Расследование заняло несколько больше времени, чем Майя ожидал, но когда Цевет вернулся, он был встревожен не на шутку.
— Ваше Высочество, это посол Баризана. Он просит вашей аудиенции.
— Сейчас? — Спросил Майя, нахмурившись в свою очередь.
— Ваше Высочество. Он говорит, что обращается к вам по крайней необходимости, и судя по его волнению, мы готовы ему поверить. Он пришел лично и даже извинился, что не организовал встречу соответствующим порядком. — И, подняв брови, добавил: — Гоблины никогда ни за что не извиняются, Ваше Высочество, тем более публично.
— Тогда нам лучше увидеть его, — сказал Майя. — Это нарушит наш график на оставшуюся часть дня?
— Нет, Ваше Высочество, — ответил Цевет, хотя его слова звучали недовольно.
— Спасибо, — сказал Майя. — Мы понимаем, что это весьма досадная неприятность.
— Это наша работа, — Цевет поклонился и отправился за послом, чтобы пригласить его к Императору.
В соответствии с правилами хорошего тона, посол пришел один, но Майя слышал, как ударили в пол древки копий, когда его солдаты приветствовали охрану, и как охрана салютовала в ответ. С первого взгляда на посла Горменеда стало понятно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Хотя темная кожа Горменеда не могла ни краснеть ни бледнеть, его глаза были широко распахнуты, а лицо блестело от пота. Он пал ниц, бормоча слова приветствия на баризани; Майя смог разобрать только одно из них: «Уважаемый».
«Ordath», Ченело начинала с него каждое из своих безответных писем к отцу, и Майя знал, что оно является частью надлежащего обращения к старшему.
— Прошу вас встать, посол, — сказал он и добавил, чтобы немного ослабить напряжение. — Мы надеемся, что дедушка не решил объявить нам войну?
— Тогда нам всем было бы легче, — ответил Горменед. Не похоже, что это была шутка. Он поднялся, если не изящно, то без признака усилия. — Великий Авар предлагает совершить государственный визит.
— Он желает, чтобы мы поехали в Баризан?
— Нет, нет, — сказал Горменед, еще больше встревоженный этой идеей. — Он намерен приехать сам.
Из тысячи животрепещущих вопросов Майя почти наугад выбрал один:
— Когда?
— Зимой. Он говорит, что хочет посмотреть, как в Этувераце отмечают Солнцеворот.
Есть ли способ остановить его? Майя не спросил этого. Ответ уже был виден в испуганных глазах Горменеда. Он повернулся к Цевету, который правильно понял выражение его лица и ответил:
— Двор успеет подготовиться, Ваше Высочество, хотя все приготовления нужно согласовать очень быстро, так как до дня зимнего солнцестояния осталось меньше двух месяцев.
И до моего дня рождения. Майя отбросил эту мысль, после смерти Ченело он ни разу не праздновал свой день рождения, и не хотел праздновать, став Императором.
— Последний раз Великий Авар покидал Баризан в молодости во время войны с Архипелагром, — сказал Горменед. — На нашей памяти он не отъезжал от Корат'Дав Архос больше, чем на двадцать миль.
Майя начал понимать причины паники Горменеда. Когда родилась Ченело, Великий Авар уже был далеко не молод; должно быть, теперь ему перевалило за восемьдесят. И именно послу придется нести ответственность за благополучие своего господина.
— Ваше Высочество, — быстро заговорил посол в новом приступе отчаяния, — мы считаем, что сможем выработать мудрый и последовательный план визита Великого Авара, но это потребует значительных усилий, вот почему мы уповаем на сотрудничество вашего правительства с нашей Dav.
Он использовал баризанское слово, означающее, как догадывался Майя нечто среднее между «домашним хозяйством» и привычным для эльфов «правительством». Гоблины не различали эти два понятия.
— Мы хотели бы… — Посол постарался произнести это как можно торжественнее. — Мы хотели бы пригласить вас, Ваше Высочество, вашего лорда-канцлера и вашего Свидетеля по иностранным делам поужинать с нами в течение трех дней, чтобы мы смогли достигнуть лучшего взаимопонимания.
Он тактично не стал уточнять, что считает «лучшим взаимопониманием», но Майя уже оценил преимущества этой идеи. Он с восхищением отметил про себя хитрое, но политически безупречное предложение Горменеда обеспечить сотрудничество двух человек, которым проще всего было бы превратить визит Великого Авара в катастрофу. Собственный опыт общения с Чаваром заставлял Майю предположить, что все иные пути, скорее всего, заведут их в тупик.
— Мы будем рады присутствовать, — сказал он, и Горменед вздохнул с явным облегчением.
Конечно, это будет очень непросто. Расписание нужно будет составлять с ювелирной точностью, придется согласовать тысячи деталей этикета и безопасности, Чавара придется уговаривать (Майя с трудом удержался, чтобы не спросить Цевета, чем вызвано это убеждение); и для того, чтобы со стороны Императора это одолжение не выглядело незаслуженной милостью Баризану, Майе пришлось согласиться на ужин в обществе маркиза Лантевела, Председателя Благородной Палаты Крови в Парламенте.
