена — бомбардировщик. Из 16 самолетов, сбитых Виктором, это был третий за период Теруэльской операции самолет, пораженый лично, и пятый — в группе.
Схватка уже близилась к концу, когда на машине Склярова было перебито рулевое управление. Самолет стал беспорядочно падать. Убедившись, что машину не спасти, Виктор выбросился на парашюте, затянув, сколько мог, раскрытие, чтобы не попасть под огонь врага. А когда дернул кольцо, механизм не сработал. Как потом выяснили, у парашюта оказался перебит вытяжной трос. [268]
Не стало еще одного отличного летчика, прекрасного воздушного стрелка. Выносливый, смелый, хладнокровный, он умел держать себя в руках при самых сложных обстоятельствах. Это не мешало ему в короткие минуты отдыха быть веселым, жизнерадостным, никогда не унывающим парнем. И был он хорошо тренированный спортсмен, сильный, ловкий, легко переносивший большую нагрузку боевой работы. Любил он гимнастику и парашютный спорт. Постоянный член сборной команды нашего гарнизона в Бобруйске, Скляров являлся также начальником парашютной службы части. После того как Платона Смолякова назначили командиром эскадрильи, Виктор Скляров стал командовать звеном высотных чистильщиков.
Подобно Ивану Соколову, Виктор обучал вновь прибывших пилотов приемам воздушного боя с большими перегрузками. Обычно в первом воздушном «бою» Виктор довольно, быстро давал «противнику» возможность зайти себе в хвост, а затем на большой скорости и предельной перегрузке ловким маневром уходил, атаковал «врага» со стороны задней полусферы и цепко держал его все время боя. Это — не желание досадить новичку, показать свое искусство, а педагогический прием. Так Виктору, как он говорил, было легче со стороны наблюдать, на что же способен его ученик, каковы его достоинства и недостатки. На разборах после «боя» он не только очень вдумчиво и подробно анализировал ошибки пилота, но и объяснял, как быстрее устранить их.
Помнится, я присутствовал на одном из таких разборов-бесед.
Один из новичков, оправдываясь, твердил:
— Товарищ инструктор, я тянул ручку на совесть! Что было сил. Право, на совесть.
Чуть опустив широкие брови, Виктор, доброжелательно улыбаясь, ответил:
— А ты не огорчайся. Со мной в первом бою то же было. Слетаем еще раз-другой — и все наладится. Только вот в чем загвоздка — впредь тяни ручку управления, надеясь не на одну совесть…
— Как это, товарищ инструктор?
— Помни, — уже серьезным тоном проговорил Скляров, — что у противника совесть отсутствует. Вместо совести у него скорострельные пулеметы, которые работают без задержек. Помни об этом всегда — и дело пойдет на лад. Что до перегрузок, так человек быстро ко всему привыкает… А перегрузки в воздушном бою — азбука истребителя. Пока ее не освоишь на отлично, вперед, дальше хода нет.
…Да, еще одного друга-соратника не стало. И сознание этого обжигало сердце. Вместе с тем накалилась ненависть к врагу. Не хотелось верить, что еще не скоро пошлют меня в строй товарищей, летающих в небе. Я все настойчивее, насколько мог, напоминал командованию ВВС о себе, просил отправить меня на фронт. Из штаба не отвечали. А время шло. Из группы летчиков, которыми я командовал, часть уехала на Родину, но большинство после поправки возвратилось в свои части. Про меня будто забыли.
Но вот в один из вечеров позвонили из штаба ВВС и передали приказание, чтобы я утром явился к генералу Сиснеросу. Приехал туда спозаранку. Дожидаясь приема, я по отрывочным фразам узнал, что случилась какая-то неприятность с Иваном Девотченко. После моего ранения он принял командование группой И-16. Насколько я знал, до сих пор у него все шло хорошо — и вот те на. Когда Сиснерос освободился, меня пригласили в кабинет. Кроме Сиснероса, худощавого, подтянутого, там находился наш советник товарищ Мартин и переводчик. Я по всем правилам доложил о работе вверенной мне группы, о ее состоянии и стал ожидать решения своей участи. Генерал Сиснерос немного помолчал, словно раздумывая, сказать мне о чем-то или нет, а затем без предисловий заявил, что принято решение освободить Ивана Девотченко от командования группой истребителей И-16 и вновь назначить командиром меня.
— Вопросы есть? — спросил генерал.
Были, конечно, но я почел за лучшее не расспрашивать начальство о причинах отстранения Девотченко. Раз командующий не счел нужным объяснить причину, то вернее будет узнать все самому из первых рук на месте. Приказ о назначении уже подписали, и я вылетел на аэродром, где базировалась наша эскадрилья.
