Кончились боеприпасы, стрелки бензиномеров приблизились к нулю.
— Домой! — скомандовал Москаленко. — Молодцы, ребята!
— Ты, командир, молодец!
На аэродроме Иван Григорьевич обнял Георгия.
— Ну как, можно бить врага и на «чайке»?
— Для Севастополя самая подходящая машина, товарищ комиссар! Теперь, когда у нас рации, можем потягаться и с «мессерами»…
Ждать долго не пришлось.
В середине февраля в порт вошел большой танкер, стал в Северной бухте, чтобы перекачать в береговые емкости доставленное горючее. Звено Москаленко вылетело на его прикрытие.
Держались с таким расчетом, чтобы перехватить противника на подходе.
— Впереди по курсу, — доложил Тюленин. — Видишь, командир?
— Вижу!
Двенадцать Ю-87, над ними «мессершмитты». Доложил на землю. Через несколько минут услышал голос своего друга Михаила Кологривова:
— Жора, держись, иду на помощь!
Главным было не дать «юнкерсам» прицельно сбросить бомбы. Москаленко развернулся на них. Четверка «мессеров» бросилась на него. Тюленин ловким маневром сумел зайти им в хвост, гитлеровцы отвернули. Георгий с Иваном стремительно зашли на «юнкерсы», расчленили их строй. Подошел Кологривов, сменил Тюленина у «мессеров». Все звено Москаленко атаковало бомбардировщики. Те начали сбрасывать бомбы, не успев лечь на боевой курс. Москаленко поймал одного в перекрестие, сбил. Кириченко сбил второго. Затем все вернулись к Кологривову, помогли его звену обратить в бегство «мессеры». Освободившись, звено Кологривова догнало «юнкерсы» и тоже увеличило свой боевой счет на два сбитых самолета…
На аэродроме летчиков встретил командующий ВВС Черноморского флота генерал-майор авиации Николай Алексеевич Остряков. Поздравил, расцеловал их. А молодому истребителю Шелякину, сбившему в этот день Ю-88, прорвавшийся к Севастополю, подарил свой именной пистолет.
К вечеру в эскадрилье появился боевой листок:
"Авиаторы! Бейте врага так, как его сокрушают летчики звеньев Георгия Москаленко и Михаила Кологривова. Сегодня от их метких очередей рухнули на землю четыре Ю-87!"
И вновь — наземные цели.
В один из ярких, солнечных дней начала марта Георгий с Иваном вылетели на разведку шоссе Симферополь — Севастополь. Обнаружили автоколонну. Впереди бензовоз буксировал крытую штабную машину. Развернулись, спикировали на него. Пылающий бензин хлынул на шоссе, обе машины загорелись. Колонне свернуть некуда: справа гора, слева обрыв. Летчики раз за разом заходили на цель. Через четверть часа все было кончено. Реактивные снаряды и пулеметные ливни превратили технику врага в сплошное дымящееся крошево, по сторонам валялись десятки трупов…
Вместе с мастерством росла и отвага, обдуманная, точно рассчитанная дерзость.
Как-то в воздухе Москаленко заметил, что два «мессершмитта» атакуют тройку возвращающихся с бомбежки пикировщиков Пе-2. В баках его машины почти не оставалось горючего, в пулеметных лентах — ни одного патрона. И тем не менее он бросился в лобовую. Нервы у гитлеровцев не выдержали, они отвернули, удрали. Вечером с аэродрома Херсонесский маяк позвонил известный в Севастополе летчик Иван Корзунов, горячо поблагодарил за выручку…
Запомнился Георгию один из весенних дней накануне третьего, последнего наступления вражеских войск на осажденный Севастополь.
На аэродром приехал новый командующий ВВС ЧФ генерал-майор авиации Ермаченков — это было уже после гибели Николая Алексеевича Острякова.
Комэск капитан Спиров построил летчиков.
— Кто из них самый глазастый? — оглядев строй, спросил генерал.
Оказалось, под Севастополь, по приказу самого Гитлера, переброшены мощные осадные орудия — 600-миллиметровые «карлы».
Комэск бросил взгляд на Георгия. Тот кивнул, вышел из строя.
— Готов выполнить задание, товарищ генерал!
— Ваше мнение, комэск?
— На старшего лейтенанта Москаленко можно положиться. В разведке он самый зоркий.
Ведомым Георгий взял уже испытанного в таких делах лейтенанта Михаила Петрова.
Линию фронта пересекли на большой высоте, потом снизились до бреющего. Заданный район — Мекензиевы горы. Забили зенитки. Сманеврировав, зашли на поиск. Обшаривали заросли, ущелья, посадку вдоль железной дороги. Зенитный огонь то резко усиливался, то стихал вовсе. Может быть, ориентироваться по нему? Беспрерывно маневрируя, пошли под огнем. На одном из крутых разворотов Георгий заметил мгновенный острый блеск. Вернулся, присмотрелся.
— Где-то тут, — подтвердил и Петров. — Если это не зенитки…
После нескольких заходов убедились: два сверхмощных орудия. Расположены на отлогом склоне высоты, на опушке соснового леса.
Спустя час шестерка «илов», лидируемая двумя «чайками», устремилась к цели. Проход маршрута на бреющем был излюбленным приемом Георгия. Лишь перед опушкой леса «чайки» свечой взмыли вверх. Штурмовики тоже набрали высоту, положили бомбы с пикирования, по указанным разведчиками ориентирам.
