Другое средство светского спасения, являющееся в определенном смысле богом, который обманул наши ожидания — это наука. Хотя наука умножила наши знания о физическом мире и дала инструменты к господству над ним, она отнюдь не искупила нас от нашей экзистенциальной ситуации. Слово наука является производным от латинского scientia, означающего «знание». Это не то знание, которое передается словом гнозис. Гнозис не является главным образом научным или рациональным по своей природе. Греки в своей довольно ясной манере, проводили различие между научным знанием (например, «он знает химию») и гнозисом, который является знанием, постигаемым через опыт (а-ля «она знает меня»).
Другим богом, потерпевшим крах, является бог охраны окружающей среды. Мы обеспокоены продолжающимся ростом технологий и превратились во встревоженных защитников природного мира — или, как мы парадоксально называем его, окружающей среды. «Окружающая среда» является антропоцентрическим термином, поскольку он определяет природный мир как нечто окружающее человека. Тем не менее, допускаемый неясный пантеистический смысл сохранения природы или планеты не является тождественным спасению наших душ или духов. Если наша внутренняя сущность остается загрязненной, а наше сознание неадекватным, то сможет ли чистая окружающая среда спасти нас от нашей собственной бестолковости и экзистенциального недомогания? Поможет ли решение грядущего экологического кризиса разрешить кризис в наших умах и сердцах? Западные цивилизации, особенно с восемнадцатого и девятнадцатого веков, обнаружили огромное количество информации о мире вокруг нас. В то же время, мы остаемся в совершенной тьме относительно мирах внутри нас и за пределами нас. Эти миры временами подытоживаются в термине сознание. Можно сказать (и это в самом деле справедливо), что сознание не является сильным местом науки. Даже психология, отчасти глубинная психология, которая достигла такой известности в двадцатом веке, не способна построить действительно эффективную связь с наукой. Фрейд ничего не желал так сильно, как того, чтобы психоанализ признали как «новую науку», но по проистечению века его желание так и осталось неисполненным. Хотя предмет исследования носит название «изучение сознания», науки о сознании не существует. Сознание трудно исследовать научными процедурами и методами, прежде всего потому, что оно плохо поддается научному принципу повторяемых экспериментов. Близкие неудачи предмета парапсихологии, пожалуй, лучший тому пример. Результаты экспериментов с телепатией и другими паранормальными силами становятся все менее и менее убедительными по мере их повторения. Как мы узнаем, что сознание существует? Мы знаем его только как вид персонального опыта, который мало зависит от повторяемых экспериментов и больше от усиления определенного способа восприятия, который может получить доступ к сознанию. Короче говоря, когда мы имеем дело с сознанием, мы имеем дело с реальностью гнозиса. Это, безусловно, понимал Юнг, что привело его к гениальному соединению психологии с гнозисом и гностицизмом. Древние гностики, как осознавал Юнг, сделали особые открытия в сфере сознания именно потому, что они использовали режимы восприятия, которые не были связаны стандартами эго и его рациональными, экстровертированными наклонностями. Можно справедливо заметить, что наука постепенно приобрела черты, которые указывают за пределы её самой, даже по отношению к сознанию. В частности, теоретическая физика проникла в сферы, которые по своей природе являются скорее метафизическими, нежели физическими. Тем не менее, только малое число квалифицированных ученых принимают метафизические аспекты своих дисциплин серьёзно. Авторы, которые провозглашают наличие определенного вида Дао в физике, или других ветвях науки, являются по большей части популяризаторами, чьи позиции в научном сообществе в лучше случае незначительны. Обычная публика, даже её образованная часть, все время живет в ньютоновском и дарвинском мире, где Эйнштейн, Планк и другие их сотоварищи могли бы никогда не существовать. Прикладная наука, безусловно, базируется на теориях, которые приводят к метафизическим выводам, но эти выводы представляют мало интереса для человека, наслаждающегося благословлением все более изощренной технологии. Хотя и больно признавать это, в терминах сознания и, следовательно, гнозиса, наука оказалась еще одним богом, который потерпел неудачу. Перечисленные здесь павшие боги лишь некоторые из гораздо большего числа претендующих на спасительную силу. Все они обречены на провал, так как само понятие мирского спасения является ущербным. Ведь в действительности виноваты не отдельные недостатки условий и средств. Нам нужно признать, что наши сущностные и неизменные потребности не могут быть удовлетворены чисто земными и человеческими ресурсами. Дневной свет ограниченного земного мышления просто не соответствует этой задаче; нам нужен другой свет, льющийся из-за пределов этого мира.
