В кои-то веки Лусия ошиблась. Утро не добавило мне оптимизма, и, продолжив поиски, мы нисколько не продвинулись вперед. Мы продолжили, как обычно, раздавать объявления, спорить и бороться с депрессией от вида гор на горизонте.
Кое-что, правда, изменилось: теперь поисковая команда стала значительно больше. Кроме Лу Синь, Лил, парикмахера и доктора, к нашей команде присоединилось еще много народу. В определенный момент, во время поисков, я насчитал пятьдесят человек, двадцать из которых продолжали поиски всю ночь, пока я спал. Это замечательные люди, и я никогда не смогу отблагодарить их как следует.
Дать интервью в отеле оказалось хорошей идеей. Это напомнило мне о том всплеске интереса, который произошел, когда мы начали сбор средств. С тех пор как Гоби исчезла, я не дал ни одного интервью, главным образом, по собственному решению. Когда нет новостей, в интервью не видится смысла.
С местной телестанцией дело обстояло по-другому. Репортер хотел знать, зачем человеку проделывать такой путь из Шотландии в этот город ради поисков собаки, и, казалось, он был доволен тем, что поиски возглавляли местные.
Как бы телестанция не распорядилась этой историей, она сработала. На следующий день к нашим поискам присоединилось два новых волонтера и пришло более десяти приглашений на интервью от китайских телестанций и газет. Как и в случае с репортажами в Daily Mirror и BBC, первое интервью на китайском телеканале пользовалось популярностью и вызвало интерес во всех уголках страны. Один телеканал даже прислал съемочную группу, которая сопровождала меня во время поисков и вела прямой репортаж с улиц города.
Однако не все ответы были положительными. Лу Синь позвонила женщина, заявившая, что Гоби явилась ей в видении, она бежала по заснеженным горам. Я с ходу исключил эту идею, но могу сказать, что кое-кого из поисковой команды она заинтересовала.
Я ответил: «Скажите ей, что если она специалист по этим видениям, пусть посмотрит его более подробно. Нам нужно точно знать, на какой горе находится Гоби».
Я знал, что шутку не понял никто.
На следующий день подвезли новые объявления с текстом на китайском и на той разновидности арабского языка, которой пользуются уйгуры. Это по-прежнему не вызвало никакого отклика у людей, но, по крайней мере, интерес в прессе продолжал расти.
На улице ко мне начали подходить люди, желающие сфотографироваться со мной. Тот факт, что я не знал китайского, а они – английского, не позволял нам нормально общаться, но создавалось впечатление, что все они слышали о Гоби и хотели забрать с собой пару объявлений. Каждый раз, когда это происходило, я напоминал себе, что, если бы это сработало, потребовалось бы только одно объявление.
Наряду с китайскими СМИ, нами снова стали интересоваться международные издания. Дома Лусия серьезно поработала в телефонном режиме, и после целого дня поисков на улице я вернулся в отель и пообщался с журналистами и продюсерами в Великобритании и США. Из-за этого я поздно лег и не выспался, но это было куда лучше, чем сидеть, ничего не делая и погружаясь в депрессию.
С тех пор как я приехал в Урумчи, я полагался на Лу Синь и ее команду. Ни власти, ни другие официальные организации не предлагали нам помощь. Мы были предоставлены сами себе, это было более чем понятно.
В течение многих лет люди говорят мне, что, зная, каким несладким было мое детство, просто удивительно, что я не сбился с пути. Я отвечаю, что в детстве мне пришлось пережить сложности, но они же дали мне средства для выживания. Все та боль и утраты придали мне определенную жесткость, а бег дал мне шанс найти этому качеству хорошее применение. Боль, сомнения, страх. Я обнаружил, что мне хорошо удается блокировать их во время бега. Как будто у меня есть выключатель, которым я могу по собственному желанию включать и отключать их.
На работе я тоже применяю эту способность отключаться. Я не сдаюсь, когда кажется, будто все потеряно, и никогда не принимаю отказ. Эта психологическая устойчивость, которую я развил в себе еще в детстве, неоднократно помогала мне. Я благодарен за нее. Однако потеря Гоби стала для меня шоком. Она показала мне, что я не такой уж и устойчивый, как мне казалось.
После всего, что она сделала, чтобы быть со мной, я не мог так просто забыть ее. Я не мог щелкнуть выключателем и жить дальше. Я не мог перестать опасаться самого худшего, сомневаться в наших возможностях или чувствовать ужасную боль, зная, что день за днем я все больше теряю ее.
Четвертый день В Урумчи почти ничем не отличался от остальных. Я проснулся в шесть часов, вместе с остальными членами команды поел пельменей в кафе, переделанном из грузового контейнера. Мы говорили о том, как давно пропала Гоби: официально – десять дней назад, но никто из волонтеров не верил в это. Все считали, что ее нет уже в два раза дольше.
