Теперь Клим предчувствовал почти то же: завтрашний день будет полон только Зиной… Пьесой, которую он для нее пишет… Беззвучными разговорами с ее фотографией… А если Бог даст, то и с ней самой. Живой. От этой мысли у него увлажнялись ладони и в груди щемило так пронзительно, что Клим поневоле вспоминал, что вступил в самый привлекательный для инфаркта возраст.
Пытаясь отвлечься, он с утра привел в порядок все медицинские карты и понемногу побеседовал с каждым из маленьких пациентов. Когда в кабинет вошел Ворон, Клим в который раз испытал прилив неловкости перед мальчишкой, на котором попросту разрядил переполнившее его возбуждение. Он уже хотел было заговорить об этом и как-нибудь оправдаться, но вдруг заметил, что Ворон то и дело глуповато и счастливо улыбается.
– Что произошло? – напрямик спросил Клим, почувствовав, что мальчишка не прочь поделиться.
Тот разулыбался уже в открытую, и тонкие ободки его ушей ярко засветились на солнце.
– Они опять пришли, – стараясь не выдать своего ликования, сообщил Ворон.
– Зина?! – вырвалось у Клима.
Мальчишка посмотрел на него понимающе и сказал, голосом выразив сожаление:
– Да не… Ее там нет. Только девчонка с пацаном. Ну, Тоня.
– Я понял, – перебил Клим и, не скрывая удивления, спросил: – Они вдвоем пришли?
– Ну… Они там, в коридоре.
Быстро поднявшись, Клим машинально поправил волосы и распахнул дверь:
– Вот так сюрприз, – в замешательстве оглядев детей, протянул он. – Заходите. Или вы не ко мне?
– К вам, – серьезно сказала Тоня, настороженно, как незнакомого, рассматривая его.
Жоржик выскочил откуда-то сбоку и, дернув Клима за руку, улыбнулся во весь рот:
– Здрасьте! Спорим, вы нас не ждали!
– Ты уже выиграл, – признался Клим. – Да проходите же… Я сейчас освобожусь.
Секунду поколебавшись, он указал на свой заветный диванчик:
– Располагайтесь… Ворон, ты не против, если мы потом поговорим?
– Да не, – старательно не обращая внимания на Тоню, согласился мальчик и вежливо добавил: – Как вам удобнее…
Клим насмешливо поддел его:
– Мне удобнее дома в кресле. Ты никуда не исчезай, я только переговорю с ребятами и сразу к тебе, договорились?
Потупившись, как скромный ученик, Ворон встал и скованной походкой направился к двери. Но Жоржик неожиданно бросился за ним следом:
– Эй, Ворон, ты же мне фокус с ножичком обещал показать!
– С каким еще ножичком? – грозно спросил Клим. – Ты что, порядков наших не знаешь?
– Да это мой, мой! – закричал Жоржик, чуть ли не прикрывая собой Ворона, которому и до плеча-то не дорос. – Это я с собой взял.
– Ну ладно, только осторожнее, – разрешил Клим, пребывавший по случаю отпуска в благодушном настроении.
И шепотом добавил, когда они уже открыли дверь:
– Не попадитесь там!
Хмыкнув, Ворон кивнул, а Жоржик стукнул себя по груди и приложил к губам указательный палец. Клим улыбнулся сразу обоим и с некоторым страхом обернулся к Тоне, которая продолжала буравить его взглядом.
– Может, чего-нибудь хочешь? – спросил он с надеждой. – Попить? Поесть?
– Я не беспризорная, – отрезала девочка. – Меня дома кормят.
Клим покорно согласился:
– Ну, конечно, я и не сомневался. У тебя хорошая мама.
– Она вам нравится? – требовательно спросила Тоня.
Ее волнение выдавало лишь то, что она то и дело отбрасывала со лба челку. Но в целом ее самообладанию могли бы позавидовать спартанские мальчики. Решив не поддаваться на ее провокационные выпады, Клим спокойно ответил:
– Конечно, она мне нравится.
– Очень?
– А что, по-твоему, значит очень?
Нисколько не сконфузившись, Тоня задала очередной вопрос:
– Вы ведь в нее влюбились?
«Да, – ответил Клим про себя. – Я влюбился…»
Он молча смотрел на нее и ждал продолжения, и тогда девочка впервые дала волю раздражению:
– Ну что вы молчите? Боитесь, что я папе скажу? Так не бойтесь. Я не собираюсь вас выдавать. Это мне нужно знать. Самой.
– Да, – поглядев в окно, сказал Клим.
Она растерянно переспросила:
– Что да?
– Я люблю ее. Твою маму.
Тоня вскочила с дивана, будто ее ужалили, и пронзительно вскрикнула:
– Зачем вам это надо? Вы ведь женаты! И у нас семья… Оставьте ее в покое!
Даже не улыбнувшись над тем, как она вдруг заговорила, Клим негромко сказал:
– Я не могу.
– Не можете?
– Не могу. Я не должен тебе этого говорить, но раз уж ты хочешь понять… Я только и думаю, когда увижу ее в следующий раз.
– Вы с ней… Вы с ней… – девочка захлебнулась словами и в отчаянии сжала кулачки.
Клим предупреждающе вскинул руку:
– Нет-нет! Если ты об этом… То можешь мне поверить: ничего не было.
«Ну, почти ничего», – сделал он про себя оговорку. Несколько секунд она продолжала так же мрачно разглядывать его, потом снова села в уголок дивана:
– Зачем же вам ее видеть?
