– Я сейчас чувствую себя Рипом ван Винклем[45], – сказал Лео Стефани. – Как будто я проснулся, а все превратились в свою противоположность. Пол Андервуд – значимая литературная фигура. Нэйтан – филантроп.
– Ну да. Все поменялось, пока ты был занят другим.
Поначалу Лео просто делал вид, что ему интересна новая затея Нэйтана, просто убивал время в ожидании решения о разводе, это было забавой, которая помогала от всех отвязаться и предотвращала идиотские предложения насчет работы. Но чем больше он беседовал с Полом Андервудом, тем отчетливее понимал, какой во всем этом скрыт потенциал.
Контент у Пола был звездный (на Лео произвело впечатление, кого и что он печатал), и верстка тоже, и дизайн, и оформление. Но все остальное никуда не годилось. Дела в редакции велись хаотично и неэффективно, как почти везде в издательском мире. Лео без особых усилий мог предложить с десяток изменений, которые могли бы мгновенно поднять качество и продуктивность журнала и расширить его охват массой интересных способов, начиная с более активного присутствия онлайн. Социальные сети. Блог. Приложение! «Пейпер Файберз» могла бы – должна была – публиковать каждый год по несколько книг. Штат надо было увеличивать.
Едва Лео решил оформить предложение, отнестись к работе с Полом всерьез и представить Нэйтану разносторонний, хорошо продуманный план усиления и расширения, работа превратилась в удовольствие. У него поднялось настроение. Он впервые за годы стал хорошо спать, просыпаться раньше Стефани и уходить на пробежку в Проспект-парк, как бы холодно ни было. Он целыми днями читал, изучал, обдумывал и временами так упорно работал, что терял счет времени. Он забыл, как хорошо бывает, когда ты заинтересован, поглощен и вдохновлен. По вечерам он иногда готовил ужин: яичницу по-мексикански, тушеную говядину, французский луковый суп.
– Я из-за тебя растолстею! – как-то пожаловалась Стефани. – Не позволяй мне брать добавку.
Если у него получится что-то сдвинуть с места, думал Лео, можно будет и денег одолжить, чтобы и возместить убытки родным, и не трогать вложения, возможно, даже и у Нэйтана занять. В том, чтобы все начать заново, не было ничего невообразимого. Он и раньше это делал. А если интерес ко всему этому исчезнет? Если удовольствие уйдет? Деньги в банке у него все равно останутся. И останутся варианты. Изучить вопрос, разработать план, встретиться с Нэйтаном – и, как любил говорить сам Нэйтан, «все в офигенном плюсе».
В дверь позвонили. Лео прошел в комнату, выходившую на улицу, и выглянул в окно. На крыльце стояла Беа, дрожавшая и что-то державшая в руках. Он спустился и открыл дверь.
– Это моя вещь, – сказала она, протягивая Лео кожаную папку, которую, кажется, он купил ей сто лет назад. – В смысле, я это написала.
– Она жива, надо же, – удивился он, рассматривая папку. – Я забыл, что она так хороша. А она правда хороша.
– Честно говоря, я ее много лет не доставала. Раньше я думала, что она приносит удачу, потом – что неудачу, и, в общем, вот она, и вот то, что в ней, и я тоже вот. Ха.
Лео всмотрелся в лицо Беа, пытаясь взглянуть ей в глаза. Похоже было, что она под кайфом. Он расстегнул ремни и заглянул в папку.
– Тут много.
– Думаю, ты быстро прочитаешь. Я пока не знаю, что это, но… – Видно было, что Беа неловко. – Я надеялась, что ты прочтешь и передашь Стефани.
– Ты хочешь, чтобы я сначала прочел? – удивленно спросил он.
– Да.
Она засунула руки поглубже в карманы и взглянула на него с робкой улыбкой:
– Как в прежние времена, а?
Ее лицо озарилось. Ей как будто снова было восемнадцать, такой воодушевленной и сияющей она выглядела.
– Хорошо было бы. Я скучаю по прежним временам.
Лео вспомнил ночь в больнице и то, как Беа склонилась к нему и сказала: «Я услышала кое-что еще». Ему неожиданно захотелось чуть пригнуться, обнять ее и сказать, что тревожиться не надо, все будет хорошо, успокоить ее, как она его успокоила в ту ночь. Это странное побуждение исчезло так же быстро, как появилось, и на его месте вспыхнуло раздражение. Даже злость. Она когда-нибудь вырастет? Он за нее не отвечает, тем более за вычитку ее сочинений.
– Хорошо. Не терпится начать. Как только смогу. Наверное, на этой неделе не выйдет.
– Не спеши. Когда получится. Правда.
Она попыталась понять, что только что произошло. Секунду назад Лео был рядом, а потом уже нет. Беа в смятении стояла и кивала, пока не начала походить на игрушечную собачку с болтающейся головой.
«Точно обдолбалась», – подумал Лео.
– Зайдешь? – Он начинал терять терпение.
– Нет, нет. Мне надо на работу. Просто хотела занести. – Она вздохнула и, показалось Лео, передернула плечами. – Я была на обеде у Селии Бакстер. Там была Лина Новак.
– Черт. Она сейчас, наверное, стала совсем невыносима.
Беа устало улыбнулась.
– Она так, мать ее, невыносима, что ты даже не поверишь.
– Верю.
