Возможно, это была намеренная жестокость. Виконт Чавел оказался честен и верен, но не было гарантии, что он не походит на своего брата во всех прочих отношениях.
Наревис, осунувшийся и бледный, с уныло обвисшими ушами, был одет в платье столь же потертое, в каком Майя впервые явился ко двору. Его личный гардероб так же отправился в аукционный дом. Майя вспомнил Сетериса в первые недели в Эдономее, мрачно углубившегося в изучение счетов от продажи своей одежды.
Наревис быстро и почти равнодушно прочел традиционную формулу прощания, а затем замолчал. Впервые за время их знакомства, он, казалось, испытывал неловкость; его уверенность испарилась вместе с властью отца.
Не совладав с собственным горем и сожалением, Майя выпалил:
— Нам очень жаль.
Прежде, чем эти слова сорвались с его губ, он уже знал, что ведет себя неправильно. Они прозвучали так, словно Майя извинялся перед Наревисом, а ведь даже последний гоблин знал, что Император не извиняется за чужую измену.
Уши Наревиса обвисли еще больше, и он пробормотал:
— Ваше Высочество, вы не должны сожалеть.
— И все же мы сожалеем, — упрямый в своем стремлении к правде, возразил Майя и добавил. — Мы были в таком же положении, как вы сейчас.
Наревис широко распахнул глаза, на секунду став похожим на своего отца. Наконец он медленно выговорил:
— Вы единственный человек, по-прежнему готовый признать себя нашим другом. Спасибо, Ваше Высочество.
— Просто они боятся, — сказал Майя, вспомнив веселых и нарядных молодых людей в гостиной Чавада, не желающих говорить ни о чем, кроме охоты.
— Так же, как и мы, — ответил Наревис, его голос прозвучал не громче шепота.
Любые слова утешения прозвучали бы лживо и не принесли бы облегчения. Они оказались в странной ловушке: все, что мог сказать один из них, неизбежно причинило бы боль другому, и Майя сделал единственное, что мог. Он отпустил Наревиса, и тот удалился с опущенными плечами и ушами, больше похожий на побитую собаку, чем на недавно столь блестящего придворного. Майя ненавидел Чавара за то, что тот сотворил с собственным сыном. Ненавидел и был рад, что бывший лорд-канцлер проведет остаток жизни в нищей усадьбе, где будет обузой для всех Чавада.
Но Шевеан была проблемой Дома Драхада, и вопрос ее содержания и охраны предстояло решить самому Майе. С помощью Цевета был составлен и подробно рассмотрен перечень всей недвижимости Драхада. Он, не раздумывая, отверг Исварое и Эдономею, а так же решил, что Сеторея располагается слишком близко к столице и главной усадьбе Рохетада. Варенечибелу, мрачно подумал он, повезло, что Арбелан сохранила верность престолу.
В конце концов, поместья Драхада были разбросаны по всему Этуверацу, и Майя мог отправить ее практически в любую точку страны. В конце концов он остановился на Бакорее в северном Че-Четоре — не из мести, хотя Бакорея находилась в непосредственной близости к монастырю, куда Чавар с Шевеан планировали отправить его самого — но потому что поместье было почти полностью самодостаточным. Любые чужаки, а Майя помнил это по собственному опыту жизни в Эдономее, будут немедленно замечены, и Шевеан не сможет ни сбежать, ни отправлять тайных посланий. Правда, жилые помещения там считались неудобными и некомфортабельными, но Майя не мог заставить себя позаботиться об удобствах родственницы.
Его больше беспокоило, как воспримут эту новость дети. Он принес карту в детскую гостиную и показал Идре, где именно находится Бакорея.
— К ней там будут хорошо относиться, — неловко пояснил он. — Слуги усадьбы привыкли к ссыльным дворянам, они постоянно жили там еще со времен правления моего отца, и у нее будет Осмин Бажевин для компании.
— Осмин Бажевин не принимала участия в заговоре, — сказал Идра.
— Но знала о нем и не сделала ничего, чтобы остановить его, — возразил Майя. — Твоя мать глумилась над ее молчанием, и она позволяла над собой глумиться.
— Так было со всеми подругами матери, — устало согласился Идра. — Наш отец однажды спросил ее, не предпочтет ли она общество овец, по крайней мере, получит выгоду от продажи шерсти. Мать не удивилась.
— Я сожалею, что так и не смог познакомиться с твоим отцом, — осторожно сказал Майя.
Идра улыбнулся.
— Очень жаль, действительно. Хотя это звучит немного странно, но мне кажется, что вы бы понравились друг другу.
— Ну, конечно, папе понравился бы кузен Майя, — возмутилась Миреан. — Покажите мне, где будет жить мама.
Он снова отметил Бакорею на карте и провел пальцем по красиво выписанному названию крепости.
— Это в горах, — сказала она, — там есть людоеды?
— Только не в Бакорее, — уверенно ответил Майя.
— Хорошо, — сказала Миреан.
— А что будет, если они спустятся с гор? — Спросила Ино. Майя заметил, что она беспокоится. — Вдруг они съедят маму?
— Ни в коем случае, — успокоил ее Майя. — Бакорея старый дом, совсем как маленький замок. И вашу маму будут защищать солдаты.
Идра наградил Майю язвительным взглядом, но был слишком хорошим братом, чтобы возражать. И Ино утешилась.
