Меня так сильно клонит в сон, что сопротивляться нет никаких сил. Я медленно и неотвратимо падаю в бездонную пропасть забытья, надеясь обрести в ней покой – пока меня не пронзает неясное ощущение в пальцах правой руки. Я чувствую, как их крепко сжимает чья-то холодная сухая ладонь, и кровь вместе с адреналином приливает к моей голове, вынуждая распахнуть веки и сделать судорожный вдох.
– Тётя!.. – поражённо шепчу я, поворачивая к ней лицо.
Она смотрит на меня со слезами на глазах. Порозовевшая, бодрствующая и слегка растерянная.
– Я слышала каждое твоё слово, Варя, – тихо говорит она, стискивая мою руку. – Я шла на твой голос как на свет маяка, и он вывел меня в гавань. Я уж думала, что сама никогда не выплыву из этого скорбного океана отчаяния, куда меня унесло течением…
Неужели именно у меня получилось вернуть её в реальность?! Ведь я ей наговорила столько всего неоднозначного. Несмотря на то что внутри меня теплится радостный огонёк, тело почему-то совсем не слушается, и опять клонит в сон.
– Варя, почему ты такая серая?.. – неожиданно обеспокоенно шёпотом спрашивает Анфиса, привстав на локтях и оглядывая меня. – Почему у тебя такие вздувшиеся вены? Откуда это всё?
Я с трудом переворачиваю руки и показываю тёте кровоточащие ладони. Даже что-то объяснять нет сил. Но этого ей оказывается достаточно.
– Ты использовала для чего-то свою кровь? – Её брови взмывают вверх. – Не отвечай. И так вижу, что использовала. Это же запрещено, Варя. Кровь – это табу. Нельзя злоупотреблять силами, которыми нас одарил Царь Леса… Теперь твоя кровь отравлена, она губит твоё тело. Это непомерная плата…
– Я умру?.. – одними губами спрашиваю я.
Не может быть! Только мне удалось совершить невозможное: прогнать И-Скан-Дэра, спасти Леру, вытащить Анфису из иллюзорного сна – как вдруг финалом этого пути станет смерть?..
– Нет. Я не позволю. Я смогу очистить твою кровь.
Её голос твёрд, и тётя спешно поднимается с кровати, внимательно оглядывая спальню – всю в пятнах плесени. Видно, что такое преображение гнезда ей неприятно, но она лишь молча подходит к книжному шкафу и проводит рукой по одной из полок, нетронутой плесенью, а потом возвращается ко мне. Жёстко схватив мои запястья, Анфиса пальцами начинает втирать в глубь моих порезов что-то серое. Я не сразу понимаю, что это пыль.
Она что, правда надеется исцелить такие раны и это отравление клубами пыли?! Вот уж не думала, что после иллюзорного сна её разум так помутится.
Однако не проходит и минуты, как я чувствую, что сковывающий мою грудь спазм отступает, вновь позволяя сделать большой глубокий вдох. Ещё не веря, я смотрю на свои руки – и прямо на глазах чёрные вены исчезают, а кожа приобретает прежний розоватый оттенок. Кровь перестаёт сочиться из ран, и сами они будто по волшебству постепенно начинают затягиваться.
– Как же это? – не понимаю я, наблюдая настоящее чудо.
– Я ведь уже говорила тебе, что пыль – это частичка нас, и она способна сотворить невероятное, если знать, когда и как её применять. Мельчайшие клетки кожи отпадают, сохраняя в себе крупицы нашей силы и память тела и при необходимости могут его восстановить до прежнего состояния, замещая повреждённые частички… Нужно было внимательнее меня слушать.
Всю жизнь я думала, что моя тётя – просто неряха, которая терпеть не может убираться, и потому в её комнате всегда так грязно – но вот её пыль буквально спасла мне жизнь. И теперь я уже сомневаюсь во всём, что знала до этого. Ведь даже Инесса понятия не имела об этой пыли, хотя мне всегда казалось, что она знала всё!
Анфиса ещё несколько минут втирает пыль мне в ладони, кисти и предплечья – и я чувствую себя гораздо бодрее. Я полна сил, на руках больше нет и следа от порезов, и я поднимаюсь с кровати.
– Д-даже не знаю, что и сказать!.. – запинаясь, говорю я, разглядывая свои исцелённые руки.
– Простого «спасибо» будет вполне достаточно. И пообещай мне больше никогда не злоупотреблять даром царской крови, Варя. Второй раз я могу уже и не успеть тебе помочь.
– Спасибо. Спасибо!.. – с придыханием твержу я, чуть ли не смеясь. – Я обещаю!
Теперь я верю, что всё смогу. Что наша семья справится с любыми невзгодами. Отныне наконец-то всё будет так, как и должно быть!
– Варя?.. – слышится из кухни обеспокоенный голос Ольги, до которой, видимо, донеслись мои восторженные возгласы. Она почти мгновенно возникает на пороге – и сразу же поражённо застывает на месте.
– Анфиса!.. Невозможно! Это правда ты?! – Оля подбегает к тёте и крепко обнимает её, чего раньше никогда не делала. Вскоре в спальне становится совсем тесно: на радостные крики Ольги сбегаются Лера и Дима, и они тоже хотят как можно скорее коснуться Анфисы, обнять и расцеловать её, чтобы убедиться, что это не морок и не сон.
– Как тебе это удалось? – пристаёт с расспросами Оля, пока Дима плачет от счастья у матери на груди, а она молча осторожно гладит его по спине.
– Видимо, я просто смогла подобрать нужные слова, – отмахиваюсь я от старшей сестры.
