Клим усмехнулся, мельком взглянув на нее, и по-детски потер нос:
– Ну почему? В юности я играл рок… Хотя, боюсь, вы правы. Не такой уж я борец. А то бил бы морды папашам тех детей, которые к нам попадают…
– Чего же тогда ерепенитесь, раз не борец? – быстро справившись с жалостью, спросил Иван.
– Я не ерепенюсь, – удивился Клим.
– А как это называется? Или может, вы просто боитесь влипнуть?
Не дрогнув, Клим возразил:
– Как раз этого не боюсь. Мне известно, как такие вещи делаются. Так, чтоб не подкопались.
Иван сразу оживился:
– Так что ж тогда?
– Противно просто, – равнодушно отозвался Клим. – Вы же сами показали в… на сцене, как трудно выбраться из болота… Так уж лучше туда и не попадать.
– Ах, противно, – пробормотал Иван и сжал губы.
Пропустив весь этот диалог мимо ушей, Маша громко спросила, нетерпеливо перебирая маленькими ручками по руке мужа:
– А что за мебель? Я видела по телевизору такой царский диван…
– Вы великолепно смотрелись бы на нем в этом пеньюаре! – галантно заявил Иван и чуть склонил голову.
– Я убью тебя, – еле слышно шепнула Зина.
Он только ухмыльнулся и с тем же наигранным пафосом продолжил:
– А какие бывают кресла! Маша, вы бы в таком чувствовали себя герцогиней!
– Ой, – она закрыла глаза, вызывая картинку. – Неужели такое возможно? Я не могу поверить!
– Одно слово вашего мужа и…
Клим неожиданно резко сказал:
– Оставьте ее в покое!
Он сделал шаг вперед, будто пытался прикрыть жену, но руки ее не выпустил. «Он никогда ее не выпустит, – с горечью подумала Зина. – Он на это просто не способен… Хоть мы и самом деле не виноваты, что здоровы».
– Ладно, оставим, – согласился Иван и вскинул руки, изображая, что сдается.
Зина покосилась на него с подозрением: такая сговорчивость с чужими была не в его характере. Легко Иван уступал только ей, но даже с другими артистами, которых любил называть членами семьи, оставался непреклонен.
«Нет, он не сдается, – догадалась она. – Надеюсь, Клим это понял… Господи, ну почему он все время улыбается?!»
Это уже снова относилось к мужу. В памяти еще сохранились бледные оттиски тех дней, когда Иван одной этой улыбкой заставлял все в ней замирать. Тогда она верила, что так улыбаться может только чистый сердцем человек. Ей стоило большого труда принять, что это совсем не так…
– Пойдемте на кухню, – уже успокоившись, снова предложил Клим. – Вчетвером мы там еще поместимся.
Иван уже раскрыл рот, чтобы поведать об удобстве угловых кухонных диванчиков, но передумал, заметив Зинин взгляд. Вместо этого он подхватил Машу под руку и вытащил в коридор, что-то нашептывая. Она семенила рядом, похожая на жалкую старушонку, опекаемую взрослым сыном, дожидающимся наследства.
– Это какой-то жуткий сон, – шепнул Клим, на секунду задержавшись возле Зины. – Ты, и она, и он – все здесь. Вместе. Я просто поверить не могу…
– Не все сны бывают радостными, – осторожно заметила она.
Он печально отозвался:
– У меня только один такой и был…
И помолчав, глухо добавил, чуть отвернувшись:
– Ты даже не представляешь, как я хочу тебя обнять…
– Представляю, – Зина вскользь погладила его вдоль позвоночника. – Я ведь тоже хочу…
Клим вдруг шагнул к ней и обнял, одним движением отрешившись от всего и ото всех, кто был за пределами этой комнаты, где он написал свою пьесу и где хранил Зинину фотографию. Она даже не испугалась, потому что и для нее сейчас мир ограничился пределами этой комнаты. В голове у нее все мягко поплыло, будто их маленький островок сам собой оторвался от остальной суши и превратился в летучий корабль, для которого не существует границ и указателей. Зине даже послышался легкий свист, и она представила, что если откроет глаза и отодвинется от прижавшего ее человека, то упадет с высоты. Опять туда, где сплошные границы и указатели…
И все же ей пришлось высвободиться, ведь часть ее еще оставалась на земле и требовала воссоединения. «Я могу существовать только или там, или здесь. Я не умею разрываться…» – морщась от боли, она погладила лицо Клима, которое опять стало младенчески-счастливым.
– Если б мы могли ускользнуть с тобой в какой-нибудь параллельный мир, – прошептал он, открыв глаза. – Представляешь, они заглянули бы, а нас нет…
Но к Зине уже вернулась обычная, самой поднадоевшая трезвость.
– А как же мои дети? – спросила она.
Клим тихонько рассмеялся:
– Ну, мы стащили бы их как-нибудь…
Громкий голос Ивана оттолкнул их друг от друга:
– Эй, вы где там застряли?
Шагнув в коридор, Клим спокойно ответил:
– Я показал Зине начало…
Он запнулся, взглянув на жену, и закончил туманно:
– Своей работы…
– Клим очень много работает, – пожаловалась Маша и, широко раскрыв рот, положила на язык квадратик песочного печенья.
