Вечером следующего дня на горизонте показалась вершина скалы Агибубы. Она действительно была очень высокой: ее странная вытянутая плоская вершина, придающая скале сходство с буквой «Г», утопала в низких пушистых облаках.
— Почти пришли, да? — восхитился я.
— Завтра на закате будем у ее подножия, — авторитетно подтвердил Куганна.
— А наверх взобраться сложно? — забеспокоился я.
— Да нет, ничего сложного, — отмахнулся он. — Там есть хорошая широкая тропа от подножия к вершине, а на самых крутых участках даже ступеньки в скале выдолблены.
— Говорят, Варабайба сам их выдолбил, чтобы людям бунаба было удобно ходить к нему в гости, — вставил Хэхэльф.
— Что значит — «говорят»? — нахмурился Куганна. — Так оно и было, готов спорить на свою агибубу!
— А как проверять будем, кто победил? — тут же загорелся Хэхэльф.
— Очень просто: у самого Варабайбы и спросим, — рассудительно ответил Куганна. — А что ты поставишь?
— Куртку, — с достоинством ответствовал Хэхэльф. Впрочем, он и сам понимал, что его ставка смехотворно мала.
— Разве что вместе с порцией кумафэги, которую ты носишь в кармане, — фыркнул Куганна.
— Ничего себе! Порция кумафэги и куртка… между прочим, очень хорошая, почти новая куртка из кожи муюбы![61] — за одну старую агибубу?! — взвился Хэхэльф.
Завязалась продолжительная дискуссия, в которую постепенно втянулся ламна-ку-аку Кект, охотно взявший на себя полномочия незаинтересованного арбитра, а его свита внезапно утратила свою индейскую невозмутимость и взволнованно прислушивалась к разговору. По их лицам было видно, что ребята умирают от желания дать парочку советов спорщикам. Даже равнодушный ко всему толстый жрец изволил поднять веки и с любопытством уставиться на происходящее. В конечном счете было решено, что Хэхэльф тоже должен поставить агибубу, чтобы все было честно. Его приятель Кект согласился стать «спонсором проекта», благо уж он-то вез с собой не меньше десятка сменных агибуб.
— Слушайте, ребята, а о чем, собственно, мы спорили? — растерянно осведомился Хэхэльф, когда переговоры благополучно завершились. — Вы мне так голову заморочили, что я уже забыл…
Если бы наши спутники не были людьми бунабской национальности, после его заявления наверняка раздался бы дружный хохот, но в данном случае мне пришлось смеяться в одиночку. Наградой мне стали снисходительные взгляды наших спутников. Честное слово, они смотрели на меня, как на дикаря! Впрочем, гнилыми овощами все-таки не закидали — и на том спасибо.
Следующий день стал для меня тяжелым испытанием. По мере того как мы приближались к подножию скалы, во мне нарастало беспокойство. До сих пор мне как-то удавалось просто наслаждаться путешествием, не задумываясь о его цели — так можно зачитаться интересным детективом, пока сидишь в приемной у стоматолога, и вздрогнуть только тогда, когда начинает открываться дверь, ведущая в кабинет. Причудливые очертания скалы Агибубы были для меня сродни этой самой медленно открывающейся двери…
Вечером, когда мы разбили лагерь у самого подножия, я уже успел завести себя так, что сердце выпрыгивало из грудной клетки. Я прикладывал невероятные усилия, чтобы мои спутники не заметили, что со мной происходит: ребята были мне симпатичны, и мне ужасно не хотелось опозориться. С грехом пополам мне это удалось. Я вел себя вполне адекватно, даже с напускным энтузиазмом пожевал что-то за ужином, но вот уснуть мне не удавалось очень долго. Лежать и делать вид, что я сплю, еще худо-бедно получалось, но этой дешевой имитацией дело и ограничилось.
— Не спишь? — шепот Куганны свидетельствовал о том, что мой любительский спектакль с треском провалился. Полагаю, грохот ударов моего сердца о ребра раздавался над всей округой, как своего рода колокольный звон.
Я промолчал: вступать в беседу мне не очень-то хотелось — ну о чем можно говорить, когда судьба уже стоит за углом и ты здорово подозреваешь, что в руках у нее скорее топор, чем букет фиалок…
— Знаю, что не спишь, — невозмутимо сказал Куганна. — Я и сам не могу заснуть. Давай выйдем — все лучше, чем здесь в темноте сопеть.
— Давай, — вздохнул я. — А то еще Хэхэльфа разбудим…
— Его разбудишь, пожалуй! — хмыкнул Куганна.
Мы на ощупь выбрались из шатра на свежий ночной воздух.
— Хорошо как! — невольно вырвалось у меня.
— Да, неплохо… А чего ты не спал? Сердце не на месте? — мне показалось, что Куганна говорит сочувственно, хотя, чтобы хорошо разбираться в нюансах перманентно недовольных интонаций бунаба, надо провести рядом с ними куда больше времени. — Я и сам немного волнуюсь, — неожиданно признался он.
— У тебя тоже важное дело к Варабайбе? — понимающе спросил я.
«Важное», «не важное» — что ты в этом понимаешь? — проворчал он. И неожиданно предложил: — Знаешь что, Ронхул? Я тут подумал: чего мы с тобой будем изводить себя ожиданием? Давай поднимемся на вершину прямо сейчас!