Едва машина приземлилась, как меня окружили знакомые и незнакомые летчики, прибывшие за время моего отсутствия, техники-испанцы и среди них мой дорогой Хосе. Я точно домой попал. Кругом знакомые, дорогие лица летчиков, техников, работников обслуживающего персонала. Это — дом, по которому я тосковал больше месяца.
Слово за слово — о здоровье, о настроении, о состоянии матчасти, — и подошли к истории того, что случилось с Иваном Девотченко. Дело было так. Группа истребителей в составе трех эскадрилий под командованием Девотченко вылетела на прикрытие СБ. Эта задача имела чрезвычайно важное значение. Нашим СБ предстояло разбомбить скопление танков и наземных войск противника, которые развивали наступление на защитников Теруэля, и от успешного бомбометания в известной мере зависело, удержат республиканцы занимаемые позиции или нет. Передавая приказ, командование особо подчеркнуло, что прикрытие СБ есть главная и единственная задача группы. В операции приняла участие и наша эскадрилья под командованием Платона Смолякова.
Встреча истребителей с бомбардировщиками произошла вовремя и в назначенном месте. И-16 подстроились к боевому порядку СБ, и колонна двинулась к цели. При подходе к ней Иван Девотченко увидел впереди и ниже себя группу бомбардировщиков врага. Внезапно появившаяся новая цель была так удобна для атаки, что нервы Ивана не выдержали. Осмотревшись и убедившись в безопасности своих сопровождаемых, Девотченко пошел в атаку на противника. Неожиданным ударом командир хотел заставить противника неприцельно сбросить бомбы, а затем быстро вернуться к подопечным. По сигналу командира группы две эскадрильи «ястребков» ринулись на «хейнкелей». Только Смоляков не поддался на приманку и остался около СБ, усилил наблюдение за воздухом.
Тем временем командир группы, увлекшись атаками, все дальше уходил от СБ, оставив свои бомбардировщики почти без прикрытия. Девотченко атаковал успешно: при первом же заходе истребители сбили два бомбардировщика противника.
А между тем со стороны солнца к группе СБ подошли две эскадрильи «мессеров» и приготовились их атаковать. Эскадрилья Смолякова заметила противника и бросилась на перехват. Да, дорого обошлась бы нашим бомбардировщикам недисциплинированность командира группы истребителей, не окажись эскадрильи Смолякова на месте! Ребята нашей эскадрильи вышли на «мессеров» на встречных курсах и сорвали первую, как правило наиболее результативную, атаку немецких машин. Затем И-16 повели огонь с дальней дистанции и заставили противника маневрировать. Потом связали, насколько могли, вражеские машины, не давая им возможности подобраться к СБ, атаковать свободно. А в дальнейшем, вступив в тяжелый оборонительный бой, эскадрилья Смолякова сумела прикрыть наши бомбардировщики.
Истребители под водительством Девотченко, что напали на вражеские бомбардировщики, не сразу увидели, какая опасность нависла над СБ. Они подошли на помощь Смолякову с некоторым опозданием, когда СБ, прикрытые всего одной эскадрильей, уже выполнили боевое задание и точно отбомбились. Лихая атака Девотченко стоила нам двух самолетов СБ. Один из экипажей спасся на парашютах. Почти каждая машина эскадрильи Смолякова имела по несколько пробоин, но приказ командования она выполнила успешно и сбила один Ме-109.
Честно говоря, не ожидал я такого финта от сдержанного, даже суховатого Ивана Девотченко. Да, видимо, нервы сдали… Мы еще долго обсуждали происшедшее с Иваном Девотченко, потом говорили обо всем, что случилось в эскадрилье за время моего пребывания в госпитале, затем я коротко познакомился с новичками. А наутро уже вылетел на боевое задание.
Ветераны отлично поймут меня, коли я скажу, что вступать в бой по возвращении из госпиталя намного тяжелей и сложней, нежели вести первую воздушную схватку или подниматься в первую атаку. В чем же дело? Идя в первую атаку, ведя первый воздушный бой, ты обычно бываешь уверен, что еще не отлита пуля для тебя, а вокруг свистят и светятся те, которым суждено мимо пролететь. Древнейший инстинкт самосохранения дремлет. Он сталкивается с неизвестной обстановкой, но горького опыта еще не выработалось. Инстинкт реагирует как бы чисто механически, скорее руководимый разумом, имеющим тоже лишь наглядный, а не собственный опыт. Другое дело, когда ты, вступаешь в бой, вернувшись из госпиталя после ранения, после сильнейшей встряски всего организма. Тут уж перед боем каждая клеточка твоего тела будто вопит о риске, связанном со смертельной опасностью. Инстинкт самосохранения бунтует вовсю. Сердце сжимается в груди, в горле ком, и холодок самых мрачных предчувствий охватывает тебя. Но все это лишь в предвидении боя. А потом, когда идешь в атаку или враг обрушивается на тебя, инстинкт самосохранения занимает подобающее ем