Они оба рассмеялись, и все снова стало чуть легче, стало хорошо. Беа открыла сумку и вынула пакет с застежкой, полный печенья.
– Я украла их с обеда, – сказала она. – Весь поднос.
– Одобряю, – кивнул он. – Я тоже не в восторге от Селии Бакстер.
Лео как-то много лет назад переспал с Селией, потом она ему названивала, а он так и не перезвонил, и в конце концов она явилась в офис с опухшим лицом, в слезах и в таком состоянии, будто несколько дней не принимала душ.
– Возьми, – сказала Беа, протягивая ему пакет. – у меня дома еще полно.
Она быстро чмокнула его в щеку и направилась к Флэтбуш-авеню, помахав ему на ходу. Он запер дверь, открыл пакет с печеньем и съел парочку. Отнес кожаную папку наверх, поставил на полку. Займется ею после встречи с Нэйтаном. На этой неделе только Нэйтан.
Глава девятнадцатая
Несмотря на холод, Мелоди крепко уснула за рулем припаркованной машины. Ей снились ее малышки, их основательная, надежная тяжесть на ее груди, коленях, руках. Тук, тук! Тук, тук! Кто-то в ее сне стучал в окно, хотел войти. Тук, тук! Мелоди резко проснулась и, когда две женщины, стоявшие возле машины, приблизили ухмыляющиеся лица к стеклу, отпрянула в смущении и замешательстве.
– Слишком рано, чтобы дремать! – сказала одна из них.
Мелоди подавила стон и попыталась улыбнуться. Это была Джейн Хамильтон, одна из мамаш, которых она знала по школе, и она смеялась, словно только что уморительно пошутила. Вот это Мелоди сегодня точно было не нужно.
– Покемаришь на выходных! – добавила вторая.
Мелоди никак не могла запомнить, как ее зовут, эту, с дурацкими кудрями, про себя она называла ее Пуделицей. Джейн и Пуделица входили в шайку (сперва Мелоди не хотела использовать это слово, но, на удивление, ни одно другое не описывало социальную стратификацию родителей школьников точнее), которая иногда звала Мелоди поучаствовать в ежемесячном «Отрыве мамочек». Обычно эти вечера проходили у кого-нибудь дома (и тогда Мелоди шла, потому что напитки были бесплатные), а иногда в местном баре (туда она не ходила и надеялась, что никто не заметит разницу). Все хлебали шардоне, и разговор неизбежно превращался в смазанное вином повизгивание про секс, про то, что мужьям слишком часто надо и что можно выпросить за минет.
Мелоди не хотела слушать ни про чью сексуальную жизнь, особенно от пьяных мамаш из пригорода, которым, похоже, даже не слишком нравились их мужья – или дети. Мало того, что это было неподобающе (что ее ужасало, она никогда бы не стала в таком духе обсуждать Уолта, она думать бы о нем так не стала); она считала, что эти женщины нарочито поверхностны и утомительны. Мелоди обычно сидела на этих вечерах почти молча, иногда смеялась вместе со всеми или кивала, соглашаясь с чьими-то более умеренными замечаниями по поводу школы: детям слишком много задают; завуч – стерва; учитель английского в одиннадцатом – просто огонь, но явный гей.
Мелоди вынула ключ зажигания, взяла сумку и открыла дверцу машины, приготовившись почувствовать пронизывающий зимний ветер.
– Мы тебя ждали на собрании, – сказала Пуделица.
– Каком собрании? – встревоженно спросила Мелоди. Она никогда не пропускала школьные собрания.
– Ей не обязательно, – возразила Джейн. – Да и скукотища была жуткая.
– Ужасная скукотища, – подтвердила Пуделица.
– Каком собрании? – настаивала Мелоди.
– Ну, про финансовую помощь для колледжа, – ответила Джейн. – Формы, требования, все такое.
Ох. У Мелоди все оборвалось внутри, когда она поняла, что, тщательно перенося расписание собраний из школьного календаря в свой в конце прошлого лета, все семинары по финансовой помощи просто отбросила. Как же все так быстро переменилось? И почему она раньше не вспомнила об этой высокомерной редактуре…
– Жаль, что я все пропустила, – сказала Мелоди. – Я собиралась. Информация есть онлайн?
– Я думала, у вас все схвачено, – удивилась Джейн. – Думала, вы с Уолтом откладывали на колледж с первого свидания – или что-то настолько же понтовое.
Мелоди слегка поморщилась, вспомнив, как хвасталась на одной из мамских вечеринок прошлой весной. Про «Гнездо» она не упоминала, просто заметила, что у них с Уолтом есть «фонд для колледжа» и что им, наверное, не понадобится финансовая помощь. Она пожалела об этих словах, едва они сорвались у нее с языка, и теперь готова была по шее себе надавать, особенно вспоминая, как бесцеремонно и небрежно тогда выразилась: «Мы поставили сбережения во главу угла».
– Вы же знаете, как сейчас с инвестициями, – выдавила Мелоди, совсем не умевшая публично говорить о деньгах; сейчас она, наверное, была цвета свеклы. – Просто нам все-таки может понадобиться помощь.
– Давай я сэкономлю твое время, – сказала Пуделица. – У вас и так слишком много денег, а колледжам не то чтобы нужны детишки из Уэстчестера[46], так что, если вы не собираетесь объявить себя банкротами или остаться без работы, вы в пролете. Все эти собрания – пустая трата времени.