Проследив за ней, Иван округлил бесстыдно засмеявшиеся глаза. Потом уже серьезным тоном заметил:
– Кстати, о вашей работе… Я прочитал об этих птицах одну интересную вещь. Оказывается, аист убивает самку, заподозренную в супружеской измене.
В повзрослевшем за минуту лице Клима ничто не изменилось. Налив чаю Зине и себе, он невозмутимо поинтересовался:
– Только заподозренную?
– Вы этого не знали?
– Нет. Я что-то такого нигде не читал.
– Ну так имейте в виду, – безразличным тоном произнес Иван. – Это может вам пригодиться.
Зина побаивалась, что Клим как-нибудь выдаст себя: чашка дрогнет в руке или голос. Но он уверенно отхлебнул горячего чая и без заминки ответил:
– В моей… работе я обхожусь без крови.
– А что так? – Иван язвительно прищурился. – Боитесь ее?
– Как я могу бояться крови? Я же врач. Я точно так же прошел через анатомичку, как и другие… Дело совсем не в этом.
Иван хлопнул рукой по столу, напугав Машу, которая сразу прижалась к мужу.
– Держу пари, у вас имеются некие убеждения на этот счет!
– Да уж имеются! – рассердился Клим. – Мы же не животные, чтобы совершать неконтролируемые действия!
Таранин лукаво напомнил:
– А состояние аффекта?
Упрямо склонив голову, Клим сказал:
– В любом случае, убийство не решает проблему, а только создает новые.
– Это если за ним следует наказание… Но вы загляните в статистику! Нераскрытых убийств сотни! А что это значит? То, что сотни людей решили свои проблемы, не создав новых.
– Участие совести в этом деле вы начисто отвергаете?
Едва не подавившись, Иван громко расхохотался:
– Ну, Клим! Уж от вас ли это слышать! Смех да и только… Вы же лучше всех должны знать, что все эти ужасные муки совести придуманы господами сочинителями… На самом деле есть только страх. Опять же перед наказанием, а не перед преступлением. Вот он может помешать… Но если поработать головой… Знаете, кто может стать идеальным убийцей? Режиссер. Ну или писатель. Тот, кто привык предугадывать каждый шаг своего героя. В данном случае жертвы…
«Что он такое несет? – с раздражением подумала Зина. – Не думает же он, что меня можно запугать? Только не запугать… Тут он как раз и просчитался».
– Все это – умозрительная теория, – пожал плечами Клим. – Меня это не особенно увлекает, потому что в действительности все выходит по-другому… Я – врач, я привык на все смотреть трезво. А вы, конечно…
Откинувшись, Иван навалился спиной на узенький подоконник и с усмешкой спросил:
– А трезво глядя на меня, что вы сказали бы? Именно как врач?
– Это что, такая игра? – поглядев на Зину, уточнил он. – «Поговорим откровенно»?
– Почему бы и нет? Так что скажете, господин доктор?
– Что вы кажетесь абсолютно здоровым человеком…
Иван зло хмыкнул:
– Для человека, считающего себя художником, это не очень-то хорошо!
– Быть здоровым всегда хорошо, – возразил Клим, все размешивая давно растворившийся сахар. – Вы просто не представляете, каково это – быть по-настоящему больным человеком.
– Вот я очень здоровая, – с гордостью сказала Маша и оглядела всех с торжествующей улыбкой. – Я никогда ничем не болею.
Клим бесстрастно подтвердил:
– Это правда.
– С чем вас и поздравляю, – отозвался Иван и внимательно посмотрел на Зину. – Жена, ты что это такая тихая?
– Перебираю свои болячки…
– А какие у тебя болячки? – удивился он.
– Ты хочешь, чтобы я всем рассказала?
Иван без улыбки сказал:
– Но Климу-то можно.
– Зачем? – продолжала упорствовать Зина.
– А вдруг он тебе поможет? Заинтересованный врач может творить чудеса… Клим, вы ведь заинтересованный врач?
Не запаниковав и от этого выпада, Клим утвердительно кивнул:
– Ну конечно! Любой врач счел бы за честь спасти такую актрису. Только я очень надеюсь, что вас не от чего спасать.
– Да вы – сама корректность! – насмешливо бросил Иван и через весь стол потянулся к чайнику. – Прямо отпрыск английской аристократии…
Сохраняя невозмутимость, Клим ответил:
– Если б у нас когда-нибудь была война с Англией, это было бы вполне возможно. Хотя до деревни, где я родился, даже гитлеровцы не добрались. Так что я – чистокровный русак.
– Как заяц! – Маша радостно засмеялась, взглядом призывая всех разделить ее веселье.
Но никто даже не улыбнулся. «Почему мне так тяжело? – покачивая в чашке вишневое солнце, думала Зина. – Может, мне только кажется, что он догадался? А если и так, то ведь он тоже наверняка думает, что, может, ему только кажется, что происходит нечто необычное… Да разве что-то происходит? Только внутри нас с Климом, а не во внешнем мире… Как может задеть Ивана то, что происходит во мне, до тех пор, пока я не выпущу это из себя? А я ведь не выпущу, пока достанет сил… Надо терпеть. Здоровый человек может терпеть достаточно долго».
– Тебе подлить? – спросил Иван, приподняв чайник. – Да ты, я гляжу, и глотка не сделала… Что такое? Ты же любишь чаи гонять… Тоже… английская аристократка…