Мы все переглядываемся между собой, а Дима дёргает за рукав свою мать, но та лишь отмахивается от него.
– Чем помогло? – ядовито интересуется тётка. – Если вы от этих лиц избавились, то зачем нас было дёргать? Или думаете, нам заняться нечем, кроме как сидеть выслушивать ваши истории?
– Так нет же! Лица всё ещё появляются. Просто теперь они возникают только на картинах, которые нарисовали для них наши ученики. – Директор обводит рукой стены аудитории, и только в этот момент мы замечаем то, чего никто не разглядел в самом начале. Все портреты, которыми комната увешана до самого потолка, не имеют лиц – на полотнах лишь пустые серые разводы.
Мне даже становится как-то не по себе. Потому что я была готова поклясться: когда мы переступили порог, лица на портретах присутствовали. Неужели это и были как раз те самые призрачные лики, которые теперь опять исчезли?
– Но мне бы всё равно хотелось, чтобы вы прогнали этих духов – или, даже не знаю, как правильно их назвать… привидений, – бормочет себе под нос директор. – Потому что даже на портретах они всё равно выглядят жутко и пугают моих коллег!
Мы всей толпой подходим ближе к стене и разглядываем тяжёлые рамы и шершавые полотна. Судя по количеству картин, здесь потрудилась вся школа: где-то висят большие групповые портреты, на других стенах – изображения безликих старомодных женщин в пышных платьях, а на некоторых холстах – вполне себе современные молодые люди и девушки, но тоже с размытыми пятнами краски вместо лиц.
– И что мы будем делать? – шёпотом обращаюсь я к задумавшейся Анфисе. – Мы никогда с подобным не сталкивались…
– Цыц! – обрывает меня тётя. – Для начала надо бы поглядеть на эти самые лица.
– Вы не волнуйтесь! – сразу же вклинивается Андрей Васильевич, выходя из своего укрытия и опасливо приближаясь к нам. – Скоро они проявятся! Сегодня весь день от них спасу нет. Нужно только немного подождать…
Он даже не успевает договорить, как прямо на наших глазах на портретах начинают проступать неясные дымчатые лики с искажёнными в немом крике ртами и крепко зажмуренными глазами.
Я резко отшатываюсь от стены, изумлённая и испуганная одновременно. Вместе со мной в сторону синхронно отпрыгивают Лера и Дима. Лица же безмолвно и медленно продолжают появляться на портретах как расплывающиеся пятна гнили. Их становится всё больше, и уже через минуту они полностью заполняют собой все стены аудитории, застыв на картинах.
– Ничего себе! – выдыхает Дима, нервно сжимая и разжимая свои вспотевшие кулачки.
– Как видите, вот так у нас обстоят дела… – кашлянув, изрекает директор.
Тётя Анфиса вплотную подступает к ближайшей к ней картине и вглядывается в одно из лиц. Оно не двигается. Совсем. Будто нарисованное, но при этом невооружённым глазом видно, насколько оно чужеродно на этом портрете.
– Я не чую, откуда идёт запах вредителя, – тихо говорит Ольга, старательно принюхиваясь к воздуху вокруг.
– Я его вообще не ощущаю, – признаюсь я. В аудитории пахнет лишь старой рассохшейся древесиной, мелом, свежевыкрашенными полами и едва уловимо – металлом, но ничего подозрительного.
– Так и я о том же, – старшая сестра чуть ли не носом утыкается в картины.
– Не может такого быть, чтобы запаха не было, – раздражённо шипит Анфиса. – Вы, пигалицы, совсем не умеете чутьём пользоваться. А если не умеете, то зачем было тогда сегодня в помощницы напрашиваться, а? Проку от вас никакого!
Мы с сёстрами сразу же обиженно поджимаем губы, но ответить нам особенно нечего, потому что тётя права – наше чутьё ещё слишком слабое, и пользоваться мы им умеем довольно посредственно. И, похоже, в данной ситуации имеющихся у нас возможностей попросту не хватает.
Зато Анфиса, довольная, что ей удалось уязвить нас, задирает нос и начинает расхаживать по аудитории, вынюхивая запах гнили как охотничья собака. Это продолжается минуту, две, три – и вот мы уже не без злорадства наблюдаем, как постепенно на лице тёти самоуверенность сменяется неверием, а затем уже и хмуростью.
– Здесь ничего нет, – наконец заявляет она.
– А я что говорила! – сразу же восклицает Ольга – и получает в ответ испепеляющий взгляд Анфисы.
– Может оказаться, что вредитель засел в этой школе гораздо глубже, чем я думала, – тем временем продолжает тётя с нарочито серьёзным видом. – Если его нет в этой аудитории, это значит, что он разросся до таких размеров, что вполне способен безобразничать в разных помещениях.
– А может, он просто там, – Лерочка указывает пальцем вверх, – под потолком?.. И мы ничего не чуем отсюда.
– Это тоже не лишено смысла, – неожиданно соглашается Анфиса и начинает снимать у себя с пояса различные травяные скрутки, раскладывая их на одной из парт. – Раз вы напросились на эту работу – вот и будете этим заниматься. Давайте приступайте. Найдите мне древоточца или хотя бы избавьтесь от этих лиц.
Мы с Олей одинаково кривим губы, но делать нечего. И правда: сами ведь хотели, чтобы нам доверили сложное дело – значит, возмущаться не имеем права.