К нам присоединилась новая девушка, Малан, в результате чего в это утро наша команда насчитывала десять человек. Малан сказала, что накануне вечером видела меня по телевизору, и ее так тронула эта история, что она связалась с Лу Синь и спросила, можно ли ей тоже прийти на помощь. С самого начала она показала себя достойным членом команды, предложив раздавать объявления на уйгурском языке в районе, где живут уйгуры.
Здесь были преимущественно одноэтажные дома, с вываливающимися кирпичами и проржавелыми металлическими крышами. Все остальные улицы, по которым мы ходили, были широкими, чистыми, с припаркованными на обочине автомобилями. Этот уйгурский район состоял из узких кривых проулков, нам встретилось мало автомобилей, зато много коз, запертых на участке размером не намного больше душевой в номере отеля.
Я поинтересовался у ханьцев, входящих в нашу поисковую группу, впервые ли они оказались в уйгурской части города. Если и так, они не показали этого. Они просто продолжали свою работу, раздавая объявления как можно большему числу людей.
Единственное отличие этого дня состояло в том, что днем Лу Синь оставила меня в отеле, где я давал очередное интервью, а сама поехала в аэропорт встречать Ричарда, моего соседа по палатке из забега в Гоби. После забега мы поддерживали общение, и он был щедрым жертвователем во время кампании по сбору средств для возвращения Гоби домой. Когда я прилетел в Урумчи, он узнал, что я рядом, и предложил приехать на несколько дней и помочь с поисками.
Я был в восторге от того, что ко мне собирается присоединиться мой друг; кроме того, его знание мандаринского диалекта было дополнительным преимуществом. Мне также очень хотелось побегать. Приехав в Урумчи, я вынужден был перемещаться по улицам тем же черепашьим шагом, что и оставшаяся часть поисковой команды. Я пытался уговорить их немного ускориться, но это было бесполезно.
Когда Ричард приехал из аэропорта, мы выбрались на пробежку в парк неподалеку от отеля. Я все время всматривался в горы и увидел несколько деревень среди зарослей кустарника, отделявших город от холмов. Я хотел, чтобы Ричард прошел со мной несколько километров и помог мне раздать объявления местным жителям.
У Ричарда были другие планы. Тогда я не знал об этом, но Лусия уже связалась с ним и попросила присмотреть за мной, потому что понимала, что я расстроен и не питаюсь нормально.
После пробежки мы встретились с нашей командой. Лу Синь казалась взволнованной, и Лил рассказала о том, что ей кто-то позвонил. В этом не было ничего нового. Чем больше объявлений мы раздаем, тем больше нам звонят. Большинство звонков оказываются ложной тревогой, но иногда люди звонят нам и спрашивают, не увеличим ли мы вознаграждение, если они принесут Гоби. Это пустая трата времени, и после нескольких звонков Лу Синь перестала мне о них рассказывать.
В этот раз речь шла о других звонках. Я видел, что она что-то скрывает. Я настаивал, чтобы она рассказала мне, что происходит.
«Что-то плохое», – сказала она. Но меня это не удовлетворило.
«Расскажите. Мне нужно знать».
«Сегодня днем Лу Синь кто-то позвонил. Сказали, что собираются убить Гоби».
Сначала я не осознал этого, но когда новость дошла до меня, у меня внутри все похолодело. Если это шутка, то очень отвратительная. Если это правда, то это ужасно.
К тому времени как я вернулся в отель, мне удалось немного успокоиться, но интервью для BBC Radio в тот же вечер стало катастрофой. Я чувствовал себя отчаявшимся и подавленным, и, хотя и осознавал, насколько важно казаться бодрым и позитивным, чтобы показать, что дело не безнадежное, мне это не удавалось. Я был измучен, взволнован и не видел, как мы можем найти Гоби. Это был далеко не самый приятный мой час в эфире.
Но, несмотря на это чувство подавленности, мне хотелось дать это интервью из-за статьи, появившейся в Huffington Post двумя днями ранее. В статье под заголовком «Пропавшая участница марафона Гоби, возможно, находится в руках торговцев собачьим мясом» приводилась цитата сотрудника организации Humane Society International о том, что «вызывает большое беспокойство, что Гоби пропала в Китае, где ежегодно от 10 до 20 миллионов собак гибнут от рук торговцев собачим мясом»[2]. По словам Лу Синь, торговля собачьим мясом не распространена в том регионе, где мы находимся, особенно с учетом большого количества проживающих здесь мусульман-уйгуров. Маловероятно, чтобы они могли съесть собачатину, которую считают такой же непригодной в пищу, как и свинина.
Статья была не только неточной, но и бесполезной. У нас была небольшая группа любителей собак, объединившихся для поисков, но нам нужно было, чтобы местные и национальные китайские издания освещали нашу историю и способствовали тому, чтобы больше горожан озаботилось судьбой Гоби. Крис и Кики уже рекомендовали мне оставаться позитивным и никогда никоим образом не критиковать государство во время интервью, и я знал, что если власти посчитают, что эту историю используют западные СМИ, чтобы выставить китайцев варварами, поедающими собак, я потеряю последнюю надежду когда-либо получить от них помощь.