Майя был рад, что никто из детей не попросил разрешения попрощаться с матерью, иначе ему пришлось бы согласиться, а он не доверял Шевеан. Она вполне могла воспользоваться ситуацией, чтобы разыграть трагическую сцену расставания. Он встал на рассвете, чтобы увидеть ее у подножия причальной мачты дворца: основной его целью было лично убедиться в отъезде Шевеан, чтобы навсегда изгнать ее из своих ночных кошмаров. Похоже, Императорское милосердие не произвело впечатления на принцессу, она едва согнула колени в реверансе, а ее взгляд был прочно прикован к неведомому объекту за его плечом. Стано Бажевин даже не пыталась смотреть ему в глаза. Он испытал к ней мимолетную жалость, однако, не сравнимую с огромным чувством облегчения, когда «Честь Чедо» отдал швартовы и унес Шевеан из Унтеленейса.
Он попытался скрыть это облегчение, когда вечером конфиденциально сообщил Идре, что его мать покинула двор, но мальчик сказал:
— Должно быть, вы рады.
В его тоне не слышалось обвинения, но Майя знал, что сейчас ему предстоит пройти испытание, даже если Идра его и не планировал.
— Не рад, — ответил он. — Скорее, я был бы доволен, если бы она приняла меня, пусть даже не любя. Но да, мне стало легче. Я опасался, что она может… — Он замолчал и пожал плечами, его воображения было недостаточно, чтобы предвидеть поведение Шевеан, — …что-то сделать.
— Мой отец, — голос Идры дрогнул, но он упрямо продолжал, — как-то сказал матери, что ей следовало стать солдатом. Она была очень обижена, но отец сказал, что тогда она смогла бы лично убивать тех, кто ей не нравился. Это правда. Она очень жестокая.
— Да, — согласился Майя, на себе испытавший свирепость этой женщины.
— И она… — Мальчик посмотрел на свои руки, словно не доверял им, а затем поднял голову и встретил взгляд Майи. — Я хочу, чтобы моим сестрам было хорошо. А мать не хотела…
Майя знал, что правда прозвучит жестоко.
— … иметь детей, — закончил он.
— Да, спасибо. Она не была довольна тем, что имеет, и это разрушало ее. Я слышал, как люди говорили, что ей следовало родиться мальчиком, и это правда. Тогда бы ее жизнь не была бы ограничена воспитанием детей. Я знаю, что этот долг не всем женщинам по душе.
Майя попытался протестовать, но Идра только покачал головой.
— Я видел выражение твоего лица, когда ты понял, что мои сестры любят свою горничную больше, чем мать.
— Просто я очень сильно любил мою маму, — извиняясь, ответил Майя.
— А я стараюсь не утратить сострадания к моей, — криво усмехнулся Идра.
— Тогда я не… я подумал, что не моя вина, что она так сильно возненавидела меня.
— Нет, — ответил Идра с внезапной яростью. — Она будет ненавидеть любого, кто встанет между ней и тем, что она считает правильным положением вещей.
— Чтобы быть Императрицей?
— Нет. За это тебя уже ненавидит Сору. — Идра поморщился. — Прости. Это звучит ужасно.
— Тем не менее, это правда, — сказал Майя. — Я это понял, как только увидел ее в первый раз.
— Мать не огорчалась из-за этого, хотя я не утверждаю, что ей не понравилось бы быть Императрицей Шевеан. Но нет. Она считает, что имеет законное право быть матерью Императора.
— Тогда она все же заботилась о тебе. Я так подумал.
— Нет, — снова возразил Идра. — Не совсем так. Дело не во мне. — Он колебался. — Я никогда и никому не говорил об этом, даже отцу, хотя именно он помог мне понять звериную сущность ее свирепости — ведь зверь не может совладать со своим голодом — а мы с Ино и Миреан не могли утолить ее голод. Но он любил ее, и я не хотел его расстраивать.
— Конечно, нет, — согласился Майя.
Идра ответил ему благодарной улыбкой.
— Но может быть, скажи мне, если я ошибаюсь, но мне кажется, мать не очень волнуют люди, как таковые. Она никогда не видела в тебе человека, просто какую-то ошибку. И когда я говорю, что она хотела быть матерью Императора, я не имею в виду, что она желала видеть Императором именно меня. Она хотела, чтобы ее сын был Императором. И она всегда очень сердилась на людей, которые не соглашались играть роли, которые она им отводила. Наверное, поэтому она всегда окружала себя людьми, вроде Осмин Бажевин.
— И не мне следовало стать Императором.
— Да. И ты не отрекся от престола. Позже я вспомнил, что она сказала, когда узнала, что ты явился ко двору. Что ты должен отречься от престола. Я думаю, она действительно верила в это.
— Значит, она возненавидела меня, потому что я не отрекся. — Эта догадка имела смысл, и ему даже стало лучше.
Это значило, что на самом деле он ничего не смог бы изменить.
— Да. И потому, что ты сделал то, чего не хотел Варенечибел. — Идра поспешно добавил: — Я не осуждаю тебя!
И Майя осознал, что вздрогнул, потому что вспомнил Шуливара.
— Нет, я понимаю… — Он поколебался, а затем предложил частичную правду: — Я понимаю, что по сравнению с ним выгляжу… довольно непрезентабельно.