Ураганный огонь зениток не помешал сделать еще несколько заходов. Цель была полностью демаскирована и поражена. Больше с этой позиции «карлы» огня не вели.
Генерал Ермаченков, учтя прежние боевые заслуги старшего лейтенанта Москаленко, приказал представить его к званию Героя Советского Союза. Остальные летчики, участвовавшие в уничтожении сверхмощной батареи, были награждены орденами.
30 июня 1942 года эскадрилье было приказано эвакуироваться на Кавказское побережье. Ночью прилетел транспортный самолет. Гвардейцы в молчании попрощались с дымящимся в зареве Севастополем, поклялись вернуться в него с победой…
На Кавказе их ждала радость: 6-й гвардейский истребительный авиаполк вооружался новыми самолетами Як-1 и ЛаГГ-3.
Москаленко одним из первых овладел «яком», учил летать на нем подчиненных. Он уже был комэском: заменил на этой должности своего лучшего друга Николая Спирова, погибшего в одном из последних воздушных боев над Севастополем. В марте сорок третьего года гвардейцы перелетели на передовой аэродром, оборудованный под Геленджиком, в пятнадцати километрах от линии фронта.
В небе Тамани, Новороссийска эскадрилья Героя Советского Союза гвардии капитана Москаленко стала грозой для фашистских бомбардировщиков и истребителей. В одном из первых же воздушных боев, прикрывая штурмовой удар «илов», группа «яков», ведомая комэском, уничтожила один бомбардировщик и два «мессера»…
Семь месяцев эскадрилья не выходила из боев. Георгий стал не только искусным воздушным бойцом, но и опытным тактиком. Умение правильно построить бой, разумно распределить силы, без колебаний отказаться от принятого плана, если представились лучшие возможности, — эти качества теперь ценились им больше всего. А способность моментально принимать решение отличала его и раньше.
Как-то в середине ноября сорок третьего года он вылетел во главе группы на прикрытие действий штурмовиков: «илы» должны были атаковать вражеские танки, прорвавшиеся в глубь обороны десантников под Эльтигеном. Москаленко поднял в воздух свои «яки» заранее, набрал высоту и барражировал в стороне от плацдарма. Появились штурмовики. И тут же, конечно, «мессеры». Георгий хладнокровно выждал, когда они перестроились для атаки на «илы», и молниеносно ударил сверху. Немцы сразу недосчитались трех машин…
"Надо так овладеть своим мастерством, чтобы уверенно бить врага при любых условиях", — внушал комэск подчиненным.
И на деле показывал, что это возможно.
В боях над Эльтигеном и Керчью летчики эскадрильи показывали образцы умения и отваги и заслужили любовь героических защитников крымских плацдармов.
И лучшим из них был комэск.
Как-то вылетели опять со штурмовиками. Появилась шестерка «мессеров». Гитлеровцы шли смело, прямо на группу «илов», и это насторожило Георгия. "Всем оставаться в строю!" — передал он ведомым и один вышел навстречу. Застучали пушки, затрещали пулеметные очереди. Гитлеровцы предпринимали атаку за атакой, одинокий ястребок искусными маневрами уходил от огня и сам дерзко заходил в хвост пытавшимся выйти из боя «мессерам». А в это время штурмовики под надежным прикрытием остальных «яков» хладнокровно громили большую автоколонну противника, направлявшуюся к Керчи. Когда немцы, наконец, решились оторваться от Москаленко, один из них запылал и рухнул от его меткой очереди. Остальные поняли, что опоздали: колонна была разгромлена, штурмовики уходили к проливу…
И еще одна слякотная, штормовая, заполненная не столько полетами, сколько их ожиданиями зима…
И долгожданная, радостная весна — наступление, освобождение Крыма…
Пятьсот девятнадцать боевых вылетов, сто тридцать воздушных боев. Обо всех не расскажешь…
— Ну, а все-таки, как ты "погиб"? — спрашиваю, когда, наконец, выдается обещанная нами друг другу встреча.
Георгий смеется.
— Лучше спроси, как воскрес! Все-таки веселее. Задумывается, по давней привычке приглаживает то, что осталось от досаждавшей когда-то своей непокорностью шевелюры. Конечно, это уже не тот стройный и смелый летчик с плаката или из кинокадра, однако и стариком назвать еще не повернется язык.
— С кем из нас не бывало! Или, скажем, быть не могло…
Это и был его последний, пятьсот девятнадцатый боевой вылет. Гитлеровцев уже разгромили в Крыму, изгнали из Севастополя, недобитые остатки их отошли на Херсонес, закрепились на заранее подготовленном "аварийном рубеже", на старом Турецком валу. Из последних сил удерживаясь на нем, пытались морем спасти, что возможно. Задачей черноморской авиации было не выпустить отсюда ни одной вражеской посудины.
Рано утром 11 мая сорок четвертого года эскадрилья Москаленко вылетела на прикрытие двенадцати Ил-2, идущих под командой прославленного летчика-штурмовика Георгия Попова. «Илам» предстояло нанести удар по вражескому конвою, состоящему из двух транспортов, двух быстроходных десантных барж и двух сторожевых катеров, груженных войсками и техникой.
Москаленко вел «яки» рассредоточенно, зигзагообразным полетом. Сам со своим ведомым Александром Ивановым, по обыкновению, летел несколько выше боевого порядка: так было удобнее наблюдать за действиями штурмовиков и своих подчиненных, руководить ими, в случае чего прийти кому-нибудь на помощь.