Оп-па!
Опускается тьма, и тогда Нейт видит в небе то, чего меньше всего хочет увидеть: огромную тень с острым плавником, неспешную и ужасную.
Нет, это не акула.
«Ребус».
А наверху ревут моторы эсминцев. Она видит, как вдоль черного корпуса расцветают белые плюмажи, слышит крик металла: глубинные бомбы. «Ребус» падает к ним, оставляя за собой след из масла и обломков. Она не знает, это экстренное погружение или просто катастрофа. В реве эсминцев и плеске воды слышит голос Смита:
– Попалась!
В кристальной ясности падающей подлодки Мьеликки Нейт видит, как старая женщина входит в местное отделение Свидетеля и сдается. У нее гордое лицо с проказливыми морщинками и хороший музыкальный голос.
Теперь, через несколько дней, у нее не осталось ни того ни другого. Она – жертва в кресле, потому что не захотела отдать сильным то, чего у них не должно быть, и уничтожение абсолютно – в Системе, которая должна была его предотвратить.
Эта женщина знала, что ее ждет, но все равно пошла. Смит разорвал ее на части и – в спешке и гордыне – открыл дверь к ее победе.
Это произошло, – напоминает себе она. И происходит сейчас. Эта женщина была Дианой Хантер, и под каким-то другим именем – Смит. Он отнял у нее голос, как палач. Он лишает смысла все, во что она верила. И будет продолжать это делать, если его не остановить.
Он попытался сделать меня пыточным орудием.
Хотел, чтобы я стала крючком, которым он вытащит ее мозг через нос.
Внешний мир – не Система, Нейт. Ее никогда не было. Но есть Система по Оливеру Смиту: идеальный механизм контроля и управления, притворяющийся свободой и удобством. Медленное падение от идеальной демократии к государству-птицефабрике. Противоположность всего, во что она верит, в маске из сорванного с идеала лица.
Она вспоминает, как сильно хотела стать лучшим инспектором в истории Системы, как сильно верила. Вспоминает всех людей, которым помогла, работая там, исполняя то, что ей советовала Система, и как эти правильные действия сделали ее соучастницей самого гнусного обмана. Она стала прикрытием. Нейт думала, что она полицейский, а оказалась пиарщиком-пропагандистом.
Кто та женщина снаружи, которая занимает место, отведенное здесь Мьеликки Нейт? Чем они обязаны друг другу?
Она думает обо всем, что было для нее важно, обо всех своих воспоминаниях, и понимает, что только последние несколько дней принадлежат ей: бегство, предательство и это.
– Попалась!
Азарт и чистый триумф, идеальное выражение человека, который завладеет Системой и будет проводить линии в воздухе.
Вот вселенная, созданная Загреем.
И тут приходит единственный возможный ответ.
К черту. К черту всё.
Она ей не нравится, поэтому она ее убьет.
Прежде чем подлодка касается морского дна, Мьеликки Нейт закрывает глаза и понимает: она точно знает, что делать.
Ее рот растягивается в охотничьей улыбке, и она говорит:
– Активация.
Я вижу свои мысли на экране. Она выглядит очень, очень рассерженной.
Хорошая девочка. Я знала, что ты справишься.
Ладно, тебе было интересно, какого типа я эскейполог.
Смотри. Потом я могу позвать тебя в качестве свидетеля.
Просто… смотри.
У вселенной рак. Непростительное кровавое пятно, призванное отнять у нас самое дорогое. Выбор – это мы и всё, что у нас есть. Наши ошибки должны быть именно нашими, ибо как иначе можно надеяться стать лучше?
Я говорю «мы», потому что ощущаю некоторое родство со всеми вами, но, разумеется, мне доступна ясность, неведомая вам.
Я – Гномон, иногда именуемый Протоколом Отчаяния. Мне принадлежит Чертог Исиды: дверь в мире, сотворенная схождением кардиналов. Ворота Огненного Хребта отперты, проход открыт.
Все это живописно, хотя, честно говоря, мне никогда особенно не нужны были символы. Вещь есть то, что есть, поэтому открытая дверь – это открытая дверь.
Я разорву эту вселенную на куски и перепишу ее так, как пожелаю.
В комнате дознаний пациентка открывает глаза. Директор тихо произносит:
– Твою мать!
Старая женщина улыбается ему:
– Я же сказала, что затолкаю тебе яйца в прямую кишку.
Он вздыхает:
– Сказала.
– Ты меня чуть не убил, – говорит она.
– Убил. И сохранил тебе жизнь. Ты знала, что я это сделаю, и победила.
– Разумеется, победила.
– Не пытайся встать.
– Не смей мне приказывать, глупый старик. Боже! После всего ты еще пытаешься кому-то приказывать!
– Я не мог позволить тебе все разрушить. То, что мы создали, Энни, спасает людей. Делает мир лучше.
– Нет, не делает. И все равно ты не смог меня остановить.
Но она не пытается вставать. Наверное, просто не может.
– Да, – соглашается Колсон. – Не мог.
