«Вы не могли бы сказать своим ребятам, чтобы поставили нам палатку?» – обратился я к ней.
«Да, но нам сначала нужно поставить много других палаток».
«Я знаю, – ответил я, – но мы просили еще час назад, и ничего не изменилось».
«Это не мои проблемы», – рявкнул она.
Я знал, что она работает в условиях сильного стресса, и мог только посочувствовать тому, как она сражается со стихией, но мне такое отношение казалось немного пренебрежительным. «Нет, – сказал я, – мы все заплатили по тридцать семь сотен долларов, чтобы попасть сюда. Это ваши проблемы».
Она неразборчиво что-то пробормотала, повернулась и ушла.
Ветер усиливался, и среди суетящихся вокруг людей усиливалось чувство паники. Такой ветер бывает и у нас в Шотландии, может быть, поэтому я не переживал. Песок меня также не беспокоил. Все, что мне оставалось, это последовать примеру Гоби и свернуться клубочком, спрятав голову от ветра, и оказалось, что при этом я чувствую себя неплохо.
После полуночи мы услышали, как буря усиливается. Никто не спал; после восьмидесяти километров изнурительного бега нам всем нужно было восстановить силы, поэтому организаторы решили покинуть лагерь на ночь. Мы присоединились к другим участникам, сбившимся возле одного из многих крупных валунов, ожидая, пока приедут автобусы. Казалось, что чем дольше мы стоим, тем больше нарастает уровень страха в воздухе, и вскоре еще и пыль и песок набились в рот, уши и глаза. Но я знал, что это просто еще один набор неприятных ощущений, которые нам приходится испытать. В предыдущие сутки нам пришлось пережить гораздо более ужасные вещи, но неизвестное всегда пугает больше известного.
На заре автобус привез нас к невысокому зданию у входа в национальный парк в двадцати минутах от лагеря. Это был странный маленький музей, в котором были выставлены ископаемые, возраст которых составлял миллионы лет, и диорамы, показывающие обширную беспорядочную коллекцию природных зон. Естественно, Гоби чувствовала себя как дома, особенно в отделе дождевых лесов, где было полно искусственных деревьев и искусственных растений. Я не мог удержаться от смеха, когда она сходила в туалет под одним из них.
За несколько минут мы замусорили все помещение, превратив его в лагерь для беженцев для сотни пропахших потом бегунов и одной не совсем приученной к туалету собаки. Сотрудники музея не особо возражали, потому что магазинчик в дальнем конце музея распродал напитки и закуски с рекордной скоростью.
В этот день решено было устроить отдых ввиду изнурительности предыдущего длительного этапа, и мы провели день, отсыпаясь, поедая снеки и запивая их газированными напитками и общаясь между собой.
Я не прятался в спальный мешок или куда-нибудь еще. Наоборот, я остался пообщаться с Ричардом, Майком и Алленом.
«Что ты собираешься делать с этой подружкой?» – спросил под вечер Майк, показывая на Гоби.
Это был хороший вопрос, я задавал его себе не раз во время длительного этапа забега. Я знал, что в те два дня, что я бежал без Гоби, мне было сложно, и что я, как ни крути, привязался к ней. Я не хотел бросать ее здесь на произвол судьбы.
Более того. Гоби выбрала меня. Не знаю почему, но знаю, что это правда. Она могла выбрать любого другого из сотни участников, любого волонтера или организатора, но с тех пор как я впервые увидел ее, когда она вцепилась в мои гамаши, она почти никогда не отходила от меня.
Кроме того, Гоби была крепким орешком. Она пробежала более ста километров за три этапа забега, ничего не съев в течение дня, и я уверен, что при необходимости она бы выдержала гораздо больше. Несомненно, она боялась воды, но она шла вперед и доверилась мне, когда я переносил ее. Она шла на все, чтобы оставаться со мной. Как я могу бросить ее, закончив забег?
На каждый мой аргумент в пользу того, чтобы помочь Гоби, находились не менее убедительные аргументы отказаться от этой мысли. Я не имел понятия, какие заболевания она переносит, есть ли у нее хозяин, и как вообще действовать, чтобы помочь ей. В конце концов, это Китай. Я был убежден, что, обратись я к волонтерам с просьбой помочь мне найти дом для бродячей собаки неизвестного происхождения, люди вряд ли выстроились бы в очередь за ней. Если то, что говорят, правда, не закончила бы она свою жизнь в качестве чьего-то ужина?
Поэтому я не сделал ничего для того, чтобы найти ей постоянный дом здесь, в Китае. Я не обращался ни к кому из организаторов, многим из которых полюбилась Гоби, и даже не обсуждал это ни с кем из соседей по палатке.
Я не обращался, потому что хотел рассмотреть другой вариант.
У меня был лучший план.
«Знаешь что, Майк? Я решил. Я хочу разузнать, как забрать ее с собой».
Я впервые произнес это вслух, а сказав, я уже знал, что это правильное решение. Я не представлял, возможно ли это вообще, но знал, что должен попытаться.
«Прекрасно, – сказал Майк. – Я подкину немного денег, чтобы помочь тебе, если ты не против».
«Правда?»
«Я тоже», – сказал Ричард.