– Не знаю, что ты ей сказала, но ты молодец, Варька, – хвалит меня Оля, потрепав по плечу. – С Анфисой наши дела уже не так безнадёжны.
Лерочка приплясывает рядом, не в силах иначе выплеснуть переполняющую её энергию от таких хороших новостей, но при этом засыпает Анфису вопросами:
– А где ты была? А что ты видела? Ты слышала, как мы с тобой разговаривали? А что ты последнее помнишь?..
Анфиса мрачнеет на глазах. Руки и плечи у неё вдруг безвольно опускаются, и даже Дима отступает на шаг, пытаясь понять, с чем связана такая перемена в настроении матери.
– После смерти Инессы я была сама не своя. Эта потеря далась мне гораздо тяжелее, чем я думала. Надеясь побыть в одиночестве и справиться с нагромождением собственных мыслей, я отгородилась от вас, дети. Моим состоянием и воспользовался тот иномирец, о котором вы постоянно говорите. И я стала тонуть в своей печали, захлёбываясь в ней, не чувствуя дна под ногами. Я выпала из реальности. Даже не помню, что я делала и говорила… Была ли я в гнезде или в других измерениях… Мой разум плавал совсем в иных водах. Я думала о смерти сестры, о том, что никогда не смогу стать похожей на неё даже приблизительно, не справлюсь с обязанностями старшей и не поставлю вас на ноги. Эти мысли стали якорем, тянущим меня на дно, не давая ни единого шанса сделать новый вдох. А потом добавилось кое-что ещё…
– Что, мама?..
Мы слушаем молча, затаив дыхание и не сводя глаз с тёти. Она впервые с нами так откровенна и делится своими переживаниями и печалью как с любимыми детьми, хотя мы сами себя никогда такими не считали. И в этот миг мы готовы простить ей абсолютно всё.
– В моём сне… если это действительно был сон… В нём обнажились все мои старые грехи, которые разъели мне душу. И тогда моя надежда покинуть этот океан скорби истаяла на глазах. Я осталась один на один со своим отчаянием, медленно растворяясь в нём.
– Что это ещё за старые грехи? – тихо спрашиваю я.
Анфиса поднимает на меня взгляд, полный горечи. Мне кажется, что я не хочу знать ответ на свой вопрос, но понимаю, что тётя всё равно ответит – чтобы сбросить с души этот тяжкий груз.
– Вы знаете, что род наш много веков был стражами Леса. В каждом поколении у трёх сестёр рождаются три дочери – так продолжается род, и так мы передаём знания дальше, неся бремя своего долга. Кровь Царя не дозволяет, чтобы в одном поколении было больше трёх детей…
– Что-то я не пойму – при чём тут это? – спрашивает Ольга. – Получается, что мы нарушили закон? Ведь в нашей семье ещё есть Дима…
– Вот именно, – кивает Анфиса и, отбросив покрытый плесенью плед, пересаживается на чистый уголок кровати. – Я многие годы хранила тайну, о которой знала лишь Инесса, и она молча осуждала меня за мой поступок. Но теперь сестры не стало, а выбравшись из сна, я поняла, что так больше продолжаться не может. Я должна открыться перед вами, перед моей семьёй, иначе обреку вас на жалкое существование в иллюзиях, как обрёк меня иномирец.
В моей душе нарастает недоброе ощущение, но я молчу, как и сёстры.
– Когда София, ваша матушка, одну за другой родила вас, трёх своих дочерей, то все мои надежды рухнули. Я мечтала иметь хотя бы одного ребёнка, но теперь это было невозможно. Отныне я больше не могла забеременеть, потому что в нашей семье уже появились три дочери. И тогда я решилась на ужасный поступок: я прорыла ход в один из знакомых мне миров, где живёт омерзительное создание, крадущее спящих младенцев у нерадивых матерей, а когда они подрастают, их превращают в живых кукол…
– Кукольная хозяйка!.. – слова сами срываются у меня с губ.
– Да, Варя. Ты была в этом мире однажды, ты своими глазами видела кукольную хозяйку. Её младенца я и украла из колыбели больше одиннадцати лет назад.
Я слышу судорожный вздох Леры. Все мы в шоке, не зная, как реагировать на подобные новости. Конечно, лаз в иное измерение в спальне Анфисы вызывал у нас определённые вопросы, но такого поворота событий никто не ожидал.
– Ты хочешь сказать, что Дима не твой сын? – едва слышно уточняет Ольга, и на её лице одновременно проступает отвращение и удивление.
– Он просто невинный ребёнок, из которого хозяйка рано или поздно сделала бы послушную куклу и, выставив в своём доме и любуясь его слезами, каждый день питалась бы его отчаянием и ужасом. В какой-то мере я спасла его от такой горькой участи, подарила ему шанс на хорошую жизнь и получила то, чего так желала сама – дитя.
Дима с каждым её словом бледнеет всё больше и больше. Я смотрю на него – и не знаю, что нужно делать в такой ситуации. Наконец он, пошатываясь, отступает назад и, нервно сглотнув, спрашивает у Анфисы:
– Значит, ты мне совсем не мать?.. И я не имею никакого отношения к стражам Леса, к этой семье и даже не должен находиться в этом гнезде?..
Видно, как тяжело ему это всё даётся. Лера хватает Диму за руку, надеясь утешить его, но наш всегда радостный, весёлый и добродушный брат грубо отталкивает её и делает ещё один шаг назад. Его губы подрагивают, на глазах выступили слёзы, а на лице такая обида и огорчение, что на это даже смотреть больно.