Илона все еще не видела его. Он стоял сзади, глядя в упор на ее профиль с выгнутой бровью.
— Пожалуйста, — сказала она и положила ручку. Затем подняла глаза и окаменела.
— Ты? — вырвалось у нее.
— Я, Илона…
Он стоял над ней и улыбался, немного смущенно и скованно, но улыбался.
— Зачем ты тут?.. — прошептала она, оглядываясь на кабины. — Уходи, уходи скорей, что это тебе взбрело?..
Павел притворился, будто не расслышал ее слова.
— Я тебя искал, Илона, и не уйду отсюда, пока ты мне не пообещаешь…
Звонок в кабине прервал его. Он трезвонил несколько секунд. Илона поднялась.
— Прошу тебя, иди. Здесь нельзя. Иди.
Он не двинулся с места.
Илона направилась к одной из кабин, в которой трепетал голубоватый свет лампы, приподняла занавеску и исчезла там. На занавеске проецировалось каждое ее движение. Он видел, как она опускает колпак на лампу. Потом мелькнула тень пациента, который поднялся с койки и стал одеваться.
— Все в порядке? — спросила Илона.
— В следующий раз уже пятнадцать минут, сестричка, — сказал пациент.
— Да. Пятнадцать минут. А потом покажетесь врачу.
Она вышла из-за занавески, но тут же зашла в другую кабину и начала там что-то поправлять. Явно тянула время, видимо, думая, что Павел уйдет. Илона все не могла опомниться от его неожиданного появления. Он пришел к ней сюда. Сюда. Значит, он ее искал и ждал, как пациент, в приемной, пока не дойдет до него очередь. Со вчерашнего дня она не переставала о нем думать. Но вчерашняя встреча могла быть чистой случайностью. А вот теперь он снова здесь, стоит у ее столика и ждет. Чего ждет? Когда она его ждала, он не приходил. Только теперь пришел.
— Готово, — послышался мужской голос из соседней кабины.
Илона совершенно забыла о пациенте и теперь почувствовала облегчение, занявшись им. Она подошла к своему столу, чтобы поставить печать на карточке, принялась искать ручку, листать календарь, договариваться с пациентом о следующем посещении.
— Можно мне пройти в кабину? — спросил Павел.
Илона растерялась.
— Да, третья кабина сзади, — неожиданно услышала она свой собственный голос, встала, проводила пациента и закрыла за ним дверь. Потом прислонилась к стене. Через занавеску она видела силуэт Павла. Он стоял в кабине и ждал. Соседняя кабина была свободна, из следующей доносилось мерное тиканье. Пациент там будет лежать еще не меньше восьми — десяти минут. Он еще не переворачивался на другой бок.
Павел тоже прислушивался к тиканью. Оно раздражало его. Черт бы побрал эту тишину. Тут действительно не поговоришь. Он сел на койку, снял ботинок и поставил его на пол. Где же Илона? Надолго она его тут бросила?
Раздался звонок.
Может, этот человек сейчас уйдет? — подумал Павел.
— Повернитесь, — услышал он голос Илоны. Зашуршала занавеска. Видимо, она заглянула внутрь кабины. — Все в порядке?
Заскрипела койка. Пациент в кабине перевернулся. Потом шаги Илоны затихли.
И тишину прервал приглушенный шум. Как будто порывистый ветерок шелестел в ветвях высоких деревьев. Павел с облегчением вздохнул. Илона включила аппарат. Все понятно! Сейчас она придет.
Занавеска раздвинулась.
— Что это ты надумал, Павел? Ведь это…
— Я долго не видел тебя, Илона, — сказал он глухо. — Вчера… Вчера ты от меня ускользнула. А мне надо с тобой поговорить.
Он попытался взять ее за руку, но она отстранилась.
— Здесь нельзя, — она кивнула головой в сторону кабин. — Да не смотри ты на кварцевую лампу. Надень очки, — вдруг опомнилась она и, взяв висевшие на крючке темные очки, подала их Павлу, потом подошла к лампе и опустила колпак.
— Сестричка, сегодня на каждый бок уже по десять минут? — смущенно и в то же время заговорщически спросил Павел.
Илона вся пылала, она не умела притворяться, но все же включилась в эту игру. Взяла в руки будильник и задела его.
— Илона.
— Надевайте очки, — сказала она громко. — В них я тебя не увижу, — шепнул он. — Ты меня и так долго не видел.
— Я уезжал. Три месяца не был тут.
Она это знала.
— Три месяца. И ни разу не дал о себе знать. Ни до того, ни после, — выдала себя Илона.
— Я искал тебя.
— Не лги! — почти крикнула она.
— Я приезжал. Искал тебя, — повторил он. — Спрашивал и здесь, и в общежитии, но ты была где-то на экскурсии, а мне нужно было возвращаться в школу. И только сегодня мне повезло.
Илона пристально посмотрела на него. Павел схватил ее за руку. Пальцы Илоны дрожали.
— Присядь хоть на минуту, надо же поговорить. Что это так гудит?
— Я включила ингалятор, — сказала она. — Раз уж ты сюда ворвался. — Она с трудом владела собой. — Подожди! — Илона высвободила руку и склонилась над койкой. Сняла простыню, взяла из ящика чистую и разостлала ее. Накрахмаленная ткань не слушалась ее, топорщилась. Илона не спеша разгладила простыню.
Павел, стоявший за ее спиной, наклонился к ней. Она почувствовала это и выпрямилась.
— Что ты хочешь от меня? Зачем пришел? — глядя на него в упор, спросила она.
