Эдита Павловна направлялась ко мне, и я приготовилась к тому недовольству, которое непременно должно было обрушиться на мою светлую голову.
«Во-первых, бабушка раздражена из-за Клима, он не дал ей возможности насладиться триумфом, – начала я перечислять причины, – во‑вторых, Матвеев уехал, и где меня носило в это время? Но я же не знала, что должна его удерживать. Никто ведь не предупреждал о том, что он мой будущий муж…»
– Я совершенно не виновата, честное слово, – прошелестела я губами и мысленно добавила: «Клянусь всеми драгоценностями, находящимися в этом доме».
– Я не потерплю!.. – прогремел голос Семена Германовича, и все разом обернулись, а Эдита Павловна резко остановилась. – Убери руки, жалкий гаденыш!
Музыка еще неслась по залу, но она вдруг заторопилась, потеряла ритм, громкость, врезалась в одну из колонн и рассыпалась на ноты…
Дядя шел нетвердой походкой к Коре и Марку. Его багровое, перекошенное лицо дергалось и блестело. Редкие рыжие волосы с проседью растрепались, руки болтались, бабочка повисла, а живот стал еще больше выступать вперед. Семен Германович был пьян и не производил впечатления человека, способного контролировать свои поступки. Таким злым я, пожалуй, видела его впервые.
– Что все это значит… – донесся до меня сдержанный голос Эдиты Павловны.
– Я не потерплю! – взревел Семен Германович и, закрыв глаза, буквально прыгнул на Марка, вцепился в его горло и заорал: – В моем доме!.. С моей женой!.. Танцевать удумал?! Гаденыш! Не потерплю-у!
Кора отскочила влево, зло сверкнула глазами, презрительно скривилась, а затем устремилась к мужу и схватила его за плечо.
– Перестань, – она сделала попытку отцепить Семена Германовича от Марка, но ничего не получилось: гнев придавал дяде силы, а алкоголь окончательно затуманил разум. Бледный Абакшин с испуганным и брезгливым выражением лица нервно отбивался, однако силы были неравны.
Скандальная сцена длилась недолго – молниеносно преодолев приличное расстояние, Бриль отодрал Семена Германовича от Марка и сжал его в здоровенных ручищах.
– Не позволю! – взвизгнул дядя, вертясь, вырываясь, тряся кулаками. – Отпустите меня, немедленно! – Но справиться со Львом Александровичем у него ни за что бы не получилось, и, сдавшись, дядя ожесточенно плюнул в сторону Марка. Бриль потащил Семена Германовича в столовую, и уже через считаные секунды дверь скрыла их.
Каменное лицо Эдиты Павловны дернулось и ожило.
– Почему я не слышу музыку? – произнесла она громко и четко, и тишина тут же утонула в звучании скрипок, виолончелей и других музыкальных инструментов. – Танцуйте, – спокойно обратилась она ко всем, сухо улыбнувшись, – не стоит обращать внимание на досадные мелочи.
Публика задвигалась, к Марку подлетела его мать, а я выхватила ошарашенный взгляд Леры и любопытный – Симки, услышала бабушкино «Анастасия, следуй за мной» и окончательно распрощалась с пирожными.
Проходя мимо Коры, Эдита Павловна подала ей знак, так что в столовой нас оказалось пятеро.
Семен Германович сидел за столом и жадно пил воду из стакана, Бриль стоял рядом и цепко следил за «пациентом». Увидев нас, Лев Александрович отошел к окну и отвернулся, давая понять, что мешать не станет, но и не уйдет. На всякий случай.
– Объяснитесь, – прошипела Эдита Павловна, превратившись в кобру.
– Ваша раскрасавица дочь, – Семен Германович ткнул пальцем в сторону Коры, – мне давным-давно изменяет! Воспитали подарочек! – Дядя вытер рукавом рот и скривился. – Пусть все знают, мне плевать, какая она дря…
– Молчать! – взревела Эдита Павловна, и мне показалось, что из нее посыпались настоящие молнии. Большие и маленькие. Желтые и оранжевые. – Я разберусь с вами после. А сейчас… – Она медленно подняла голову. – Этого не было. Ясно? Этого не было! Умойтесь, – ее тон теперь напоминал осколок льда (такой же ледяной и острый), – приведите себя в порядок и идите танцевать. Ты – Кора, и вы – Семен Германович. Танцевать! Оба! Ровно через пять минут я хочу видеть это. И чтобы на ваших лицах сияло счастье. И чтобы вы улыбались!
Через пять минут мы действительно увидели, как они танцуют. Улыбаться у Семена Германовича не очень получалось, но Кора справилась с ролью на отлично. Тетя вроде даже радовалась случившемуся – теперь все знали или подозревали, что у нее есть молодой мужчина и ради нее разгораются вот такие страсти.
– Хорошо, – торжественно резюмировала Эдита Павловна, цепко наблюдая за дочерью и зятем. – Очень хорошо.
«Кошмар», – подумала я и стала продвигаться в сторону Симки.
– Твоя бабушка монстр, честное слово, монстр, – сообщила она, как только я подошла. – Это же она заставила их танцевать, да? Если ты надумаешь когда-нибудь сбежать, то всегда помни, двери моего дома для тебя открыты. – Симка хихикнула, обмахнулась салфеткой и протянула мне блюдце. – Ешь, вроде сахар успокаивающе действует на нервы, я слопала три мармеладины, и мне полегчало. Папа за мной приедет через десять минут, до чего же обидно…
Симка сморщила нос и изобразила на лице великое страдание.
