— Разумеется, я не настолько хорош, — согласился я. — Никаких возражений!
Я хотел было сказать Альвианте, что бросать ее драгоценное «все» следует вовсе не ради меня, а ради «неизвестно чего», потому что неизвестность — это такая специальная, единственная и неповторимая штука, во имя которой человек вполне может отказаться от чего угодно, в том числе и от фамильного замка, по которому бродят толпы сбрендивших слуг, — если он настолько удачлив, что ему однажды выпадет такой шанс… Но я вовремя прикусил язык: кто я такой, чтобы лезть к этой милой женщине со своей дурацкой философией?! Во-первых, ей и без того невесело, а во-вторых, она уже все для себя решила!
— Я рада, что ты понимаешь, — улыбнулась Альвианта. — Я сразу подумала, что ты можешь понять абсолютно все, как только взглянула на тебя, Ронхул Маггот! Я буду помнить тебя очень долго. Может быть, всегда… Знаешь, теперь я даже рада, что ты так быстро уходишь. По крайней мере, между нами не случилось ничего плохого: мы не поссорились и не наскучили друг другу. Мне не довелось проснуться от твоего храпа и почувствовать раздражение, ты не принялся тискать моих служанок по темным углам, не клянчил, чтобы я отдала тебе поносить свои лучшие доспехи, не пытался порезать мясо моим мечом и не плясал голым в спальне моей мамы… Одним словом, в моих воспоминаниях о тебе не будет ни одного темного пятнышка, и это прекрасно!
«Хороший же у нее опыт совместной жизни с мужчинами! — сочувственно подумал я. — Судя по всему, все ее предыдущие кавалеры были настоящими героями! Да уж, повезло барышне, нечего сказать…»
— Знаешь, что? — вдруг оживилась Альвианта. — Я только что подумала: ты же демон, ты все можешь! Ты ведь можешь присниться человеку, если захочешь? Уверена, что это так! Ты снись мне иногда, ладно?
— Ладно, — легкомысленно пообещал я. Эта ложь далась мне очень легко, потому что в глубине души я был совершенно уверен, что мое обещание выполнится само собой: люди часто видят во сне именно то, что им хочется увидеть.
— Вот она, твоя Тропа, — наконец сказала Альвианта. — Здесь мы с тобой встретились, Ронхул. Здесь и расстанемся. — Сунула мне небольшую кожаную сумку, шепнула: — Здесь только еда, и никакого яда. Яд нынче дорог! — Она рассмеялась, довольная собственной незамысловатой шуткой.
— Спасибо, — сказал я, вешая сумку на плечо. А сам подумал: «Что-то я обрастаю барахлом! Никуда от него не денешься!»
— Прощай, Ронхул Маггот, — с пафосом провозгласила Альвианта, и я в очередной раз удивился мощи ее голосовых связок.
— Прощай. — Я все еще медлил, поскольку внезапно обнаружил, что не так уж готов повернуться к ней спиной и уйти.
Но мне пришлось это сделать: холодный ветер настойчиво дул мне в спину. Я был почти уверен, что его имя — Овётганна, и мне чертовски хотелось снова и снова повторять это незнакомое слово вслух, но я почему-то стеснялся — сам не знаю, кого…
Глава 6Мараха Вурундшундба
Через несколько часов мне начало казаться, что Альвианта мне приснилась. Более старые воспоминания — о Мэсэне, умной говорящей птице по имени Бурухи, Ургах и моем «сердечном друге» Таонкрахте — представлялись мне более-менее правдоподобными, но и они куда больше походили на живой, яркий сон, один из тех снов, пробудившись от которых, мы не узнаем себя в зеркале и мучительно пытаемся сообразить, что происходит.
А потом я вообще перестал копошиться в воспоминаниях. Шел себе и шел, просто пустил все на самотек, предварительно велев своему телу переставлять ноги: левая, правая, левая, правая… Несколько раз я видел величественные силуэты замков в стороне от дороги, но их обитатели больше не попадались мне навстречу — оно, пожалуй, и к лучшему!
Даже ночью мне не захотелось останавливаться, а на рассвете вместо обычного приступа сонливости я почувствовал удивительный прилив бодрости. Мои ноги сочли его почти неуместным: они-то, бедняги, все пытались убедить меня остановиться.
Только после полудня я наконец понял, что готов выполнить их просьбу. Огляделся, подыскивая место для ночлега. Неподалеку от дороги росло замечательное дерево, очень толстое и раскидистое. На его узловатых ветвях, не слишком высоко от земли я обнаружил огромное гнездо, больше похожее на стог сена — в точности как воронье, только ворона, свившая это гнездо, должна быть размером со страуса! Гнездо сразу показалось мне самой замечательной из спален — довольно странно, если учесть, что я еще никогда не спал в птичьих гнездах и вообще всегда немного побаивался высоты… Тем не менее у меня в голове что-то щелкнуло, дескать, вот оно! Я вскарабкался в гнездо, свернулся там калачиком, набросил на плечи свое драгоценное одеяло и сразу уснул. Могу присягнуть, что еще никогда в жизни я не спал так сладко!
Пробуждение вышло странное: мне на лицо упало что-то большое, но легкое, мягкое и мокрое. Я заорал с перепугу и чуть не вывалился из гнезда. Кое-как пришел в себя, понял, что ничего страшного не происходит, и попытался разобраться, что же все-таки случилось.
