– Да уж, – ответил я. Мирные переговоры ни к чему не привели. Я отдавал должное цельности и настойчивости моих собеседников в достижении поставленной цели и все еще надеялся, что их таланты послужат общему делу. Но как мне убедить их перейти на нашу сторону?
– У меня нет золота, – ответил я ухмылявшемуся Уроду. – И средства излечить ваших наставников тоже нет. Но если вы останетесь со мной и поможете мне здесь, в Восточных Королевствах, то, уверяю вас, увидите много чудес. И, кто знает, может быть, мы и найдем здесь средство от болезни. Не говоря уже о золоте.
– Остаться? – сказал Урод. – Конечно останемся. Далеко не пойдем. Тот, кто нам нужен, здесь, рядом.
– Ага, – поспешно согласился Мерзавец. – Но послушай, Урод…
– Не сейчас, Мерзавец! Ты мне все время мешаешь! – Урод опять повернулся ко мне и печально произнес: – Бедняга Вунтвор! Нам стыдно за тебя: у тебя нет ни золота, ни лекарства. А сейчас, чтобы ты навсегда нас запомнил, пора дать слово Паразиту. Вдруг ты все-таки сообразишь, как достать тысячу пятьсот золо…
Урод внезапно замолк, и физиономия у него вытянулась.
– Паразит, это ты?
Но дружок Урода все еще держал свой ножичек у моего горла. Урод стоял спиной к кустам. Он пошарил рукой за спиной.
– Мерзавец, ты?
– Ага! – отозвался придурковатый Мерзавец. – Это единорог.
– Конечно, это я, – раздался чудесный глубокий голос. – И уверяю вас, более удивительного и страшного зверя вы еще не встречали. А теперь соблаговолите выйти на середину поляны, чтобы нам было лучше вас видно.
Урод и Мерзавец соблаговолили. Единорог последовал за ними, упираясь рогом в спину Урода. Паразит убрал нож от моего горла и не очень уверенно протянул руку к единорогу.
– Даже и не думай, – посоветовал тот, – если, конечно, не хочешь сделаться фрагментом живописного панно. – Великолепное животное фыркнуло, и звук этот напоминал нежный перезвон колокольчиков. – Знаешь, бывают такие панно, изображающие реки крови, несчастных, корчащихся в предсмертных муках, и победоносного единорога с сияющим золотым рогом, красиво обрызганным кровью? Вам наверняка случалось видеть на гобеленах.
– Но вы нас не так поняли! – заюлил Урод. – В конце концов мы просто бедные ученики, такие же как Вунтвор. Мы просто хотели побеседовать.
– Видимо, вы беседуете с помощью ножей? – Чудесное создание легонько топнуло ногой. – Ну что ж, а я иногда использую в разговоре свой невероятно острый, сверкающий золотой рог!
Урод вымученно улыбнулся:
– Паразит, почему бы тебе не убрать ножик?
Паразит послушно спрятал нож.
– Мы просто обсуждали, как бы Вунтвору достать для нас тысячу пятьсот пятьдесят золотых.
– Мне кажется, сейчас уместнее было бы обсудить, где вы желаете быть похоронены, – возразил единорог.
– Э-э… Всего доброго! – сказал Мерзавец, и они с Паразитом скрылись в кустах.
– Подождите меня! – Урод припустил от единорога с невероятной скоростью, однако успел крикнуть: – Помни: тысяча шестьсот золотых… – И тоже скрылся в кустах.
Я сказал единорогу, что просто не знаю, как его благодарить.
– У меня есть идея на этот счет, – ответило это неподражаемое создание. – Моя голова сильно отяжелела после того, как я попугал этих молодых людей.
– Да уж, – ответил я. – Может быть, позже. К сожалению, негодяи прервали меня на середине заклинания.
– Колдовство? – фыркнул единорог. – Разве во мне недостаточно волшебства?
Я принес свои извинения. Единорог побрел к лагерю, несчастное мифическое животное с разбитым сердцем.
Но как же с моим заклинанием? Огонь уже погас. Осталось всего лишь несколько жалких угольков. А ведь я был так близок к успеху! Все выполнил, кроме самого последнего. Что же теперь делать?
Кто-то из спящих зашевелился, и раздалось сдавленное: «Проклятие!» Моя стычка с учениками, должно быть, разбудила некоторых моих товарищей. Сейчас кто-нибудь из них явится. Это облегчает мне выбор. Так как нет никакой возможности начать заклинание сначала, мне остается лишь поскорее его закончить. Я побросал оставшиеся ветки в догоревший костер и дул на угольки, пока языки пламени не начали лизать сухую древесину. Оставалось быстренько произнести нужные слова и надеяться на лучшее. Но пламя теперь было не голубым, как полагалось, а ярко-желтым. Ну, это мы поправим. Я потянулся к Катберту.
– Ну что еще? – насторожился меч. – Меня не обманешь! Я слышал угрозы.
– Уверяю тебя: мы здесь одни! Мне просто нужно отрезать еще одну прядь волос.
– Опять стрижка? – возмутился Катберт. – Это что, теперь будет моей постоянной обязанностью? Знаешь ли, подобные занятия могут испортить репутацию порядочному мечу. Я так и слышу, как другие волшебные мечи издеваются: «Ну что, Катберт, как дела? Все стрижешь?» Какой стыд!
