«Если дозволено говорить тайну, Отец всего соединился с девой, которая снизошла, и свет осветил его в тот день. Он явился в великом чертоге брачном. Поэтому его тело, которое появилось в тот день, вышло из чертога брачного, как то, которое появилось от жениха и невесты. Подобным образом Иисус воздвиг все в нем благодаря этому. И следует, чтобы каждый ученик вошел в его покой»
Можно предложить следующее толкование с точки зрения глубинной психологии: Иисус, парадигма индивидуального эго, архетип целостности, показал в своем существе союз двух в одном. Как архетип и прототип, он является примером идеального андрогина, в котором достигнуто объединение сизигий. Его последователи должны следовать его примеру и также обретать целостность посредством поглощения в себя образа сексуальной противоположности. Мужчины должны объединяться с их женской частью, и, пока не сделали это, смогут переживать противоположный сексуальный образ только опосредовано в женщине; женщина же должна обвенчаться с «небесным женихом», своей мужской внутренней противоположностью таким же образом. Поэтому таинство Брачного Чертога, по факту, означает индивидуацию; великий символ восстановления Плеромы (или целостности); heiros gamos, или «священный брак» внутренних противоположностей; и, таким образом, достижение истинного и окончательного гнозиса. Архетипический символизм Спасителя как жениха; София, заблудшая душа, как невеста; и состояние целостности, Плерома, как Брачный Чертог, в своем личном аналоге — процесс индивидуации.
Многие высказывания Евангелия от Филиппа поддерживают психологическое понимание таинства Брачного Чертога. Автор этого евангелия показывает нам длинную последовательность мистических и мифологических намеков на Брачный Чертог, все из которых указывают на то, что следствием первичного разделения противоположностей (изображаемого извлечением ребра Адама в Книге Бытия) стало начало смерти, и что бессмертие может быть достигнуто воссоединением, что может быть уподобить Адаму, поглощающему Еву. Это сильно напоминает символизм алхимии, в Западной и Китайской формах, где объединение противоположностей в одном случае приводит эликсир жизни, а в другом — божественный эмбрион бессмертия. Что до гностических таинств, а также других форм гностического учения и практики, глубинная психология, в особенности, представленная Карлом Юнгом, предлагает особенно полезные точки соприкосновения с гностическими мистериями. Можно быть уверенным, что сам Юнг, видимо, имел реальное восприятие трансцендентного, что подтверждают его многочисленный прозрения. К примеру, он проводит различие между архетипическими образами в психике и архетипами как они есть, находящимися за её пределами. Но психологическая модель имеет свои ограничения. Одним из них является представление о том, что психологическая сфера ограничивается человеческой психикой, и поэтому не обращается к слоям реальности, лежащим за её пределами.
Однако, было бы фатально предположить, что опыт гнозиса, а также различные практики и учения, связанные с ним, это только психология, ибо они нечто много большее. Психологическое толкование гностических вопросов может довести только до этих пределов — что не так уж далеко. Дж. Филорамо в своей работе «История гностицизма», безошибочно утверждает: «Гностическое Я, онтологическое эго, реальность, делающую его божественным, не следует воспринимать как лесть ныне доминирующему субъективизму». Онтологическое Я гностиков не обнаруживается простыми актами внутренней рефлексии или интроверсией сознания. Филорамо (40) заключает:
«Характер субъективности ничего не выводит из метафизических утверждений абсолютной объективности, которую гностик стремится приписать своему фундаментальному опыту. Мистические моменты экстаза, где ей место, это всегда встреча с реальностью, которая «больше меня», эмпирического «Я», преходящего «Я» … Отсюда следует, что эта божественная реальность не может быть познана через обычные способности разума»
Таинства и экстазы
Священные ритуалы, описанные или указанные в Евангелии от Филиппа, представляют собой лишь последнее звено в длинной цепи доказательств ритуального характера древнего гностицизма. Одним из первых открытых основных гностических писаний является Кодекс Брюса, обнаруженный Джеймсом Брюсом в 1729 году в Фивах. В более важном трактате этого кодекса, «Книгах Йеу» (или «Гнозиса Бога Невидимого»), Иисус описывается дарующим своим ученикам три крещения (водой, огнем и воздухом — или Святым Духом), после чего следует мистерия устранения нечистот правителей нижнего мира, за которой, в свою очередь, следует мистерия духовного помазания. За этими таинствами следует восхождение души через двадцать четыре эманации незримого Бога и через эоны трансцендентного мира к самому великому невидимому Богу. Имена, числа и наглядно представленные печати, а также пароли и формулы к различным эоническим сферам и их стражам подаются в большинстве случаев в форме сложной мандало-подобной конструкции. Снова упоминаются пять таинств, и они должны сопровождаться сложным пошаговым процессом трансформации.