Пока Анфиса, с удобством расположившись за партой, любуется своим маникюром, всем видом демонстрируя нам, как ей глубоко безразлично, что мы будем делать, мы с Олей снаряжаем Лерочку подожжённой скруткой из полыни и отправляем бегать по всему помещению.
– Гляди внимательно, – кричу я вслед убегающей сестре, – если где погаснет – там присмотрись и принюхайся получше.
Запах горькой полыни многим противен, но вредители не любят его особенно, и выкуривать их из логова пучком травы подчас оказывается проще всего. Лера задорно носится по аудитории, размахивая над головой дымящейся скруткой. Удушливый горький запах заполняет всю комнату, и даже мы уже начинаем морщить носы. Бедный парень, который что-то мирно себе дописывал в тетради в углу, и вовсе заходится кашлем и косится на нас с ещё большим изумлением. Он явно никогда раньше не видел нашу семью в этих стенах и ничего не знает о методах нашей работы. Хотя, казалось бы, после нашего последнего посещения школы слухи об Инессе и её «ритуалах и обрядах», приравненных детьми к ведьмовской магии, расползлись по всему району за пару дней, обеспечив нам беспрерывный поток заказов на целый месяц.
Спустя некоторое время скрутка гаснет. Правда, не по воле вредителя, а оттого, что она закончилась.
– Бесполезно, – недовольно ворчит Ольга. – Что там у нас дальше по списку? Пора уже обнаружить, где он засел.
А дальше по списку у нас разнообразие всяческих средств. Не зря же мы несли эти мешки и корзины! Нет, не зря!
Пока Оля расставляет по помещению зажжённые свечи всех цветов и размеров, наблюдая за поведением огня и окрашиванием воска, мы с Лерой и Димой, разделив между собой горсти минеральных камней, как лунатики бродим по аудитории, не сводя глаз со своих ладоней. Камни такие же чуткие инструменты, как и травы со свечами. Одних притягивают эманации вредителей, другие помогают отследить остаточный след древоточца, а третьи выявляют многие странности нашего и чужих миров.
– У меня что-то есть! – кричит Дима из дальнего угла.
Мы с сёстрами сразу же бросаемся к нему. В его сложенных лодочкой ладонях все камни выглядят по-старому, кроме небольшого осколка зелёного флюорита, который рассыпался в труху, усыпав пальцы Димы изумрудного цвета крошкой.
– Я не помню, что это значит, – хнычет брат, раздосадованный, что память так его подводит.
– Это значит, что здесь есть открытый проход, из которого тянет воздухом с другого дерева, – без запинки отвечаю я, вспоминая старые уроки тётушки Инессы. – Зелёный флюорит – хрупкий камень, он не выдерживает дуновения ветра из иного мира.
– Тройняшки, что вы там раскопали? – окликает нас Анфиса.
Хотя на самом деле мы не сёстры-тройняшки, а лишь погодки, но в гнезде давно уже существует негласная традиция называть нас так для удобства, что меня, например, всегда раздражало. Нас словно все пытаются воспринимать как одно целое, а не как трёх разных личностей!
Мы сразу же все синхронно поворачиваем головы к тёте.
– Здесь где-то есть лаз в соседний мир – ветви деревьев соприкасаются, – отвечает Оля.
– И что с того? – Анфиса скептично поднимает одну бровь. – Этих проходов всюду немыслимое количество, и естественных, и рукотворных. Если мы будем каждый обследовать или закрывать – жизни не хватит! Вы мне обещали древоточца найти, а не по веткам лазать в соседние измерения!
Оля кисло кривится и предлагает нам продолжить обход. Однако в конце концов это так ни к чему и не приводит. Ни один из камней, кроме зелёного флюорита Димы, на творящееся в аудитории не реагирует.
Теперь в ход идут верёвки, узелки, перья и прочие мелочи, но ситуация так и не меняется. Где засел вредитель, никто по-прежнему не понимает.
Андрей Васильевич от скуки уже облокотился подбородком на руку и тихо дремлет за учительским столом, а парень, сидящий за дальней партой, забыл обо всех своих записях и только с глуповатой улыбкой следит за нашими бестолковыми попытками найти древоточца. Мне даже становится немного стыдно, что без тётушек мы такие пустоголовые неумёхи.
– Ладно, сдаюсь, – заявляет наконец Оля. – Не знаю, где он засел, но все наши средства и инструменты до вредителя попросту не достают. Давайте тогда пойдём от обратного.
– А это как? – любопытствует Лера, поправляя заколки на своих коротких светлых волосах.
– Попытаемся избавиться от лиц. Глядишь, найдём след или заставим этого древоточца показаться.
– Да как будто ты знаешь, как от них избавиться! – подаю я голос, скрещивая руки на груди. – Я такого раньше не видела и о подобном не читала. Как заставить исчезнуть призрачные лица?..
– Любому действию есть противодействие! Нужно лишь понять, что им может не нравиться.
– Будь я лицом, – углубляюсь я в рассуждения, – мне было бы очень неприятно, если бы меня стал кто-то обзывать… Когда всё, что у тебя есть – это нос, рот и два глаза, то за неимением чего-то другого поневоле начинаешь ценить их безмерно. И грубые слова уязвляют вдвое сильнее.