Дальше ситуация только осложнялась: с неожиданной скоростью среди придворных стали распространяться слухи, что Майя ужинает с гоблинским послом, чтобы обсудить женитьбу на баризанской принцессе. Алсетмерет был завален сообщениями, доставленными лично или по пневматической почте от людей, ищущих аудиенции с Императором, чтобы убедить его жениться на девушке исключительно эльфийского происхождения.
— Есть еще одно дело, Ваше Высочество, — сказал на следующее утро Цевет, и его извиняющийся тон был для Майи сигналом готовиться к новым неприятностям. — Граф Бажевел. Мы боимся, что другого пути нет: вы должны предоставить ему аудиенцию.
— Действительно? — С несчастным видом спросил Майя.
— Он считает, что с ним очень плохо обошлись, Ваше Высочество. И так как Осмин Бажевин теперь принадлежит Дому Драхада, с его стороны естественно и правильно поинтересоваться ее будущей судьбой.
— Но мы не знаем, что с ней делать! — Воскликнул Майя, и сам пришел в ужас от того, как сердито прозвучал его голос.
Осмин Бажевин не по своей вине оказалась в столь двусмысленном положении. И она и ее отец заслуживали ответ. Подписав брачный контракт с эрцгерцогом Кирисом, она уже не считалась дочерью Бажевела, но так как брак не был завершен законным образом, она уже не могла стать женой Кириса и не являлась теперь его вдовой.
Вопрос о новом замужестве был сложным и неприятным (выйти замуж, не полностью овдовев, помимо его воли прозвучало в голове, и он вздрогнул), и еще более неприятным вопросом было, согласится ли кто-нибудь жениться на женщине с таким неоднозначным статусом. В то же время она не являлась ни вдовой с правом на доход с имущества мужа, ни дочерью Бажевела, имеющей право на поддержку отца, так как в глазах закона теперь была членом Дома Драхада.
Самым простым решением для нее было бы принять сан, чтобы стать монахиней и поселиться в одной из обителей, что густо усеяли Этуверац, особенно труднодоступную и малонаселенную его часть. Майя знал, что большинство его имперских предков сделали бы этот выбор за нее, независимо от того, чувствовала ли она призвание к служению, но находил слишком низким обращаться подобным образом с женщиной, не сделавшей ему ничего плохого.
Может быть, подумалось ему, она действительно захочет уйти в монастырь. Но он знал, что не имеет права отправить ее туда насильно.
Аудиенция графу Бажевелу и Осмин Стано Бажевин была назначена на холодный и мрачный день, когда нависшие над городом облака были почти такого же цвета, как кожа Майи. Так как интриги графа Бажевела уже порядком разозлили Майю, он решил назначить аудиенцию в Унтелеане, хотя статус Осмин Бажевин, как невесты покойного эрцгерцога, позволял ему принять ее в Мишентелеане или даже в гостиной Алсетмерета. Но он надеялся, что мрачная обстановка Унтелеана заставит графа быть кратким.
Дело осложнялось тем, что граф Бажевел, длиннолицый и длинноносый, выглядел точь-в-точь, как овца. Майя слышал, как придворные глумливо растягивали первый слог его имени в насмешливом блеянии, и, хотя это было нехорошо с его стороны, забыть об этом было невозможно, особенно после того, как граф Бажевел открыл рот и слегка дрожащим голосом начал перечень своих обид и жалоб. Вероятно, мысли Майи слишком явно отразились на его лице, потому что стоящая за плечом отца Осмин Бажевин быстро опустила голову и старалась больше не встречаться со взглядом Императора. Майя заметил, как напряжены ее плечи, и как она переплела пальцы, прежде чем спохватилась и спрятала руки в рукавах.
Как и предупредил Цевет, граф Бажевел считал, что с ним поступили крайне жестоко. Майя решил не спорить и не обрывать его, а просто дать выговориться, так как суть жалобы, признавал это сам граф или нет, состояла в том, что Кирис Драхар бесцеремонно помер прежде, чем успела состояться его свадьба. Без реакции Императора даже на самые вопиющие его обвинения, Бажевел в конце концов замолчал, хотя его поза и напряженно подрагивающие уши выказывали упорную решимость добиться удовлетворения прямо здесь и сейчас. Майя выдержал паузу достаточно длинную, чтобы эхо блеяния Бажевела полностью смолкло под сводами Унтелеана, а затем попросил:
— Осмин Бажевин, подойдите в нам, пожалуйста.
Бажевел и его дочь выглядели встревоженно, что только больше усилило сходство между ними, и Майя спросил себя, не начали ли придворные блеять и на Осмин Бажевин теперь, когда она перестала быть невестой эрцгерцога. Она поднялась по ступеням на помост, и Майя тихо сказал ей:
— Мы сожалеем о вашей потере.
— Спасибо, Ваше Высочество, — ее голос был не громче шепота.
— Осмин Бажевин, — спросил Майя. — Чего бы хотели вы сами?
Этот вопрос испугал ее; лицо девушки исказила страдальческая судорога недоверия, но он кивнул, не отводя от нее глаз. Ее страх казался почти оскорблением.
— Давайте я перефразирую свой вопрос. Мы понимаем, что вы находитесь в затруднительном положении, и все предлагаемые вам решения плохи. Признавая, что это правда, чего бы вы выбрали для себя?