«Аскевианский Кодекс», который часто называют «Пистис София» (в связи с известностью этого текста), содержит множество полезных данных о ритуалах, включая трактат (отдельные письмена, некоторые из которых были связаны в кодекс) исключительно о магии и таинствах, которые обделили вниманием ученые. Можно упомянуть один яркий пример, историю о возвращении Софии, с её многочисленными «покаяниями», адресованными стражам эонических сил. Эта история, несомненно, предполагает ритуальную драму, легко обратимую в действие литургического назначения. Изложенное восхождение Софии вполне может быть самой литургией.
В этой истинной сокровищнице гностических текстов, библиотеке Наг-Хаммади, есть шесть основных и несколько небольших трактатов, которые главным образом содержат литургические и церемониальные материалы. Уникальным среди них является «Рассуждение о восьмерке и девятке». Хотя инициатором здесь выступает герметический проповедник, называемый «Отцом», а христианская терминология вовсе отсутствует, содержание трактата чрезвычайно похоже на другой посвятительный дискурс, использующий мифы об Иисусе. Совершенно очевидно, что текст отражает глубокие психологические состояния экстаза и, таким образом, отображает индивидуальную духовную трансформацию. Следующий отрывок декларируется инициатором после того, как он пережил измененное состояние сознания, вызванное долгим магическим воззванием великой поэтической красоты:
«Как мне рассказать тебе обо Всем! Я […] Я вижу Нус, который движет душу. Тот, который будит меня от божественного забвения. Ты даешь мне силу. Я вижу тебя. Я хочу говорить. Страх удерживает меня. Я нашел исток силы, который выше всех сил, у которого нет начала. Я вижу фонтан, пузырящийся жизнью. Я сказал, о мой сын: “Я — Нус”. Я видел. Слово не может выразить, что я видел. Вся восьмеричность, о мой сын, и души, которые в ней, и ангелы поют гимн в тишине. Но я, Нус, я постигаю”»
Лейтмотив трансцендентного экстаза, вполне очевидный в данном отрывке, можно найти в многочисленных других гностических работах. Хорошим примером является знаменитый «Гимн Иисуса», который входит в состав «Деяний Иоанна». Как отмечает Дж.Р.С. Мид, этот текст представляет собой скорее не изложение слов Иисуса и его апостолов, как сообщается, танцевавших вокруг него накануне его арест и испытания, а ритуал, предположительно инициатического свойства, исполняемый, как Евхаристия, «в воспоминание о нем». Опыт экстаза описывается в контексте экстатического танца, который является не только описанием события, давно произошедшего, но также и тем, что может быть повторено гностическими искателями.
Что же все-таки это все означает для современных искателей гнозиса? Записи таинств и ритуалов в древних гностических документах обращают наше внимание за пределы познающего ума, имеющего отношение к доктрине, философии и теоретической формулировке истины, на психическую реальность, которой родственны символ, миф и ритуал. Гностики, которые олицетворяли в рамках христианской традиции первую попытку трансформации взамен веры и заповедей, приблизились к этой психической реальности с качествами и шифрами, соответствующими её природе. Данные показывают, что именно от этих мистических психологов и техников экстаза экзотерическая церковь вобрала в свой репертуар таинства, хотя этот долг остается непризнанным около двух тысяч лет. Таким образом, хотя мы находим работы богословов бесполезными в поиске гнозиса, мы можем все-таки обнаружить многое о нем в традиционных христианских таинствах, выражающих нерационально, вневременно, через соответствующие психические состояния, неизменно адекватную систему связных утверждений о конечной реальности всех вещей.
Как красота — в глазах наблюдателя, так и истинный эзотеризм — в понимании знающего. Изучение техник экстаза дает лишь небольшую пользу; только практика раскрывает их истинную преобразующую силу. Как в «Гимне Иисуса» гностические ученики были призваны присоединиться к мистическому круговому танцу вокруг их мастера, так и стремящийся сегодняшний гностик призывается к ритуальной практике, а не к теоретизированию. Ибо истина и важность этих слов Иисуса по-прежнему с нами:
«Теперь откликнитесь на мой танец! Узрите себя во Мне, говорящем. И видя, что я делаю, храните молчание о Моих таинствах. Поймите через танец, что Я делаю… Тот, кто не танцует, не знает, что происходит» («Гимн Иисуса»)
Глава 8. От Самарии до Александрии: некоторые ранние гностические Учителя
Если бы кто-то спросил ранних гностических учителей о происхождении их философии, они бы, весьма вероятно, ответили, что знания им открыли божественные посланники, которые пришли из небесных эонов, чтобы принести человечеству освободительную истину. К числу посланников и их посредников можно отнести Адама, Сифа, Норею, Еноха и Иисуса. Несмотря на то, что эти мифические основания начал гностицизма не выдерживают исторической проверки, это не означает, что они не содержат в себе определенного рода истины. Ибо в любом веке и в любой культуре были мужчины и женщины, которые признавали, что поскольку проблемы мира не могут быть решены на своих собственных условиях, необходимо привлечение запредельной мудрости. Затем эти люди приступили к развитию необычного, возвышенного состояния сознания, дабы поднять свое восприятие к реальности за пределами этого мира, где может быть обнаружена искомая мудрость. В этом смысле мифи