– Я же говорил тебе: я просто не могу. Не могу ее не видеть. Не слышать ее голоса, ее смеха. Не следить за ней взглядом. Не восхищаться…
Насупившись, Тоня сердито спросила:
– Значит, так любят?
– Я – так, – кивнул Клим. – Может, у кого-то это проявляется по-другому. Считается, что человек может даже убить из любви… Но я не назвал бы это любовью.
Еще немного помолчав, она подняла испуганные глаза:
– Вы хотите забрать маму у нас?
– Нет, – сразу же ответил он. – Не у вас… Но у вашего отца – да. Я хочу забрать ее у него.
– Но он ведь ее тоже любит! – воскликнула девочка и вся покраснела от негодования и беспомощности.
Клим со вздохом признался:
– Как же мне трудно говорить с тобой об этом… Я не знаю, как это объяснить! Мне ничего не известно о его… чувствах. И даже об ее. Я знаю только, что не могу без нее жить… Каким бы старомодным тебе это ни казалось.
Девочка пожала плечами:
– Почему старомодным? Правда, у нас в классе многие считают, что их родители уже устарели для… Ну, для любви… Но я так не думаю. У нас даже бабушка два года назад замуж собиралась.
– И что же? – заинтересовался Клим.
– Ничего не вышло, – вздохнула Тоня. – Он хотел, чтоб она с работы ушла. У него огород там, хозяйство… А наша бабуля без своего дворца просто жить не может!
– А ты его не любишь?
Она холодно отрезала:
– А что мне там делать? Папа меня только в одном спектакле выпускает… И то без слов. Актерских способностей у меня нет. А может, и никаких нет…
Не допуская горячности, которая всегда настораживает, Клим возразил:
– Какие-нибудь есть у каждого.
– Вы так думаете? Ну, я, правда, рисую хорошо… Это ведь не хуже, чем быть артистом? А то папа меня однажды на репетиции «бездарностью» обозвал…
– Ну, он на всех кричит, насколько я успел заметить, – махнул Клим рукой. – В деревне говорят: в раж входит.
– Это точно! – подхватила Тоня. – Мама его иногда «замаскированным кавказцем» называет. В смысле, что темпераментный очень… Но мы все равно его любим!
Это прозвучало вызывающе, но Клим вызова не принял.
– Конечно, любите, – невозмутимо согласился он. – Я тоже своего отца любил. А он лупил меня как сидорову козу!
– За что? – с интересом спросила Тоня.
Он только развел руками:
– Не помню! Но было за что, это уж точно.
– А папа тоже хорошо дерется, – предупредила она.
– Я и не сомневался, – пробормотал Клим. – И знаешь, что я тебе скажу? Если дело дойдет до драки, он точно победит.
Девочка посмотрела на него испытующе:
– Почему? Вы ведь тоже умеете драться. Вон как Ворону тогда врезали… Я вам забыла «спасибо» сказать! – спохватилась она.
– Разве? По-моему, говорила.
– Это мама говорила. Вы перепутали.
– Но она ведь и от твоего имени тоже говорила. Кстати, я совсем не горжусь тем, что его ударил.
Но Тоня с азартом заспорила:
– Ну и зря! Ему же на пользу пошло. Вон каким тихим стал! Прямо глаза поднять боится…
– Это ты его смущаешь, – усмехнулся Клим.
– Вот еще! – покраснев, фыркнула девочка и уже другим, плавным движением отбросила со лба челку.
– Хороший парень, – уже серьезно заметил, – хорошие руки… Мать у него умерла, а отец не следит.
Она осуждающе качнула головой:
– А у самого мозгов, что ли, нет? Папа нам всегда говорит, что мы должны сами думать, что делаем. Вот мама сейчас, по-моему, не очень думает…
И с внезапно прорвавшейся жалостью добавила:
– Вы бы только видели, что с ней делается! У нее все просто из рук валится… Она никогда такой не была. Даже готовить невкусно стала…
Она оборвала себя, потом с сомнением сказала:
– И, кажется, знаете что… Кажется, папа все замечает…
– Правда? – испугался Клим, но следом почувствовал внезапное облегчение.
– Он вчера даже бабушку к маме подослал. Чтоб пропесочила. Сама-то бабуля ничего и не заметила бы… Она видит только то, что во дворце делается. Мы когда маленькими были, она даже ни разу с нами не нянчилась. Только мама…
– Ну и как? – с тревогой спросил он.
– Что?
– Пропесочила?
Безнадежно махнув рукой, Тоня сердито проговорила:
– Да мама ее даже не слышала… Я зашла попить, а она и меня не заметила. У нее такие глаза были…
Поковыряв ногтем обивку дивана, она угрюмо спросила:
– И что же вы будете делать? Я не хочу, чтоб они разводились, так и знайте!
– Я понимаю, – сдержанно сказал Клим.
– Но как же так! – ее голос вдруг плаксиво сорвался. – Жили-жили, и – на тебе! Почему все должно измениться? Я ведь знаю, что многие взрослые так и живут…
Он не понял:
– Как живут?
Тоня с досадой пояснила:
– Ну как! Живут с одними, а любят других. Я сто раз про такое читала.
– Это верно. Другие так и живут. Но только не твоя мама.
Немного подумав, Тоня неохотно согласилась:
– Да, она такая… Она и от нас вечно требует, чтоб мы были честными. Хотя кому сейчас нужна эта честность? Все кругом воруют…