— Будешь смеяться, но у него имеется куча единомышленников в любом из известных мне Миров, — кивнул я.
Ндана-акуса внезапно заинтересовался нашей беседой и потребовал перевода. Хэхэльф тут же склонился к нему и что-то забубнил. Ндана-акуса выслушал его речи и удовлетворенно прикрыл веки. Мне показалось, что он остался доволен услышанным. Потом я снова набросился на еду: проклятое зелье действительно превратило меня чуть ли не в прета, несчастного обитателя мира голодных духов.
— Ндана-акуса весьма удивлен тем, что ты бывал в разных Мирах, и спрашивает, нравится ли тебе наш Мир, — внезапно зашептал Хэхэльф. Я призадумался.
— Скажи, что поначалу, когда я попал в Землю Нао, он мне совсем не понравился, — честно ответил я. — Потом дело пошло лучше, и я начал находить в нем некоторую приятность — до тех пор, пока не повстречался со страмослябами… А потом я попал в Сбо и решил, что этот Мир — славное местечко. Ну а с тех пор, как моя нога ступила на Хой, я не перестаю благодарить судьбу за то, что она меня сюда привела. — Признаться, в финале я слегка приврал: вежливость обязывала.
Хэхэльф принялся переводить мое выступление своему покровителю. На сей раз ндана-акуса переваривал информацию не слишком долго: по крайней мере, я не успел забыть, о чем мы говорили.
— Он сказал, что ты очень мудрый, хоть и демон, — сообщил мне Хэхэльф. — Ндана-акуса просил меня сказать тебе, что он с тобой согласен: Земля Нао вызывает у него величайшее отвращение. От себя добавлю, что это отнюдь не пустые слова: все бунаба терпеть не могут обитателей Земли Нао и лелеют мечты о том, как однажды с помощью Варабайбы займут их место на Мурбангоне. У них, знаешь ли, большие завоевательские амбиции… Потом ндана-акуса изволил добавить, что сама по себе земля Мурбангона — неплохое место, так что тут ты тоже прав. Что касается страмослябов, о таких гадостях здесь не принято говорить за столом… Кроме того, ндана-акуса снисходительно согласился с тем, что Сбо — не самое плохое из поселений на Хомайге, поскольку добрую треть населения составляют его соотечественники, хойские бунаба. Ну и разумеется, похвалив Хой, ты обмазал медом его суровое сердце, сам понимаешь!
— По крайней мере, я на это надеялся, — улыбнулся я.
Ндана-акуса Анабан тем временем вошел во вкус. Старик жаждал общения. Он снова поманил Хэхэльфа и что-то забубнил. Когда Хэхэльф повернулся ко мне, он выглядел очень довольным.
— Ндана-акуса говорит, что ты так ему понравился, что он с удовольствием пригласил бы тебя поселиться в его доме и жениться на одной из его дочерей или сестер, на выбор… Правда, не на твой, а на их выбор, но это не имеет значения, поскольку такое счастье тебе все равно не светит: ндана-акуса хорошо понимает, что тут есть два непреодолимых препятствия. Во-первых, ты демон и собираешься исчезнуть в конце года, а во-вторых, — Хэхэльф сделал драматическую паузу и с удовольствием закончил: — На его взгляд, ты слишком уродлив, так что с женитьбой все равно ничего не получится.
— Я слишком уродлив? — растерянно переспросил я. — Вот уж не думал!
Вообще-то я никогда не был столь невысокого мнения о своей внешности, даже в юности, когда человек способен совершенно искренне горевать из-за формы своего носа, подбородка или, не приведи господи, прыщика на щеке. Поэтому заявление ндана-акусы показалось мне обыкновенным оскорблением, и я недоумевал: зачем ему это понадобилось? Еще один милый местный обычай — так, что ли?
— Не обижайся, Ронхул, — подмигнул Хэхэльф. — Ндана-акуса говорил совершенно искренне, он не хотел тебя обидеть. Более того, он тебе сочувствует. Видишь ли, по меркам бунаба ты действительно жуткий урод! У тебя круглые глаза, улыбчивый рот, бледная кожа и слишком светлые волосы — именно то, что здесь считается самыми большими недостатками. Не переживай, у меня те же проблемы. Мои друзья бунаба искренне мне сочувствуют и постоянно уговаривают своих сестричек выскочить за меня замуж: они совершенно уверены, что я до сих пор не женат именно потому, что ни одна женщина в здравом рассудке не свяжет со мной свою судьбу… Но по сравнению с тобой я, конечно, почти красавчик! По крайней мере, кожа у меня загорелая, а улыбаться эти ребята меня давным-давно отучили.
— Ладно, переживем, — усмехнулся я. — В конце концов, все к лучшему, а то пришлось бы жениться, просто из уважения к хозяевам дома…
— Я скажу ндана-акусе, что ты ценишь его заботу, но, поскольку сам осведомлен о собственном уродстве, просишь его не хлопотать о твоей личной жизни, дабы не повергать в ужас женщин, живущих в этом гостеприимном доме, — решил Хэхэльф.
Ндана-акуса Анабан внимательно его выслушал и посмотрел на меня с настоящим отеческим сочувствием, а потом наконец приступил к трапезе.
Я же заметил, что кырба-ате уже опустошили свои миски, и снова обернулся к Хэхэльфу.
