Гоби – маленькая собака с очень большим сердцем — страница 7 из 38

По словам окружающих, я был крупным, и это более чем правильное описание. Я весил почти 110 килограммов, больше, чем когда-либо в жизни. Я не занимался спортом, то бросал, то снова начинал курить, и продавил диван, постоянно лежа на нем перед телевизором, просматривая спортивные передачи. Мне было двадцать шесть, и я обжирался до смерти.

Перемены начались, когда у Лусии появились новые друзья, которые увлекались бегом и фитнесом. Она тоже начала следить за здоровьем и стала худеть. Она говорила, что хочет хорошо смотреться в купальнике, а я – как любой парень из тех мест, где я вырос, – твердил ей, что это смешно.

Но она не верила мне. Я знал, что она – крепкий орешек, и, поставив себе цель, будет идти до конца.

Лусия быстро освоила бег и поняла, что проходит пятикилометровую дистанцию все быстрее и быстрее.

«Ты в такой плохой форме, такой слабый, Бубба, – говорила она, обращаясь по имени, которое уже начинало меня раздражать. – Я сделаю тебя».

В это время я лежал на диване и смотрел крикет. «Не говори ерунду. Я легко обойду тебя. Ты только шесть недель занимаешься этим».

В моем понимании, я все еще оставался спортсменом. Я был все тем же ребенком, который мог весь день играть в крикет или носиться с друзьями. Кроме того, у меня было то, чего не было у Лусии, – безграничное стремление к первенству. В подростковом возрасте я столько раз участвовал в соревнованиях и выиграл столько матчей, что был уверен, что смогу победить ее, какой бы вызов она ни бросила мне.

Я нашел какие-то шорты и теннисные туфли, переступил через Кертли, спящего на верхней ступеньке, и присоединился к Лусии на улице.

«Бубба, ты уверен, что ты готов?»

Я недоверчиво фыркнул: «Шутишь? У тебя нет шансов на победу».

«Ну, тогда ладно. Побежали».

Мы шли вровень. Первые пятнадцать метров. После этого Лусия начала вырываться вперед. Мой мозг требовал, чтобы я догнал ее, но это было невозможно. У меня не было ресурсов для этого. Все больше отставая, я был похож на старый паровой каток, внутри которого погас огонь.

Преодолев еще тридцать метров, я совсем остановился. Впереди был небольшой поворот, затем дорога начинала подниматься вверх. Я очень тяжело переживал поражение.

Я стоял, согнувшись, уперев руки в колени, хрипел, кашлял и ловил ртом воздух. Я поднял глаза, чтобы увидеть, где Лусия. Она оглянулась на мгновение, а затем побежала дальше вверх по склону холма.

Я был в ярости. Как получилось, что я проиграл? Я развернулся и пошел назад к дому. С каждым шагом к злости добавлялось другое чувство. Паника.

Чем здоровее она становилась и чем больше ей удавалось похудеть, тем большим был риск, что я ее потеряю. В тот день, когда мы бежали, я знал, что она не остановится, что это был не просто период в жизни или недолгое увлечение. Она была целеустремленным человеком, и я знал, что она будет продолжать бегать, пока ей это будет приносить удовольствие. И, добившись успехов, зачем она будет оставаться с таким жирным увальнем, как я?


Я снова проснулся, в этот раз от того, что ребята из Макао вернулись в палатку. Они все были полны энтузиазма от завершения первого этапа, и теперь копались в своих рюкзаках в поисках продуктов на ужин. И тут Ричард вынул наушники и заговорил с ними на языке, который для меня звучал как идеальный классический китайский.

Судя по их реакции, они поняли каждое сказанное им слово, и восприняли все серьезно. Они были похожи на школьников, которых отчитывает учитель, и не знали, куда прятать глаза. Закончив, Ричард указал на меня. Они постояли молча, затем схватили продукты из рюкзаков и выскользнули из палаток.

«Что ты им сказал?» – спросил Аллен, один из англичан, ночевавших в палатке.

«Я сказал им, что вечером им нужно было вести себя тише и лучше подготовиться. Им следовало все приготовить до ужина, вернуться и лечь отдыхать. Этот парень здесь, чтобы победить».

Все повернулись и посмотрели на меня.

«Это правда? – спросил Аллен. – Ты здесь, чтобы победить?»

«Ну, да, – ответил я. – Не для развлечения точно, если ты об этом».

Ричард засмеялся: «У нас сложилось такое впечатление. Ты не особо общителен, да?»

Я тоже засмеялся. Он мне нравился.

«Да. Частично потому что мне холодно, а частично потому что это мне всегда помогает на марафонах. – Я задумался. – Но спасибо за то, что поговорил с ними».

Было полседьмого вечера, когда я выполз из спального мешка и вышел из юрты с пакетом чего-то дегидратированного, что мне предстояло съесть этим вечером. На многодневных забегах мы должны тащить с собой все продукты, спальные принадлежности и одежду на себе, но по крайней мере воду нам дают на местах. Я отыскал костер, на котором кипела вода, и приготовил себе еду со вкусом мяса с чили. Она была достаточно безвкусной, впрочем, как всегда, но я напомнил себе, что я здесь не для развлечения. В ней содержался самый минимум калорий, необходимый, чтобы бежать дальше, и мне нужно было съесть ее до последнего кусочка.