Не обращая внимания на капризы Катберта, я отрезал еще одну прядь волос.
– Я ведь тоже люблю помечтать! – разглагольствовал он, пока я занимался делом. – Все эти путешествия! Это так утомительно, особенно если твой хозяин не дает тебе спокойно полежать в ножнах. Как бы мне хотелось обрести тихую пристань, вдали от этой мясорубки! Висеть себе на какой-нибудь теплой стенке, наполовину вынутым из ножен, так, чтобы я мог наблюдать, как другие суетятся вокруг. Но нет! Я вынужден вести бродячую жизнь и следовать за своим хозяином, участвовать в кровопролитных…
Не дожидаясь, пока Катберт договорит, я засунул его обратно в ножны. Надо было сосредоточиться. Я в последний раз заглянул к книгу:
«Самое важное – последний шаг. Возьмите свой только что срезанный локон, бросьте его в огонь и скажите слова, указанные ниже. Произнося их, вызовите у себя в памяти образ возлюбленной, которой вы хотите внушить ответное чувство. Дым от вашего костра долетит до нее, где бы она ни была. Мы еще раз подчеркиваем: сосредоточьтесь на ее образе, потому что действенность заклинания зависит и от ваших мыслей».
Я бросил прядь волос в огонь, и пламя опять стало голубым.
– Нори, – прошептал я и начал произносить заклинание.
– Проклятие! – послышалось со стороны лагеря.
– Пусти меня! – кричал Снаркс. – А не то на завтрак у нас будет жаркое из Домового!
– По моему глупому разумению, – заметил Льстивый, – этот малыш совершенно прав.
Потом все загалдели разом. Я снова обернулся к костру, но пламя уже погасло. Теперь оставалось надеяться, что мое заклинание сработало раньше, чем меня прервали. Голоса из лагеря становились все громче и громче. Кажется, кричали и мои спутники, и Семь Других Гномов. Надо было срочно пойти туда и утихомирить их.
– Ну! – сказал я, подойдя к лагерю.
– Вунтвор! – заорали они все разом и вдруг все разом замолчали. Это было более чем странно. Может, они наконец признали меня главным? Но почему они на меня так странно смотрят?
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
«Есть много определений любви. У изголодавшегося человека, жадно вгрызающегося в ножку жареного цыпленка, одно мнение на этот счет, а у цыпленка – совсем другое».
– Вунти! Наконец-то мы будем вместе! – воскликнула Эли и бросилась ко мне с такой радостью, как будто мы бог знает сколько времени не виделись.
– Нет, не будете! – величественно изрек единорог. – Я первым его увидел! – И мифическое животное тоже припустило ко мне галопом.
Я разинул рот от удивления. Что здесь происходит? Вперед выступил Гакс, волоча за собой Бракса.
– Давай! – приказал он своему подручному. Бракс подмигнул мне и забил в барабан. Гакс изо всей мочи заорал:
– Гакс Унфуфаду от всего сердца…
– Желает выразить восхищенье.
– Клянется тебе в любви до гроба.
– Хотел бы узнать тебя получше!
– Ах так! – не утерпел дракон. – Слушай же, Вунтвор!
Вот самый славный юноша на свете.
О, как мне повезло такого встретить!
И пусть он неуклюж и робок,
Пусть он застенчив и неловок,
Но юности очарованье;
Влечет меня к нему и манит!
Они вели себя все более и более странно. Гакс и Дракон опять нарушили мой запрет петь и декламировать. Я было хотел сказать свое решительное «да уж!», но не успел, потому что у меня на шее повисла Эли. В буквальном смысле! Я свалился на траву и тут же попал под настоящий град поцелуев.
– Э-э… – слабо протестовал я. – Э-э… – Промежутки между поцелуями оказались так коротки, что я не успевал выговорить полностью ее имя. Времени хватало только на один слог. – Э-э…
– Да, да, Эли! Мое имя в твоих устах звучит, как музыка, – мурлыкала она.
– Эли! – Мне все-таки удалось это произнести и даже добавить «пожалуйста», пока она опять не взялась за свое. Я сопротивлялся, но у нее оказалась железная хватка. – Пожалуйста, дай мне вздохнуть!
Она оторвалась от моих губ и виновато пробормотала:
– О, прости мою чрезмерную пылкость, милый Вунтвор. Я так по тебе соскучилась!
Соскучилась? Но ведь я не отлучался дальше края поляны! С ума они все сошли.
– Отойди от этого невинного юноши, о непристойная женщина! – потребовал великолепный густой голос. – Ты не достойна целовать его башмаки!
– Что-о? – Эли встала и сверкнула глазами на единорога.
– Именно так, – вздохнул единорог и мечтательно добавил: – И что это за башмаки! Я уже не говорю о его ногах, руках, плечах, плохо подстриженных волосах и… – Животное обессилело от нежности. – И о его коленях! – Единорог застонал, и в его стоне звучали одновременно отчаяние и страсть. – Даже говорить не могу об этом! Сама мысль доводит меня до сумасшествия!
Но Эли как раз могла и хотела поговорить:
– Не достойна целовать башмаки? Да знаешь ли ты, что я – одна из самых популярных актрис Вушты?
– Именно поэтому, – сухо ответил единорог.