Климу стало неприятно его огорчать, но деваться было некуда:
– Нет. У меня обычная квартира. И даже не большая. Это я по деревенской привычке так говорю.
– Вы деревенский? – у Жоржика изумленно округлились глаза, и Клим даже дышать на миг перестал от того, как мальчик стал похож на мать.
– Крутогорские мы, – степенно, по-мужицки ответил Клим, насмешив его.
– А в деревне интересно?
– Тебе, наверное, интересно было бы, – чуть подумав, предположил Клим. – В детстве я о городе и слышать не хотел. Тогда мне ничего, кроме свободы, и не хотелось. А потом нужно было поступать в институт… Пришлось уехать. Так и остался здесь. Женился.
Жоржик с испугом спросил:
– Так у вас жена есть? А она какая? Она разрешит мне к вам приходить?
– Она и не заметит, что ты пришел, – выжав улыбку, сказал он. – У нее со здоровьем… не все в порядке, она спит целыми днями. Ну, иногда, конечно, просыпается… Но ты ее не бойся, она безобидная.
«Так что же я решил бы насчет Маши в своем сне?» – его опять охватила досада на то, что уже никогда не удастся этого узнать.
– А почему она спит? У нее что – сонная болезнь? Я читал, от чего она бывает. Это когда в кровь человека попадают… – Жоржик вобрал побольше воздуха и старательно выговорил: – Трипаносомы.
– Жгутиконосцы, – машинально подхватил Клим, потом оборвал себя. – Нет, у моей жены совсем другая болезнь. Хотя, может, в ее кровь тоже кто-нибудь забрался…
Жоржик догадливо предположил:
– Про это и говорить не хочется, да?
– Это почему же ты так решил?
– Ну… У вас такое лицо стало…
– Боюсь, что ты прав. Про это говорить мне не очень хочется… А откуда ты узнал про сонную болезнь?
Пытаясь вспомнить, мальчик наморщил лоб, как делала Зина:
– В какой-то книжке название встретилось… А потом я в энциклопедии нашел. Мама нам уже несколько купила. А папа говорит, что это – лишняя трата денег. Вот в театр билет купить – это не жалко, а почитать и в библиотеке можно.
– Можно очень многое упустить, если книги нет у тебя под рукой, – не согласился Клим, избегая обсуждать поступки Ивана, хотя понимал, что косвенно все равно выступает против него. – Я сегодня еще раз убедился, как страшно потерять время. Если тебе очень хочется чего-то, а ты не сделаешь этого немедленно, то твое желание может уже никогда не исполниться. Так и с книгой… Тебе захотелось прочитать о чем-то, а сбегать в библиотеку некогда. И все… Ты можешь уже никогда этого не узнать. Некоторые советуют не торопить события, а мне кажется, что нужно спешить жить. Ведь никто не знает, для кого из нас наступит завтрашний день, а для кого и нет. Нужно все успеть сегодня…
Он поймал себя на том, что говорит уже не для мальчика, но тот слушал его так внимательно, что Клим с благодарностью улыбнулся. «Ты все же провел положенную беседу, – язвительно сказал он себе. – Хоть и вкратце, и с другим ребенком…»
Когда Клим замолчал, мальчик с заметной гордостью сообщил:
– А я время не теряю! Я уже все эти энциклопедии прочитал. По биологии самая интересная! Знаете, каким словом она заканчивается?
– Словом? Ты помнишь последнее слово?
Жоржик радостно кивнул, вытаращив блестящие «топтыжкины» глаза:
– Грязный!
– Почему «грязный»?
– А там в конце про шимпанзе написано, которых учили языку глухонемых. Так они, чтобы ругаться, выбрали это слово. Грязный!
– А почему ты это запомнил?
– Не знаю, – весело крикнул мальчик. – Смешно!
«Ты сам смешной, – с нежностью подумал Клим, поглядывая, как замелькала впереди полосатая футболка мальчика. – Давно я таких детей не встречал…»
Он спохватился, что обещал Свете вернуться, и признал, что уже тогда подозревал, что обещания не выполнит. Словно предчувствовал, что Зина позовет его куда-то… Все равно куда! И он помчится, из последних сил перебирая ногами, давно отвыкшими от нагрузок, и хватая воздух, которого становится все меньше и меньше…
Клим подозревал, что завтра с трудом сможет передвигаться, потому что тело превратится в орган боли, в котором у каждой мышцы своя тема. Но все это, как говорила Зина в его сне, было неважно. Желтый цвет ее майки впереди – вот что важно. Цвет еще не разрешающий, но уже подающий надежду. Заставляющий собрать все силы для рывка, который, как и каждый наш день, может оказаться последним. И Клим чувствовал, что готов отдать эти оставшиеся для жизни силы, даже если будет точно знать: новых уже не появится. Но ради этого желтого света впереди их было не жаль…
Он понимал, что Зине могут оказаться и не нужны его смешные жертвы в виде мокрой от пота спины, дрожащих от напряжения ног. Она уже нашла своего принца и поселилась с ним во дворце. Каждая современная девчонка именно о таком мечтает – белозубом, сильном, с золотой цепью на загорелой шее… Кому нужен лысеющий, толстеющий врач с больной женой и квартирой в деревянном бараке?
– Прибыли! – звучный голос Ивана пробудил его, как неожиданный порыв ветра.