— Меня не сочтут хамом, если я на время покину общество и подойду к этим говорящим зверушкам? А то они уже все съели, еще уйдут…
— Ну что ты, конечно, обязательно к ним подойди, — кивнул Хэхэльф. — Когда я сказал ндана-акусе, что кырба-ате обратили на тебя внимание и согласились поболтать с тобой в конце вечера, твои ставки рванули вверх со страшной силой!
Я тут же отправился к кырба-ате. Всяческая живность — это моя слабость, не удивительно, что грозные «собачки» чару не стали грызть своими крокодильими зубками мою беззащитную задницу: я всегда отлично ладил с представителями фауны, даже с кусачими. Но кырба-ате были не просто очаровательными толстыми комками меха, а говорящими зверями Мараха, поэтому я здорово волновался. У меня имелся опыт общения с людьми Мараха, и я, при всем желании, не мог назвать его позитивным.
— О, явился! А мы тебя уже ждали, все хотели спросить: с какой стати ты на нас весь вечер пялился? — тут же сварливо спросил один из пушистых холмиков.
— Вы показались мне очень красивыми, — искренне ответил я. — Красивыми и… удивительными!
— Да, мы красивы, — важно согласился зверь. — Но что в этом удивительного?
— Может быть, ничего, но я видел вас впервые в жизни, — смущенно признался я.
— Как такое может быть? — теперь пришла очередь кырба-ате удивляться.
— А я здесь совсем недавно, — объяснил я. — Не только на Хое, а вообще в мире Хомана.
— Вот так так! Ну и как тебя сюда занесло, человек? — ворчливо спросил один из мохнатых толстяков, тщательно вытирая свою вилку большим круглым листом невысокого кустика, росшего поблизости. — Только не говори, что ты не человек, а демон: самый обыкновенный человек, это невооруженным глазом видно. Нас не проведешь!
Я опешил от его словесной атаки и хлопал глазами, пытаясь сообразить, что бы такое ответить.
— Рассказывай свою историю, только коротко, — проворчал другой кырба-ате. — Или вовсе ничего не рассказывай: ну какая у тебя может быть история? А нам уже пора по домам, ужинать и спать.
— Ужинать?! — Я не удержался от кривой усмешки. — А здесь вы что делали?
— Вот глупый человек! Какой же это ужин? Так, баловство одно! Сюда мы ходим только для того, чтобы дать хозяину дома возможность засвидетельствовать нам свое уважение, — объяснил он. — А настоящий ужин может быть только дома, в норке, под любимым одеялом…
— Ты давай, не отлынивай, рассказывай свою историю! — потребовал еще один кырба-ате. — В десять слов уложишься?
Я растерянно помотал головой.
— Ладно, пусть будет больше слов, но не увлекайся! — великодушно решили мохнатые толстяки.
Я старался изо всех сил. В конце концов мне удалось рассказать историю своих скитаний по миру Хомана за пять минут — своего рода рекорд.
— Ну вот, действительно ничего интересного! — вздохнул тот кырба-ате, который все это время старательно вытирал вилку. Он наконец счел ее достаточно чистой и положил в карман своего цветастого передника.
— Да ты не огорчайся, — сказал другой. — У вас, людей, почти никогда не бывает интересных историй! Так уж вы устроены… С тех пор как на Хой приезжал акуса-па-хумха Малого Халндойна, который добавляет в острый соус яд морской змеи керадбы,[60] я ни разу не слышал, чтобы из человеческих уст звучало что-то заслуживающее внимания!
— Люди вообще очень странные существа, — вмешался еще один. — Например, у вас почти совсем не растет шерсть. Ну, это я еще кое-как могу понять: природа обидела. Но вы же — разумные существа! Почему вы не носите шубы, чтобы замаскировать свои голые бледные тела? — И он возмущенно умолк.
— Ладно, — проникновенно сказал я, — вы меня убедили. Я непременно постараюсь раздобыть себе шубу. И буду ее носить, честное слово!
— Вот и умница, — снисходительно одобрили меня кырба-ате. — Вот ведь, какой молодец: вроде человек — а соображает!
— Ты тут с нами зря время теряешь, — вдруг сказал одни из кырба-ате. — Вернуться домой мы тебе не поможем, хотя могу наперед сказать, что все у тебя рано или поздно будет хорошо, особенно если ты действительно начнешь носить шубу. А теперь иди и ешь. А то такой тощий — смотреть на тебя противно!
— И щеки впалые! — с отвращением добавил другой. — Как можно так скверно обращаться со своим телом?! Оно же у тебя одно-единственное, казалось бы, о чем еще заботиться, а ты ни щек не наел, ни боков, ни задницы…
Я вернулся на свое место, с трудом сдерживая запрещенную правилами бунабского этикета улыбку.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Хэхэльф.
Я кратко пересказал ему содержание нашей беседы.
— Слушай, Ронхул, это просто здорово! — просиял он. — Если уж кырба-ате говорят, что у тебя все будет хорошо, значит, так оно и есть: они редко что-то предсказывают, но никогда не ошибаются. На то они и Мараха! В свое время они так же небрежно предсказали мне, что я уеду с Хоя и буду возвращаться сюда только погостить. Тогда это был большой вопрос, поскольку мой батюшка нарушил взятые им обязательства, и по правилам меня не то что отпускать домой — оставлять в живых не следовало… Ндана-акуса, конечно, не собирался меня убивать: к этому моменту он успел потратить слишком много времени на мое обучение, чтобы просто так в