Я был удивлен и растроган одновременно. До сих пор мне казалось, что все общение Гоби с моими товарищами по палатке состояло в том, что она рычала на них, когда они возвращались в палатку ночью, не давала им спать, облаивая овец, и выпрашивала остатки пищи, когда заставала их за едой. Но я ошибался. Гоби вдохновляла их почти так же, как и меня.
«За такую настойчивость, – сказал Ричард, – она заслуживает хеппи-энда».
К тому времени как мы выстроились на старте в последний день, песчаная буря закончилась. Во всех многодневных забегах в последний день бегут короткую дистанцию, от десяти до шестнадцати километров. И, как во всех многодневных забегах, в которых я участвовал, мысль о том, что до финала осталась всего пара часов, заставляла участников проявить все их способности. И хотя весь день отдыха в музее они бродили, как ходячие мертвецы, в последний день на старте они выглядели как перед пробежкой в парке воскресным утром.
Гоби была радом со мной, казалось, она знала, что намечается что-то особенное. Когда мы побежали, она не кусала меня за гамаши. Она отлично бежала наравне со мной, время от времени поднимая на меня свои большие темные глаза.
Когда мы бежали, стояла прохладная погода, накрапывал мелкий дождик, и меня радовало, что Гоби не перегреется. Последний этап был очень короткий, и контрольных пунктов не было, поэтому каждые пару миль я останавливался, чтобы напоить ее из рук. Она никогда не отказывалась, и меня поражало, как она научилась доверять мне всего лишь за пару дней.
Во время отдыха в музее я потратил время на изучение результатов забега. Как я и думал, у меня не было шансов догнать Цзэна, и попытка Томми сойти с дистанции дорого ему стоила. Его обогнал Бретт, новозеландец, неожиданно вырвавший победу на длительном этапе. Тем не менее я на двадцать минут опережал Бретта, и если я и дальше буду опережать его, мое второе место на финише мне обеспечено.
Все время так и получалось, но, остановившись на середине этапа на вершине песчаного холма, чтобы напоить Гоби, я увидел, что сзади ко мне приближается Бретт. Он остановился позади меня. Должно быть, мой взгляд выражал недоумение, потому что он улыбнулся и пожал плечами.
«Как я мог обойти тебя, пока ты поишь ее?»
Я улыбнулся в ответ: «Спасибо».
Я убрал бутылку в специальное отделение на плечевой лямке рюкзака, кивнут Бретту, и мы побежали дальше, как будто ничего не произошло.
Так мы и бежали до конца этапа. Я пришел к финишу пятым, Бретт шестым, между нами Гоби. Немедленно были вручены медали и сделаны фотографии, и вскоре началось празднование с пивом, традиционным барбекю, кебабами и хлебом размером с пиццу с начинкой из пряностей и мяса и всякими другими вкусностями. Я набил рот вкуснейшей бараниной и дал Гоби слизать жир с моих пальцев. Вокруг было много смеха, объятий и улыбок, которые бывают, только когда ты знаешь, что вокруг тебя отличные люди, и наслаждаешься моментом, который запомнится на всю жизнь.
Я начал забег, как всегда, держать в стороне от других, сконцентрировавшись на беге и ни на чем больше. Я закончил этот забег, как и все предыдущие, в окружении друзей.
Но забег по пустыне Гоби был не таким. Падения были ниже, а взлеты выше. Этот опыт изменил мою жизнь. Поэтому будет правильным, если я, в свою очередь, сделаю все возможное, чтобы изменить судьбу Гоби.
Часть 3
Я наблюдал за Гоби из окна автобуса. Она была занята поеданием остатков кебаба, оставшегося от барбекю. Нурали организовывала отдых для волонтеров, только что посадивших оставшихся участников в автобусы. Гоби замерла. Подняла глаза. Это только мне кажется, или она поняла, что что-то не так? Двигатель автобуса ожил. Гоби, немного встревожившись, начала бегать туда-сюда. Она выглядела так, как тогда, когда я вернулся к ней на реке. Она искала что-то. Кого-то. Меня. Хвост опущен, уши прижаты. Я почувствовал почти непреодолимое желание поднять свое ноющее тело из кресла, выбраться из автобуса, пойти и снова подхватить ее на руки.
Это смешно, подумал я про себя. Я чувствовал себя, словно отец, наблюдающий, как его ребенок проходит через школьные ворота в первый день учебы.
Когда автобус начал отъезжать, я увидел, как Нурали позвала Гоби к себе, дала ей кусок мяса и взъерошила рыжую пушистую шерсть, торчащую как птичье гнездо у нее на макушке.
Я снова сел и попытался думать о чем-то другом. Хоть о чем-нибудь.
Поездка на автобусе назад в Хами кардинально отличалась от поездки сюда неделю назад. Тогда я едва ли перебросился парой слов со своим соседом. Меня все больше расстраивал шум болтовни ребят из Макао на заднем сиденье, и я неоднократно поворачивался в надежде, что они поймут намек и замолчат.
По пути в Хами я бы заплатил любые деньги за возможность сидеть рядом с ребятами из Макао и слышать их смех и болтовню. Мне нужно было отвлечься. К сожалению, эти трое сидели в другом автобусе, и в сонной тишине, установившейся после забега, после барбекю и после пива, я чувствовал себя одиноким наедине со своими мыслями.