Клим тяжело соскочил на землю, даже не нажав на тормоз, потому что скорость уже была символической. Ему хотелось зашвырнуть велосипед в канаву, поросшую полынью, и самому свалиться туда же, чтоб до самого вечера лежать там, ни о чем не думая, вдыхать всей грудью горьковатую свежесть и следить, как перемещается по небу желтый свет.
Он вдруг заметил, что Зина смотрит в его сторону, и ее взгляд показался ему сочувственным. Не испытывая при этом ни малейшего удовольствия, Клим попытался увидеть себя ее глазами и не удержался от того, чтобы не поморщиться, представив блестящее от пота красное лицо с побледневшими губами и прилипшие ко лбу волосы. Увидев это, он с беспощадной ясностью понял: сейчас происходит самое страшное для него – он кажется ей жалким. Что он ни сделал бы после, сколько пьес ни написал бы… Да хоть горы свернул бы! Зина уже запомнит его таким – обессилевшим, почти старым, трясущимся от усталости…
«Ну и черт с вами со всеми!» – он вскинул голову, чтобы не расплакаться от унижения и не пасть в ее глазах еще ниже.
Зина удивленно приподняла не очень темные, в тон волосам, брови и отвернулась.
Ее сын уже с воплями скакал по маленькой поляне среди берез, одна из которых почему-то оказалась плакучей. Остальным до ее печали не было никакого дела, ведь впереди было лето, и солнце, и теплые дожди, а значит, для грусти просто не находилось ни малейшего повода. И деревья хорошо это чувствовали.
«А ведь они совершенно правы, – внезапно успокоился Клим и, положив велосипед, подошел к этим мудрым деревьям. – Надо радоваться тому, что жизнь дает нам, ведь всегда может стать еще хуже. Я сам изо дня в день внушаю это своим подросткам, а тут вдруг забыл… Что случилось плохого? Я не развил космической скорости? А кто от меня этого ожидал? Ее я предупредил, что не подходил к велосипеду лет двадцать… А Ивану даже приятно было выглядеть на моем фоне таким молодцом! Остальные-то держались ничуть не хуже, чем он… Может, он мне еще и спасибо скажет…»
Решив не участвовать в сооружении общего стола, Клим уселся под березу, показавшуюся ему самой веселой изо всех, чтобы хоть слегка подпитаться ее светящейся энергией. На солнце береста была так ослепительна, что резало глаза. Клим счастливо жмурился, слушая простенькие песенки кузнечиков, и нехотя отгонял мух. Ему хотелось свернуться клубком, как он любил делать в детстве, и попытаться вызвать тот же сон. Клим отказывался слушать врача, столько лет одерживающего в нем верх над человеком, который и сейчас твердил, что нелепо заниматься такой ерундой. «С твоими-то специальными познаниями!»
«А вот буду! – строптиво отзывался Клим. – Я целую жизнь только тебя и слушался…»
Вприпрыжку подбежавший Жоржик растянулся рядом на животе и, болтая в воздухе босыми пятками, возбужденно спросил:
– Березовый сок будем пить?
– Поздно, – лениво отозвался Клим. – Вот это мы с тобой уже не успели… В апреле надо было.
– Жалко!
– Ладно, переживем, в нем все равно один сахар…
Подскочив, мальчик возмущенно вытаращил глаза:
– Как это? А витамины?
– Да нет там ничего.
– А зачем же его пьют?
Загорелый лоб опять напряженно сморщился, и на этот раз Клим провел по нему пальцем:
– А зачем такую гармошку собрал?
– А что? Я морщин не боюсь! Так зачем?
– Наверное, думают, что природный сок обладает чудодейственной силой. Но это не так.
– А вдруг так?
Клим добродушно подтолкнул его:
– Попробуй, если не терпится. Вдруг назад ты вернешься настоящим богатырем…
– Ну чего вы смеетесь?!
– Косая сажень в плечах, кулаки размером с голову…
Снисходительно фыркнув, Жоржик озабоченно проговорил:
– Я Петьку напоил бы. Он у нас совсем чахлый… Вы видели, как его папа со сцены за ногу уносит?
– Не видел, – ему представился обвисший мягкий хохолок, и сердце отчего-то тоскливо заныло.
– Ой, это «коронка»! Вы бы знали, что в зале творится! Зрители прямо визжат.
– А где он сейчас? – он так ясно увидел светлые реснички малыша и его готовый к улыбке, раскрытый в ожидании ротик, что пришлось зажмуриться, чтобы это видение ушло.
Вытянув зубами колосок из травяных ножен, Жоржик с сожалением вздохнул:
– Дома, с Тонькой. Она у нас малость дикая, не любит со всеми ездить. Только если семьей. А вот театр – это разве не семья? Я так привык ко всем. Жалко, что мы не целые дни вместе – они же все работают где-нибудь… А если на репетиции хоть кого-нибудь из них нет, уже скучно. Вон Володя уехал… Это вы на его велике ехали! Уже не то без него…
Слушая его, Клим безотчетно следил за тем, как Зина режет вытянутые красные помидоры, раскладывает пучки зеленого лука, встряхивает слежавшуюся соль. Она ни разу не посмотрела на него, но Климу почему-то казалось, что она хорошо чувствует его взгляд. В ее движениях ему виделась какая-то рассеянная плавность, будто Зина очень старалась быть естественной, но при этом не могла забыть о том, что на нее смотрят, и это ее слегка сковывало. И скованность эта все нарастала, уже откровенно мешая ей, потому что Зина наконец не выдержала.