Оказалось, что мне на лицо, можно сказать, прямо в рот свалился переспевший плод. Я запоздало рассмеялся, слизывая с губ его сладкий сок: вот это, я понимаю, дары природы! Я с удовольствием доел перепугавший меня плод и огляделся. Было уже темно, на небе красовались сразу две луны: одна полная и тоненький полумесяц.
— Высиживать яйца мы с тобой, пожалуй, не будем, так что вперед, дорогуша! — весело сказал я себе. — Ишь, расселся!
Я выбрался из гнезда и отправился в путь. У меня было такое приподнятое настроение, что я шел вприпрыжку. Наверное, я уже тогда чувствовал, что мое странствие по Быстрой Тропе близится к завершению.
Минут через десять я увидел целую рощу раскидистых деревьев, на ветвях которых громоздились гигантские «вороньи гнезда», в точности как то, где я спал. Но эти гнездышки не пустовали. При свете полной луны я сразу заметил, что из них свешиваются человеческие ноги, обутые в сандалии на толстенной платформе.
— Во люди живут! — растерянно сказал я вслух.
Потом решил, что было бы неплохо потолковать с обитателями гнезд: они вполне могли подсказать мне дорогу к загадочным Вурундшундба. Поэтому я залез на ближайшее дерево и нерешительно подергал ногу, торчащую из гнезда. Нога была совершенно гладкой, ни единого волоска на алебастрово-белой коже, при этом размер ступни наводил на мысль, что ее счастливым обладателем было существо мужского пола.
Спящий и не думал просыпаться. Я подождал несколько секунд и снова потряс ногу, на сей раз более решительно. Безрезультатно!
«Может быть, он умер, а в этих местах принято хоронить мертвых именно таким образом, и я просто забрел на кладбище?» — мелькнула у меня в голове паническая мысль.
Словно бы специально для того, чтобы меня успокоить, спящий тихонько всхрапнул и снова умолк. Я взобрался повыше и заглянул ему в лицо. Мое предположение касательно пола этой «птички» окончательно подтвердилось: круглое лицо украшала коротко подстриженная, но густая борода. Усов, впрочем, не было вовсе; по этой причине обитатель гнезда имел очень интеллигентный и старомодный вид.
Я решительно потряс его за плечи, но парень и не думал просыпаться. Через несколько минут я окончательно убедился, что полумерами тут не обойдешься. И принялся откровенно издеваться над несчастным незнакомцем. Теперь я тряс его, как грушу, орал ему в самое ухо: «Подъем!» Одним словом, проделал над ним весь комплекс садистских упражнений, придуманных специально для того, чтобы вырывать людей из сладких объятий Морфея.
Но обитатель гнезда одержал надо мной сокрушительную победу: он так и не проснулся. Мне не удалось ничего от него добиться, кроме еще нескольких тихих всхрапываний, больше похожих на вздохи.
— Ну тебя к черту! — растерянно сказал я, утирая пот с лица. — Вопросов больше не имею!
Спрыгнул на землю, озадаченно покачал головой и отправился восвояси: я уже понял, что мне здесь ничего не светит. На полдороги к тропе я обернулся и ехидно объявил:
— Спокойной ночи, голубчики!
Если совсем честно, я почему-то чувствовал себя обиженным.
Теперь мой путь лежал через такой густой лес, что я не сразу заметил наступление утра: самое торопливое из солнышек уже давным-давно вскарабкалось на небо, а в лесу еще царили глухие синеватые сумерки.
Я огляделся и в очередной раз удивился: по всему выходило, что я ушел не просто далеко, а очень далеко от замка Альвианты. Здесь все было иное: ландшафт стал равнинным, деревья — высокими и раскидистыми, а мокрая от росы, густая трава была похожа не то на лохматый мох, не то на какие-то коротко стриженные морские водоросли. Переменился даже цвет почвы. Теперь она была не сплошь черной, как прежде. Под узловатыми корнями деревьев то и дело мелькали пятна — то ярко-желтые, как декоративный песок, а то и вовсе снежно-белые.
Мимо меня совершенно спокойно прошло какое-то крупное животное, смутно похожее на медведя, еженедельно посещающего салон красоты. Мною зверь совершенно не заинтересовался: очевидно, не счел меня ни потенциальным обедом, ни грозным охотником. Я даже испугаться как следует не успел, а он уже скрылся в густых зарослях.
По дороге я все-таки разворошил сумку Альвианты. Если честно, мне не слишком хотелось есть ее гостинцы. Все эти наши шуточки насчет яда вышли мне боком: в глубине души я допускал, что она вполне могла бы попробовать меня отравить. Нравы в Земле Нао, как я уяснил, были простые и суровые. К тому же Альвианта сама дала мне понять, что убить мужчину, из-за которого пришлось немного поплакать, — самое простое решение проблемы…
Но жрать хотелось, а спелые плоды мне в рот больше не падали. Поэтому я начал с большими интервалами отщипывать по кусочку от ее гостинцев, рассчитывая, что в случае чего доза окажется не смертельной. Через несколько часов почувствовал, что наконец-то наелся.
Плохо мне так и не стало, зато стало стыдно: бедная, бедная Альвианта! Пожалуй, я мог бы немного лучше думать о людях, а уж тем более о женщине, которая подарила мне два совершенно замечательных дня, да еще и кучу вкуснятины на дорожку…