Дзинь! Кривой клинок, не выдержав импульса, вылетел из эфеса!
– Ага! Облом! – обрадовался я, кивнув кое-как поднявшимся друзьям. – Знай силу русского оружия, обормот!
Рано радовался…
Под наше ржание тупо уставившись на обломок, оставшийся у него в руке, мамелюк покрутил кистью и со звоном бросил его на пол, тут же выхватывая из-за пояса большущий кинжал, оказавшийся натуральным малайским крисом! И этот поблескивающий изгибами клинка крис, как я почувствовал, был самым настоящим, а не суррогатом, как сабля. Сам же боец, в уголках рта которого выступила то ли слюна, то ли пена, быстро впадал в состояние амока. Времени на раздумья не оставалось, и я с криком «Кхе!» почти от души треснул его по дурной башке, отправляя в нокдаун.
Здесь уже повскакивали все. Венгры, которых оказалось человек пятнадцать, бросились к упавшему, причем женщина-метрдотель, которую я фактически героически спас от убоя, наклонилась над поверженным первой. Местные зарычали, выстраиваясь стенкой. Чехи же, что характерно, быстро переместились к нам. Пацаны мои не дремали. Так как коромысел на стенах больше не было, они похватали со стен медные сковороды, а один даже успел стащить с крюка самый настоящий щит. Еще секунда, и страшная сеча должна была начаться.
Предотвратила ее метрдотель, сперва что-то быстро прокричав соотечественникам, а потом уже на английском разъяснив нам, что этот сабельщик – тоже артист! Участник шоу.
Ну что, шоу удалось. Все постепенно успокоились, но теплота атмосферы как-то испарилась, и через полчасика мы свалили. Ехать полупьяными, просторно развалившись в салоне микроавтобуса, было очень удобно, и предусмотрительность нашего многоопытного хозяина была оценена.
Я же с тех пор горячо возлюбил дубины.
Выкрикнув призыв слабо и неубедительно, невезучий пузан Момо промычал, поднимая голову, затем со стуком опустил ее на столешницу, потирая затылок сперва одной рукой, а затем обеими. Полированная дубинка из черного эбенового дерева лежала рядом, на столе. Отличная вещь. Против ожидания, оказалась она не такой уж тяжелой и совсем не громоздкой. И шишак на конце особый, в форме прямоугольника. Хочешь убить человека – бей гранью. Если же нужно только оглушить – плашмя. Такая форма набалдашника лучше, чем шар, которым вполне можно проломить череп, бывали случаи. Старина Эйнар вытачивал дубинку со знанием дела, великий мастер.
– Плохо, – констатировал я, – давай еще разок.
Он заорал громко, но опять по-французски. С языками у меня складывается не очень. Хорошо владею только английским, неплохо говорю по-немецки, как многие из наших, благодаря немецкой общине. Могу разобрать, что говорит носитель испанского языка, а вот с французским почему-то никак. Несерьезный язык, так мне кажется, хохотать начинаю, сплошной детский барботаж. А заставить себя изучать несерьезное я не могу.
– Отставить! – гаркнул я. – По-английски ори!
На этот раз он позвал жену довольно громко.
– Во-от… Повторяй, пока не придет.
В ожидании я, стоя слева от стола и удерживая трофейный автомат на весу, быстро разбирал его одной рукой, раскидывая части «калаша» по песку. Затвор положил в карман.
– Что притих? Еще разок!
Другого оружия у него не было, обыскал.
Моя моторка с уложенным на дно пулеметом стояла неподалеку на узкой полосе песка, намытой рекой перед подступающими деревьями. Зеленая стена, тянущаяся вдоль всего берега, местами просвечивала, и было видно, что настоящего леса за ней практически нет, так, рощицы. Скорее всего, там находятся возделанные участки, огородики.
Неподалеку что-то зазвенело, громко скрипнула ступенька, потом другая – похоже, идет супружница, услышала. Поглядывая в сторону тропинки, теперь я неторопливо вылущивал из магазина на ладонь патроны приятного бронзового цвета и, отсчитывая по пять штук, ссыпал их в карман, где уже лежал затвор. Калибр 7,62×39 распространен лишь в тех местах, где встречаются китайские автоматы, которых, правда, со временем становится все больше. Ничего, валютой они, если что, послужат, патроны у всех в цене, плавали, знаем.
Женщина появилась через пару минут. Все в том же синем хлопчатобумажном платье, в руках пусто, за спиной семенил босоногий пацаненок лет семи. Все местные дети бегают босиком, как у них это получается? Жучки-паучки, змеи всякие, ветки, колючки… Хоть бы что, всего одна ссадина под правым коленом. Остановившись метрах в десяти, жена бородача сразу все поняла и подобралась волчицей. Чуть согнутая левая нога выставлена вперед. В любой момент готова броситься на спасение мужа. Чувствуется бойцовский характер, от такой можно было ожидать чего угодно, и я поспешил заявить:
– Спокойно, мадам, спокойно! Стойте на месте без резких движений, и никто не пострадает. Вот так. А теперь присаживайтесь на скамейку. И без лишних эмоций.
– Попался? – риторически спросила она, после того как оглядела все вокруг и убедилась, что я здесь единственный монстр.
Ответчик промолчал.
Мадам громко вздохнула и опять зло глянула на Момо.