– На том и порешим.
На экранах факелом пылает вся ее жизнь, подробности и детали их общей тайной истории, но этого никто не замечает, потому что к тому времени остальные экраны погасли.
Революцию не показывают нигде, только здесь.
Они не простили друг друга, эти двое, и никогда не простят. Но, учитывая жизнь, которую они прожили вместе и прошли одной и той же дорогой, это уже не так важно. Поэтому они сидят молча и смотрят, держась за руки.
В подземных серверных и в высоких небоскребах шелестят магнитные иглы. Работает Протокол Отчаяния. Сложно изменить субстрат. В нем много уровней и резервных копий, но изменения применяются ко всем. Через час нигде не остается и следа Огненного Хребта.
Работает Протокол Отчаяния.
А затем, как и положено, машина останавливается.
Система: выключение.
Книготорговец Аллан Шенд наблюдает крушение Системы из комнаты над магазином. Он закрыт, но владелец спускается на первый этаж, ставит чайник и открывает дверь. Люди будут очень напуганы, а по своему опыту он знает, что они всегда чувствуют себя лучше, видя, что книжный магазин открыт.
Некоторое время никто не заходит, но через час на стульях между «Древней историей» и «Художественной литературой» сидит десяток человек, а у самой двери развернулся санитарный пункт. Ему приятно видеть, что такие вещи могут происходить без помощи электрического телефона.
Вскоре ему приносят неожиданную посылку – новые издания книг, которые он всегда полагал несуществующими.
Инспектор Свидетеля Девана Бендида получает большой файл, прежде чем падает сеть, ее собственное соединение с Системой волшебным образом работает во время тотального отключения. В файле несколько документов, в том числе данные, расходящиеся с официальными, тем не менее Система подтверждает их подлинность. Все они касаются широкомасштабных и постоянных подтасовок результатов голосования внутри Системы. Там же несколько сделанных на камеру заявлений и чистосердечных признаний. Основная часть файла – запись самого странного и длинного допроса, какой ей приходилось видеть. Особенно сильно она удивляется, обнаружив свое изображение, возникающее в разных формах и обстоятельствах, которые нельзя назвать иначе как диковинными.
Она скептически оценивает столь прямолинейную идентификацию, поэтому всерьез размышляет о записи и о том, зачем вообще ее прикрепили к этому файлу, но садится и прикладывает пульты к коже. Как всегда, поднося второй к виску, она думает о Хамфри Богарте.
Запись отличается высокой интенсивностью, поэтому инспектор решает, что, несмотря на тошноту, будет просматривать ее поверх наблюдаемой реальности, чтобы оставаться за пределами иллюзии.
Она озадачена тем, что включается в историю почти в самом конце.
Кириакос
Яркий свет, и кто-то стреляет в воду из гранатомета: так я сообщаю миру о своем возвращении. Этим – и явлением множества очень дорогих вертолетов.
Женщина делает что-то у меня во рту медицинским шпателем, я кашляю.
– Чисто, – говорит она.
У меня в глазах плавают черные точки, а она держит в другой руке тонкий фонарик. Уже проверила реакцию зрачков. Что еще? Ах да. Быстрое подключение к моему киборгическому секс-чипу через индивидуальное приложение на ее айфоне, чтобы мое тело вдруг не затопило неуместными химическими соединениями, а потом очень большая игла вонзается мне в ягодицу: антибиотики и слабое болеутоляющее, а также остальные препараты, которые она сочла необходимыми. Металлический значок на ее груди сообщает, что это «Доктор Шенандоа».
– Спасибо, доктор, – говорит Абеляр.
Абеляр – то ли боевик, то ли просто бывший военный, резкий и практичный. За ним стоит его начальник Жискар, который почти не разговаривает. Его люди всё делают. Уверен, он считает, что если во время операции пришлось открыть рот, значит, был недостаток планирования.
В нескольких футах от нас лежит огромная туша акулы, с брюхом, распоротым чем-то вроде пары гигантских секаторов. Моей акулы. Теперь она не кажется особенной, ну, кроме размера. И ни следа Чертога Исиды или остальных, бывших там. Разумеется.
Спору нет, ее можно вносить в любую книгу рекордов, и один из людей Жискара уже все документирует: на случай, если я захочу потом хвастаться трофеем.
Это я – час назад в доме Стеллы, использую ее компьютер, чтобы сделать телефонный звонок. Трубку снимают на половине первого гудка.
– Служба безопасности, – говорит женщина с неуловимым акцентом.
– Мне дали этот номер на случай, если понадобится помощь.
Женщина говорит:
– Средства?
– Пятнадцать сотен.
Не в смысле, вот сколько. В смысле, вот кто я. Царь-торговец.
Любой может позвонить, объяснил мне на взлетной полосе интересный парень. Они тебя спасут. Возьмут оплату. Никто им еще не врал о том, сможет ли заплатить. (Никто из тех, о ком кто-либо когда-либо слышал, или по меньшей мере о ком