В глубине острова Лонг-Айленд он нашел старый дом – небольшой кейпкодский коттедж, который требовал значительного ремонта. Пять акров, заросших молодыми соснами и осокой, обрывистый берег и дюны. Ближайшим соседом на этом мысу, до которого надо было добираться по песчаной дороге, идущей вдоль берега, был маяк, построенный в викторианском стиле с помпезной лепниной под крышей башни. Свет маяка будет успокаивать в кромешные ночи во время летних бурь.
Агент по недвижимости чрезвычайно обрадовался быстрому решению Поля и, боясь, что он передумает, вышел на улицу, оставив Поля одного карабкаться по очень крутой лестнице, чтобы посмотреть две крохотные спальни под крышей. Простые побеленные стены, лоскутные коврики у кроватей, чтобы не было холодно ногам, когда встаешь с постели. Голые окна, так что можно было выглянуть на яркий маленький пляж внизу или посмотреть на одинокий дуб, сейчас розово-красный, как на этикетке старого бордо. Никаких украшений, кроме нескольких картин, похожих на примитивы, которые он видел на прошлой неделе.
Когда он приехал домой и рассказал жене об этом месте, Мариан заметила:
– Очень долго ехать и ужасно скучное место, как ты его описываешь.
Не дождавшись ответа, она продолжила:
– Но это твое решение. Ты был так щедр, купив мне дом во Флориде, что будет только справедливо, если ты приобретешь дом на Лонг-Айленде.
Практичная Хенни предупредила Поля:
– Ты бы лучше просил Элфи. Он все-таки понимает в недвижимости.
Но Поль уже решил, что если даже это и плохое вложение денег, все равно он приобретет этот дом: он ему нравился.
В яркий ноябрьский день Поль предложил пикник, чтобы отпраздновать покупку.
– На берегу будет холодно, – возразила Мариан. Он предполагал, что ей не захочется ехать, но стал настаивать:
– Неужели тебе не хочется даже посмотреть на это место?
– Но ведь я уже видела его однажды.
Они как-то ездили туда несколько недель назад, и хотя она явно не была в восторге от этого места, в отличие от него, но была достаточно снисходительна, чтобы назвать дом «очень милым». Было ясно, что у нее нет намерений проводить там свое время.
– Ладно. Тогда я возьму Хенни с Дэном и, может быть, Хенка. Они получат удовольствие от поездки.
– Пожалуйста, только не опоздай на обед.
Они отправились рано. У него был новый автомобиль, «рено», у которого, по словам Хенка, был приплюснутый нос. Но в новом автомобиле всегда чувствуешь радостное возбуждение, и Поль, глядя на ясное небо, синее яркое небо, был в приподнятом настроении. Ли – по какой-то странной причине он не упомянул Мариан, что она тоже поедет, – взяла с собой корзинку с провизией и свою таксу, Струделя Второго. В возрасте двенадцати лет собака была еще в хорошей форме и ездила с Ли повсюду. Ли и Хенк распевали веселые песенки, Хенни и Дэн тоже наслаждались редкой возможностью выехать на природу. Словом, все были довольны, никто ни на что не жаловался.
Они проехали большой загородный дом, окруженный лужайками и оранжереями. Поль кивнул в его сторону:
– Принадлежит моему клиенту. Версаль средних размеров.
– Оранжереи? – изумился Дэн. – Зачем?
Поль объяснил, что в главном здании каждый день меняются свежие цветы, и с некоторым страхом ожидал реакции Дэна. Она не замедлила последовать:
– Отвратительное бахвальство. Полная аморальность!
«Социалист до мозга костей», – подумал Поль и подавил улыбку.
– Мы почти на месте, – сказал он, когда они свернули с магистрали на луг. – Предупреждаю всех: это не фешенебельное место. Никаких оранжерей, Дэн.
– Хорошо, – заметила Хенни.
Поль подвел машину к заднему крыльцу. Они вышли из машины и пошли за ним на пляж, постояли в молчании перед огромным искрящимся морем. Волн не было, море было абсолютно неподвижным, далеко на горизонте белел одинокий парус.
Поль прервал молчание:
– Здесь можно рыбачить и собирать моллюсков. Ничего не изменилось за две сотни лет. Давайте я покажу вам дом. И кстати, как насчет обеда?
Он ожидал, что Хенни и Дэн одобрят дом, но мнение, высказанное Ли, было для него полной неожиданностью.
– Не знаю твоих планов, Поль, – сказала она, – но если бы это место было моим, я бы ничего не стала здесь менять. Я бы даже не повесила занавески в спальнях наверху. Заглянуть все равно никто не может, а мне бы хотелось смотреть оттуда на мир.
– Мне хочется построить небольшую пристань и сарай для лодки, – заметил он, когда они расстелили одеяла на густой траве. – Мне бы хотелось научить тебя ходить под парусом, Хенк. Под парусом чувствуешь себя по-настоящему наедине с морем.
Ли раскрыла корзину, которая хорошо подходила к отличным салфеткам и скатерти, стаканам и столовым приборам.
– Вот паштет – сегодня я почувствовала себя француженкой – и французский хлеб. Потрогайте, он еще теплый. Три сорта сыра, берите. В термосе – суп.
Ловко и аккуратно она разложила еду: жареных цыплят, маленькие колбаски, фрукты и торт.
– О, если бы мы были во Франции – как я люблю Францию! – мы бы сейчас обязательно пили вино. Даже тебе дали бы разбавленное, Хенк. Но, поскольку мы не во Франции, у нас будет кофе, а у тебя фруктовая вода.