Все сидели вокруг костра и разговаривали. Мне тоже захотелось посидеть, наслаждаясь его теплом и впитывая его в себя, но все места были заняты, поэтому я скрючился на неудобном камне и ел. Выбрав последние остатки пищи из пакета, я направился к юрте. День прошел очень хорошо – на самом деле хорошо, – но мне понадобится крепкий ночной сон и не менее хороший день завтра, чтобы удержать свое третье место. Я начал день никем. Но я надеялся, что начиная с сегодняшнего дня на этом забеге меня будут узнавать. И это может усложнить ситуацию.

Поднявшись, я увидел эту собаку. Сантиметров тридцать в высоту, песочного окраса, с большими темными глазами и смешными усами и бородой. Она ходила между сиденьями, вставал на задние лапки, пытаясь очаровать людей, чтобы получить от них кусочки пищи. Чтобы заставить бегунов расстаться даже с небольшим количеством пищи, требуется немалое мастерство.

Умный песик, – подумал я. – Я-то уж точно не буду кормить его.

Часть 2

5

В юрте было так жарко, что мне едва удалось поспать, но выйдя на улицу утром, я поежился от холода. Земля была мокрой, и вершины Тянь-Шаня были покрыты низкими темными облаками, из которых снова собирался пролиться дождь.

За несколько минут до старта, запланированного на восемь часов, я занял свое место на линии старта перед другими участниками. Придя накануне третьим, я чувствовал, что имею право на это место.

Участники нервничали намного меньше, чем раньше. Иногда до меня даже доносился смех, хотя я старался отгородиться от всего, что отвлекает, и сконцентрироваться на предстоящей задаче. Я знал, что нам придется милю за милей подниматься вверх в горы, а затем спускаться по весьма опасным тропам. Мы уже находились на высоте семи тысяч футов, и, думаю, некоторые участники уже страдали от недостатка кислорода. Сегодня ситуация должна была еще более усложниться, так как предстоял подъем на высоту почти три тысячи метров.

Мои попытки сконцентрироваться были прерваны усилившимся смехом и возгласами за моей спиной.

«О, собака!»

«Милая»

Я оглянулся и увидел ту же собаку, что и накануне вечером. Она стояла у моих ног, глядя на ярко-желтые гамаши, закрывающие мои кроссовки. Какое-то время она стояла на месте, не переставая вилять хвостом. Затем она сделала кое-что странное. Она подняла глаза, сначала осмотрев мои ноги, затем тело, обтянутое желтой футболкой, и, наконец, лицо. Она смотрела мне прямо в глаза, и я не мог отвести взгляд.

«Ты милая, – сказал я тихонько, – но тебе лучше бежать очень быстро, если не хочешь, чтобы тебя растоптала сотня бегунов, которые будут гнаться сзади».

Я огляделся в поисках кого-то, кто бы подошел, заявил, что это его собака, и забрал ее до того, как бегуны сорвутся с места. Несколько человек перехватили мой взгляд, улыбнулись, кивнули ей, но никто из местных или из организаторов, казалось, не заметил ее.

«Кто-нибудь знает, чья это собака? – спросил я, но никто не ответил. Все были сконцентрированы на обратном десятисекундном отсчете перед началом забега.

«Девять… восемь… семь…»

Я опустил глаза. Собака все еще стояла у моих ног, только теперь она не смотрела на меня, а обнюхивала мои гетры.

«Тебе лучше уйти, песик, тебя же раздавят».

«Пять… четыре…»

«Иди», – сказал я, пытаясь сдвинуть ее с места. Бесполезно. Она, играя, куснула гетры, затем отскочила назад и прижалась к земле, чтобы снова вскочить, и, фыркая, еще раз ухватить ткань.

Забег начался. Я вырвался вперед, и собака бежала со мной. Теперь, когда гетры двигались, играть с ними было еще веселее, и собака плясала у моих ног, как будто это было самое веселое занятие на свете.

Мне казалось, что минуты умиления могут перерасти в досаду, если затянутся слишком надолго. Последнее, чего бы мне хотелось, это споткнуться об эту собачонку и травмировать ее или себя. Кроме того, я знал, что впереди предстоял долгий подъем, на котором будет сложно обойти более медленных бегунов, поэтому мне хотелось ускориться и не отставать от бегущих впереди.

Поэтому я был очень благодарен ей, когда, оглянувшись метров через четыреста, я не увидел ее возле себя. Наверное, вернулась к своему хозяину в лагерь, – подумалось мне.

Дорога начала сужаться, и мы попали в лесистый участок длиной в несколько миль. Я был вторым, на несколько футов отставая от китайского парня, которого я раньше не видел. Он постоянно пропускал указатель – розовый квадратик бумаги размером с конверт от компакт-диска, прикрепленный к тонкому металлическому стержню, воткнутому в землю. Их было сложно пропустить, а на лесных участках они встречались каждые три-пять метров.

«Эй!» – пару раз мне приходилось окликать его, когда он сворачивал не в ту сторону и направлялся в глубь леса. Я дожидался, пока он вернется, и снова занимал свое место за ним. Думаю, я мог бы не возвращать его на трассу или окликнуть, а затем продолжать бег, но в многодневных забегах существует определенный кодекс поведения. Если мы хотим кого-то обойти, то должны это сделать благодаря своей быстроте и силе, а не потому, что нам удалось обхитрить кого-то или не протянуть руку помощи, когда могли это сделать. В конце концов, при том напряжении, которое мы переживаем, все могут время от времени ошибаться. Никогда не знаешь, когда тебе может потребоваться чья-то помощь.