– Как он тебя взял, подкрался?
– Он просто на лодке подошел, дорогая. Крикнул мне, что торговец из Доусона, товары привез… – виновато пробормотал бородач с ходу, ошибочно не взяв времени для раздумий.
– С такой-то рожей? – усмехнулась женщина.
Мужик лишь виновато развел руки в стороны.
– Идиот, – с какой-то безнадежностью констатировала супруга, и мне было приятно улыбнуться, понимая, что характеристика относится не ко мне. Определенно, эта женщина с большими скрытыми способностями. А ведь права.
– Ты даже себя защитить не можешь, что уж тут говорить о безопасности семьи! – продолжила она, прижимая к себе пацаненка, глаза ее полыхнули триумфальным огнем. Куда, дескать, ты, остолоп, денешься от такой женщины, пусть и не первой свежести, зато смелой, решительной и без разгона способной на подвиг. – Все приходится делать самой, все! Почему ты не взял вовремя автомат?
– Не знаю. – Момо не мог оторваться от созерцания столешницы.
– Чего ты не знаешь, чего? – опять начала набирать истерические обороты супруга, сдвинув беличьи брови к переносице. Роскошная грудь под синим полотном платья вздымалась, как речные волны в хороший амазонский шторм. – Он у тебя был незаряженный? Ну, я с тобой позже поговорю.
Хорошо у них тут. Идиллия. Семейное общение.
Конечно, от таких невеселых перспектив у Момо настроение не улучшилось, пузан скис еще больше.
– Молчи, дура!
– Что-о?!
Если их сейчас не разнять, то через полминуты начнутся истерики и разбор полетов – кто виноват в теперешнем бедственном положении семьи, психика на пределе. Хорошо, если истерика случится лишь с ней, а если со всеми, включая ребенка? Так и до всеобщей свары недалеко. А мне предпочтительней всеобщая апатия, когда людям уже все равно, лишь бы их сейчас не трогали.
Интенсивность ссоры нарастала.
Воздух был чист и чуть ли не прохладен, спасал ветерок. Лучи почти полуденного солнца хоть и жарили со всей силой, зато осветили акваторию, разгоняя утренние тучи по углам. Подумалось, что в последнее пять минут совсем не слышно пения птиц. Обычно пичуги при любом кипише со звуками человеческого голоса принимаются щебетать и чирикать на разные голоса. Видать, почувствовали опасность и улетели подальше от места разборок.
– Знаешь, приятно, конечно, вот так сидеть в тепле и уюте, словно курица в сарае, в то время когда на реке творится черт знает что, – прервал я общение супругов, вставая и громко всаживая дубину в поверхность стола. – Вы еще не поняли, что происходит?
Все замерли с открытым ртом, а пацаненок заплакал. Плохо, ребенка пугаю.
– Простите, мадам, как вас зовут?
– Мими! – коротко бросила она с вызовом, резким движением руки поправляя прическу.
Красота какая, вы только посмотрите, сладкая парочка, Момо и Мими! Даже боюсь поинтересоваться, как звучит имя мальчишки, уж не Муму ли? Но с этой темой лучше не баловаться, за драгоценного отпрыска она меня на клочки разорвет. Пусть мальчик останется безымянным.
– Очень приятно. А теперь слушайте внимательно, – предупредил я. – Первое: если вы все сделаете ровно так, как я скажу, то мы расстанемся, не нанося друг другу увечий… – Тут я посмотрел на часы. – Минут через пятнадцать, чтобы никогда больше не увидеться. Все другие варианты поведения неизбежно приведут нас к тупику и к большим неприятностям. Момо, я надеюсь, ты не будешь хвататься за дубинку, пытаться дотянуться до моего пистолета или искать какое-нибудь оружие? Подумай о ребенке, он не должен остаться сиротой. Мадам, помогите ему это понять, вы же не хотите, чтобы он умер?
Она что-то прошипела, бросив мужу пару коротких фраз по-французски. Скорее всего, это были какие-то страшные ругательства.
– Я задам вам обоим несколько простых вопросов, на которые рассчитываю сразу же получить предельно полные и честные ответы. У меня нет времени. Прошу смотреть мне в глаза. Первый, самый легкий: как называется эта река?
– Ишкель, – пожав плечами, ответил Момо и спросил: – Можно мне закурить?
– Отлично, ты молодец, – похвалил я его, не показывая легкого удивления. – Кури на здоровье.
Пузан тут же захлопал ладонями по карманам широких штанов и вытащил сигаретную пачку с промятыми гранями. Первая выуженная сигарета оказалась надломанной. Разломив ее до конца, длинную часть Момо сунул в рот, а короткую кое-как запихнул обратно. Щелкнув золотистой бензиновой зажигалкой, он закурил, после чего все еще дрожащими руками торопливо расстегнул верхнюю пуговицу на просторной рубашке-поло. Жена искоса смотрела на него настолько тяжелым взглядом, что бедняге опять поплохело. После второй затяжки супруг сморщился, как от зубной боли, выплюнул сигарету на песок и сразу приложил руку к затылку, обозначая, как сильно у него болит голова. Но супруга уже отвернулась.
Вообще-то Ишкель не река, а озеро, там почти всегда много перелетных птиц, туристов на экскурсии возят… Но я понимаю, почему использован этот гидроним: в тех местах с реками очень туго.