На нее приятно было смотреть. Она не устала, у нее не болела голова, и ела она с аппетитом, обгладывая косточки цыпленка и высасывая сок из апельсина.
Когда они поели, Хенни захотела помочь убраться, но Ли не разрешила:
– Нет-нет! Хенк и Дэн хотят пойти к маяку. Идите. Вам неплохо прогуляться.
Она вставила сигарету в длинный черный лакированный мундштук и откинулась назад со вздохом:
– О, как восхитительно!
Ли была одета в теплую шерстяную накидку бордового цвета, простую и удобную, поверх коричневой шерстяной юбки. Она снова была сама собой, оправившись от потрясения и горя.
– Мне хочется поблагодарить тебя за Хенка, – сказала она. – Ты столько времени уделяешь ему!
– Это нетрудно для меня.
– У тебя столько хлопот, когда ты водишь его по музеям и помогаешь ему в занятиях химией, в которой я ничего не понимаю.
– Уверяю тебя, что сам я знаю очень немного. Хенк знает гораздо больше. Он рассказывает мне об эволюции мозга, а я слушаю. Подозреваю, что он будет врачом. Наконец все вернулось в нормальное русло для вас обоих, – закончил Поль.
– Да, – согласилась Ли. – Я чуть не сошла с ума, когда пришлось заглянуть правде в глаза. – Она словно исповедовалась. – Бен был виноват так же, как Донал, политиканы и аристократы, сделавшие себе состояния из одного и того же источника. Его конец можно было предсказать, он был известен с самого начала.
– Ты хочешь сказать, что и конец Донала?
– Кто знает? – Она помолчала, наблюдая, как тает в воздухе дым от сигареты. – Но сейчас я думаю о Мэг.
– Я не часто ее вижу, к сожалению, только по торжественным случаям, вроде годовщины Элфи и Эмили.
– Я тоже не часто вижу ее, хотя они продолжают приглашать нас искупаться в бассейне или провести с ними воскресенье. Но Хенку так неприятно ездить туда. Не пойму, из-за чего. Ты не знаешь?
– Нет.
– Послушай, Поль, они участвовали в грязном рискованном деле, но я не могу винить Донала за то, что какие-то негодяи попытались ограбить моего мужа и застрелили его. Правильно?
– Правильно.
– Лично я всегда получаю удовольствие от визита к ним. Там весело, Мэг становится оживленнее, чем обычно, и дети очаровательны.
Поль, желая уйти от обсуждения Донала, заметил:
– Она еще не родила? Разве уже не настало время для следующего ребенка?
Ли сделала гримаску:
– Следующего не будет. Вот почему у нее хорошее настроение. Я заставила ее вставить диафрагму.
– Ты? Ты?
– Да, я. Она была совершенно подавлена. А он хотел девять детей или больше. Вообрази, принуждать к такому женщину против ее желания! Поэтому я послала ее к врачу, раз Донал не поумнел. – И Ли удовлетворенно хмыкнула.
Поль вдруг представил себе, что его жена разговаривает с каким-нибудь мужчиной о диафрагме! Но теперь многие женщины свободно говорят на все темы, которых касались до войны только мужчины. Теперь все говорят о сексе. Женщины пьют, используют губную помаду и румяна – перед войной ими пользовались только проститутки. Он взглянул на ногти Ли, которые были такими же ярко-розовыми, как и ее губы.
Гуляющие вернулись.
– Для Дэна это слишком утомительная прогулка, – доложила Хенни. – Возможно, ему не следовало идти по песку, хотя Хенк помогал ему.
– Уже пора домой, – сказала Ли.
– Кто побежит со мной до конца луга и обратно к машине? – спросил Хенк.
Его мать приняла вызов. Хенни и Дэн сели в машину. Поль развернул автомобиль, и они смотрели, как бегут наперегонки мальчик и женщина, а старая собака догоняет их. Ветер поднимал короткую юбку Ли, показывая ее сильные бедра. Твердая плоть, подумал Поль, она твердая и мягкая в нужных местах.
Что с ним? Можно подумать, что пришла весна, время, когда полагается иметь странные мысли, когда расцветает земля, играет кровь и воздух так нежен! И хотя впереди длинная зима, у него в присутствии Ли возникают ощущения, которые возможны только весной. Боже мой, Ли!
Они повернули и приближались к машине; мальчик лишь слегка обогнал мать, которая бежала быстро: плащ и роскошные волосы развевались по ветру. У самой машины она выронила сумочку и наклонилась, чтобы поднять ее. Поль увидел тонкую золотую цепочку между ее грудей. На ней был золотой медальон. Он вспомнил, что у Анны тоже был золотой медальон. Ничего особенного в этом не было, но Анна тоже носила его под блузкой, под кружевами. И сейчас это так взволновало его.
Когда спустя несколько месяцев Поль вошел в свой кабинет, на столе, как обычно, его ждала стопка писем. Мисс Бриггс положила его персональную корреспонденцию отдельно. Хотя письма Йахима с иностранными марками никогда не помечались «лично», она знала, что это для него.
«Йахим все еще ведет себя как страус. Я бы сказала, что сейчас стало немного лучше, чем в последнее время, по крайней мере для меня. Правда, продолжается антиеврейская пропаганда, но в экономике настоящий подъем. Бизнес так процветает, что, мне кажется, еврейский вопрос умрет естественной смертью. Люди счастливы, когда в карманах у них звенят деньги, и у них не возникает желания ненавидеть».