Встреча с гностиком
Гностики всегда были осведомлены о фундаментальном затруднительном положении, которое окружает нас в этом мире, и определили его как отсутствие гнозиса. Пророк Осия, одна из наиболее гностических фигур Ветхого Завета, винит отсутствие божественного гнозиса (знания Бога) не только в людских страданиях, но и несчастьях всего творения:
1.… нет ни истины, ни милосердия, ни Богопознания на земле.
…
3. За то восплачет земля сия, и изнемогут все, живущие на ней, со зверями полевыми и птицами небесными, даже и рыбы морские погибнут (Осия, 4 глава, 1-3, выделено автором).
Эта гностическая точка зрения в корне противоречит двум другим способам видения связи между Божественностью, людьми и природным миром. Первый предполагает, что человек является источником всех ценностей, что природный мир является всего лишь инструментом человеческих устремлений, и что Бог, если он вообще существует, не имеет никакого значения (эта позиция, пожалуй, в её современной форме была впервые сформулирована Френсисом Бэконом и стала известна в эпоху Просвещения). Вторая (и последняя) позиция предполагает, что природный мир является источником всех ценностей, что человеческое существо стало нарушителем универсальной экосистемы, и что Бог, если он есть, имманентно присутствует в природе, и, по сути, неотличим от неё. С гностической точки зрения, ни человеческое существо, ни природный порядок не могут быть источником всех ценностей, потому как они радикально отчуждены от Божественности, где пребывают подлинные ценности. Только когда человеческое сознание перебирается через пропасть разделения и соприкасается с Божественностью, становится возможным постижением истинных ценностей.
Гностик, в своей душе или духе преодолевающий это отчуждение от Божественности, является чужеземцем по отношению к этому миру и другим людям. Встреча с подлинным Гностиком означает встречу с чужаком. Мы можем встретиться с таким человеком опосредованно, путем чтения Гностических писаний или напрямую, путем столкновения с современным Гностиком. В обоих случаях имеет место встреча незнакомца, высказывающего странные идеи. Но если мы вовлекаемся в творческое взаимодействие с этим незнакомцем, он может стать нашим другом, на чью проницательность мы можем рассчитывать, когда приходим к духовным вопросам, ускользающим от нашего понимания. Те, кто путешествовал по дороге впереди нас к дальней стране, обычно достаточно квалифицированны, чтобы указать нам наши собственные направления. Встреча, таким образом, может оказаться многообещающей для человека.
И снова — заимствуя образы у Мани и Будды — гностик подобен лодочнику, который гребет, встречая нас и помогая нам переправиться на другой берег. Гностик рассказывает нам, что он знаком с территорией дальнего берега и уверяет, что нас там поджидают великие чудеса. Он также напоминает нам, что садясь на борт его парома, мы будем вынуждены оставить «Terra Firma» нашего нынешнего обитания. Это местожительство различно для каждого человека. Мирским скептикам придется оставить приятное отсутствие духовных обязательств; преданно религиозным, может быть, придется переоценить свои религиозные идеалы, в частности, концепции о Боге; малодушным, возможно, предстоит собрать определенное экзистенциальное мужество для совершения великого путешествия. И, пожалуй, самое главное, завсегдатаям духовного супермаркета New Age придется оставить свою поверхностность в этих вопросах и подвергнуться требовательному процессу сознательного саморазвития, связанного с совершенно иным мировоззрением.
Гностические писания описывают затруднительное человеческое положения как невежество, сон, опьянение или забывчивость. Эти составляющие нашего плачевного состояния проявляются во многих формах. Мы словно животные, которых так приручили к своей клетке, что даже когда её двери открыты, мы отказываемся покидать её пределы. Сон и оцепенение нашего нынешнего существования оказываются более предпочтительны, чем вид свободы, привносимой гнозисом. Мы редко ставим под вопрос общепринятое мировоззрение, принятое в нашей культуре или догмы нашей религии, но сейчас, кажется, готовы усомниться в учениях, принесенных гностическими озарениями. Некоторые из этих сомнений, конечно, полезны. Но нам необходимо подвергать сомнение не только Гностиков и их учения, но также и самого вопрошающего. Разве мы отвергаем рассмотрение гностических постулатов не потому, что они противоречат тому, что думает большинство? Сколько из заветных убеждений, которые стоят на пути нашей готовности к принятию гностических идей, на самом деле являются не более чем непроверенными предположениями, навязанными нашим обществом?
Это было верно две тысячи лет назад и остается таковым по сей день — у большинства людей гностицизм вызывает беспокойство, а временами даже бешенство; он представляет собой вызов тому, во что многие из них верили и практиковали. Тот, кто полон решимости сделать из этого мира большее, чем он есть, шокированы гностицизмом и его трезвым признание того, что мирское спасение невозможно. Мир не может быть вознесен своими собственными силами, являются ли они политическими, экономическими, научными или экологическими по своей природе. Мир нуждается в чем-то, что находится за пределами его самого — в мудрост