К часу ночи гостей осталось совсем мало, танцевали только Нина Филипповна и Бриль. Я сидела за столом около колонны, подперев щеку кулаком, и завороженно смотрела на них, отдавая дань смелости, предвкушая еще один скандал в доме Ланье. Можно было не сомневаться, он последует – Эдита Павловна стояла на втором этаже, положив правую руку на гладкие перила, и тоже смотрела на Нину Филипповну и Бриля…
– Только не сегодня, пожалуйста, не сегодня, – прошептала я, тихо вздыхая.
Счастье моей тети вряд ли получилось бы измерить, оно охватывало годы и расстояния, строчки в дневнике, мимолетные взгляды, отчаянную надежду и веру в здоровущего, необыкновенного Льва Александровича Бриля. И в светлое завтра. Обязательно.
Передо мной лежал мобильный телефон, я изредка смотрела на него и перебирала в памяти события прошедшего дня.
Усталость навалилась на плечи. Как только бабушка покинула свой пост и ушла в спальню, я стала подниматься наверх. На третий этаж. Я очень надеялась, что Тим еще ждет меня, я желала его объятий, хотела его целовать, и пусть он целует меня. Много раз. Сто тысяч раз!
Это как будто ты плывешь долго, бесконечно долго, и вдруг – берег… Это как идти зимой по бескрайнему полю: колючий снег в лицо, и вдруг – маленький дом…
– Да, – прошептала я и выпрямилась. Зал был пуст, Нина Филипповна и Лев Александрович исчезли, словно растворились в воздухе.
Поворачивая ручку двери, я чувствовала себя усталым путником, прошагавшим пол-Земли…
Тим лежал на кровати в одежде. На спине, заложив руки за голову. Свет настольной лампы падал на него, и я увидела, что он не спит.
– Еще пять минут, и я бы выпил твое шампанское, – сказал Тим, садясь.
– И съел яблоки?
– Обязательно.
– Я бы никогда не простила тебя за это, – ответила я, подошла ближе и тут же утонула в его объятиях. Как и мечтала.
Тим долго смотрел на меня, а затем уложил на подушку и начал целовать осторожно и нежно. Я подтянула ноги и почувствовала, как ткань платья съехала к животу. Теплая широкая ладонь Тима коснулась моей коленки, задержалась, а потом стала подниматься вверх. Я расслабилась, задышала ровнее, забыла почти обо всем… Почти, потому что какое-то одно неопознанное острое чувство дернулось пару раз во мне и затихло, пронеслись в голове фразы, заныло в груди, и где-то в дальнем углу сознания раздался ритм вальса: «раз, два, три – раз, два, три – раз, два, три».
Я хотела любви, я нуждалась именно в этом чувстве, и оно окутывало мое тело, прогоняло плохое и притягивало хорошее.
– Почему же ты так долго не шла, – услышала я тихий голос Тима. Он не спросил, а просто сказал.
– Не знаю, – ответила я, касаясь его щеки. – Я не уйду.
– Это хорошо, потому что мне было бы трудно тебя отпустить.
– Очень?
– Практически невозможно.
Мое красное революционное платье полетело на пол, но я ничуть не волновалась об этом. На миг я почувствовала себя слишком длинной и тощей, но Тим обнял меня, и глупые страхи испарились. Рядом с ключицей у него бился пульс, и я постаралась сосредоточиться, чтобы мое сердце застучало так же. Но тело меня предавало, оно вообще не собиралось больше жить земной жизнью, оно выгнулось, ослабло, подалось вперед, опустилось и, кажется, взлетело… Руки Тима скользили по моей коже, губы согревали и волновали каждый миллиметр… Я тихонько сказала «да» и потерлась щекой о крепкое плечо. Дышать стало тяжелее, а потом воздух влетел в легкие, и я вцепилась в руку Тима.
– Я здесь, – сказал он, осторожно накрывая меня своим телом, – я рядом.
Глава 12Бунт на корабле
Отламывая кусочек омлета, слушая редкий стук вилок о тарелки, я мысленно поднималась на третий этаж…
Протягивая руку к хлебу, бросая короткие взгляды на всех членов семьи, я мысленно поднималась на третий этаж…
Ловя шорох газеты, поднося чашку к губам, поглядывая на ровный ряд песочного печенья, я мысленно поднималась на третий этаж…
– Анастасия, редкий случай – у тебя сегодня хороший аппетит, – Эдита Павловна смотрела на меня строго и вопросительно. Вчерашний скандал оставил следы на ее лице: вокруг глаз углубились морщины, уголки губ опустились, на правой щеке появились два маленьких красных пятна. Все же бабушка провела бессонную ночь. Из-за Семена Германовича и Коры вечер в доме Ланье прошел не «на должном уровне»…
За столом царило сдержанное напряжение, только я пребывала на вершине счастья: с удовольствием завтракала и, возможно, даже улыбалась время от времени. Представив, какое произвожу впечатление в «тяжелый» для семьи Ланье период, я потупила взор и… мысленно поднялась на третий этаж. К Тиму.
– Очень вкусно… – ответила я, не зная, как оправдать свое «вызывающее» поведение.
Нина Филипповна ела гораздо меньше меня и более аккуратно, почти осторожно, но ее глаза сияли.