— Илона…
Он схватил ее за руки и крепко сжал их. Кровь бешено стучала в висках. И снова этот удивительный всплеск крыльев вспугнутых голубей у самой ее головы. Ах нет, эти крылья шумят и плещутся у нее в голове, в мозгу, Что это с ней?
Павел видел ее лихорадочно блестевшие глаза. Две большие капли золотистой смолы на пораненной коже дерева. Она любит его? Нет, он не мог ошибиться, и все же…
Ах, снова этот резкий, пронзительный звук. Звонок. Он дребезжал в кабине пациента, который вошел перед ним.
— Пусти, — сказала она торопливо. — Мне надо туда, к нему.
К нему. От этих слов он ощутил почти острую боль и медленно, неохотно выпустил ее руки.
Илона повернулась и, раздвинув занавеску, громко сказала:
— Одевайтесь!
Павел слышал, как она отодвигает аппарат, как разговаривает с пациентом. Илона и чужой мужчина. Он сейчас уйдет. Но в приемной еще ждет женщина с ребенком.
Дверь в приемную открылась, и он услышал голос Илоны:
— Минутку. Подождите немного, мне надо отрегулировать лампы. Я вас вызову.
Павел раздвинул занавески и вышел из кабины. Илона сделала несколько шагов навстречу ему и остановилась. Она уже овладела собой.
— Вот видишь, — сказала она. — Видишь, что я из-за тебя вытворяю? — Она смущенно засмеялась. — Ну, а теперь говори. Чего ты хочешь, Павел?
Через окно в комнату потоком вливалось солнце, его лучи озаряли чистое и открытое лицо Илоны. Павел снова ощутил, как близка ему эта девушка. Отблеск солнца скользил по ее волосам. Павел улыбнулся и тихо сказал:
— Рыжик.
— Что, что?
— Рыжик, — повторил он. — Я должен тебя видеть, Рыжик. Поэтому я пришел. Зайди на минутку сюда.
Он приоткрыл занавеску кабины.
— Нет, нет, — запротестовала Илона.
Павел подошел к ней.
Она тряхнула головой и многозначительно, с некоторой опаской указала на дверь.
— Илона, — сказал он, — я не уйду отсюда, пока ты мне не ответишь на один вопрос.
— Какой?
— Когда я тебя увижу?
Она задумалась.
— Сегодня четверг. В субботу вечером ты свободен?
— В шесть жду у моста, — сказал он хрипло.
Илона оглянулась на дверь, а когда снова посмотрела на Павла, глаза ее весело искрились.
— Павел, а где же твой второй ботинок? — спросила она и засмеялась.
Был снова ясный и солнечный день. Время приближалось к шести. Павел стоял на мосту, облокотившись на деревянные перила, и глядел то на дорогу, ведшую в город, то на реку. Для весенней поры воды в реке было очень мало, и зеленоватая ее гладь местами сужалась, открывая песчаные отмели. На берегу группами сидели люди, на краю отмели бродила пара аистов. Солнце еще грело, и Павел разнеженно жмурился.
Наконец показалась Илона. Он пошел ей навстречу.
— Явился, значит? А как же весенний сев? — пошутила она. Глаза ее лукаво блеснули. — Я мыла голову и потому немного опоздала. Извини.
Ее шелковистые блестящие волосы пахли ромашкой. Глядя на нее, Павел почти физически ощущал счастье.
— Куда пойдем? — спросил он.
Несколько юнцов, околачивающихся на мосту, обернулись в их сторону. Один, явно знавший Илону, ухмыльнулся и присвистнул. Павел замедлил шаг и оглянулся. Илона схватила его за руку.
— Пойдем, — сказала она и улыбнулась, — погуляем за городом. Я так давно не была в поле.
— Если хочешь, пойдем в сторону Трнавки, — предложил он.
Илона согласилась.
— В этом году я еще в Трнавке не была.
Она держала себя легко и просто, словно они уже не раз встречались после того, как он пришел к ней в поликлинику.
В воздухе звенели птичьи голоса, жужжали пчелы. На покрытом редким кустарником пастбище среди низкой желто-зеленой травы виднелись яркие пятна золотистых одуванчиков и увядающие, поникшие головки подбела. Высоко в небе кружил сарыч, другой неподвижно сидел на торчащем вверх журавле заброшенного колодца. В стороне между пашнями виднелся зеленый островок сочной озими, и по ней расхаживал аист.
Они шли рядом, и Павел все косился на Илону. На ней была простенькая юбка и легкая блузка, на руке она несла грубошерстный свитер. Она шла уверенным шагом, чуть откинув голову и подставляя лицо солнцу, уже клонившемуся к закату. От всего ее облика веяло юной красотой. В ней была врожденная простота и земная сила их виноградного края. Илона словно одаривала мир своим дразнящим очарованием.
Павел коснулся ее руки, словно желая убедиться, что все это настоящее, все происходит в действительности, что Илона и в самом деле здесь и идет рядом в ним.
Она крепко сжала его пальцы и сразу же отпустила их.
— Куда ты ведешь меня, Павел? В лес, что ли? — улыбаясь, спросила Илона.
— На пастбище, — ответил он, взволнованный ее прикосновением. — С Турецкой Могилы мы увидим Трнавку. Сейчас пастбище очень красиво.
Вдруг Илона остановилась.
— Только не туда, — сказала она с неожиданной горячностью и покраснела, когда он удивленно посмотрел на нее. Павел не понимал, почему она так воспротивилась. У Турецкой Могилы в это время действительно красиво, зеленеет трава, цветут кусты.