— Прямо сейчас? — ошарашенно переспросил я. Его предложение показалось мне соблазнительным и совершенно безумным одновременно. Подняться на вершину, не дожидаясь утра, действовать, вместо того чтобы сидеть в темноте и следить, как медленно, секунда за секундой, утекает мое время, — это было по мне! Но в то же время у нас имелась такая хорошая программа действий, согласно которой мне полагалось не рыпаться, а ждать, пока влиятельные люди, ламна-ку-аку Кект и пага Пикипых, замолвят за меня словечко, а уже потом соваться к Варабайбе со своими проблемами, скорее всего, глубоко ему неинтересными…
Я попытался объяснить это Куганне, но он сердито отмахнулся.
— Какая разница, кто попросит Варабайбу оказать тебе помощь? Я и сам могу это сделать. Ясное дело, я не такой большой человек, как ламна-ку-аку Кект, но Варабайба с одинаковым вниманием прислушивается к любому из бунаба. А иначе он был бы не богом, а самозванцем! Сам подумай: если бы Варабайба считал, что одни его люди лучше других, он бы с самого начала не стал создавать тех, кто, по его мнению, «хуже»!
— Твоя правда, — растерянно согласился я. — А как я буду с ним говорить? Ты научил меня многим словам, но этого явно недостаточно… Ты мне поможешь?
— Ну ты и дурень, Ронхул! — изумленно сказал Куганна. — Если уж у меня хватило ума выучить кунхё — неужели ты полагаешь, что Варабайба глупее меня?! Он может говорить на всех языках, какие есть в этом Мире, и еще на некоторых, хотя от них нет никакой пользы…
— Опять твоя правда, — я был настолько выбит из колеи, что только и мог соглашаться со всеми его аргументами.
— Решай скорее, — потребовал мой нетерпеливый спутник. — Я не собираюсь терять время. Если не можешь решить, спроси свое сердце: уж оно-то знает, чего тебе на самом деле хочется!
— Пошли! — Я решительно встал на ноги. По большому счету, терять мне было нечего с самого начала, так что я вполне мог позволить себе роскошь временно отказаться от услуг разума и пригласить маленькую взбалмошную мышцу, обитающую под ребрами, взять на себя его нелегкие обязанности…
— Если так и дальше пойдет, мы будем наверху еще до первого рассвета, — бодро пообещал мне Куганна, после того как убедился, что я не отстаю от него на подъеме. Он, конечно, был хорошим ходоком, но человек, которому довелось несколько дней кряду гулять по лесу в компании Вурундшундбы, вполне способен угнаться и за гепардом! Так что подъем в гору не представлял для меня серьезной проблемы. Зато он помогал отвлечься от мерзопакостных страхов: «А вдруг этот Варабайба пошлет меня на фиг, и все?!», — и это делало меня почти счастливым.
— Рассвет в горах — самое лучшее событие, какое только может случиться с человеком, — откликнулся я.
— Это правда, — уважительно поддакнул мой спутник. — Все-то ты понимаешь…
Какое-то время мы поднимались молча и не без некоторого спортивного азарта: когда два взрослых мужчины начинают проделывать какие бы то ни было физические упражнения, рано или поздно это превращается в обыкновенное мальчишеское соревнование под лозунгом: «А не слабо!» В конце концов мы убедились, что вполне стоим друг друга, и снова перешли на шаг — как раз вовремя: еще немного, и я бы позорно запыхался…
— Не хочу лезть в твои дела, Ронхул, но будет лучше, если ты все-таки расскажешь мне свою историю, — неожиданно заметил Куганна. — Должен же я как-то объяснить Варабайбе, с какой стати тебе припекло с ним повидаться. Или это великая тайна?
— Может быть, и тайна, — равнодушно откликнулся я, — но мне так не кажется. Я бы уже давно тебе все рассказал, просто мне показалось, что тебе это неинтересно.
— Не слишком, — спокойно согласился Куганна. Он как-то ухитрился сказать это таким тоном, что его пренебрежение к моим делам не показалось мне обидным — ну, не интересно человеку, и все тут. Некоторые люди живо интересуются биографиями своих товарищей по биологическому виду, другие — нет, и мой спутник явно принадлежал ко второй категории.
— Но сейчас я должен получить хоть какое-то представление о твоей проблеме, — добавил он. — Это нужно для дела.
— Конечно, — кивнул я.
Моя история заняла не больше получаса: я постарался быть кратким и обойтись без нытья и живописных подробностей. Куганна слушал меня, не перебивая, но очень внимательно, даже шаг замедлил.
— Понятно, — кивнул он, когда я умолк. — Да, непростое у тебя дело, Ронхул!
— Как ты думаешь, Варабайба сможет мне помочь? — нерешительно спросил я. Вообще-то я понимал, что мой спутник вряд ли может быть квалифицированным консультантом по вопросам, связанным с потенциальными возможностями бога Варабайбы, но мне позарез требовалась хоть какая-то моральная поддержка.
— Откуда мне знать? — рассудительно отозвался он. — Могу сказать тебе одно, Ронхул: пока человек жив, ничего не пропало. Из любой ситуации всегда есть выход, причем не один, а несколько — и кто ты такой, чтобы оказаться первым человеческим существом во Вселенной, попавшим в действительно безвыходную ситуацию?!