Отхлебнув чая из чашки, я внимательно посмотрела на Крупскую. Вопреки всем моим ожиданиям, Наденька слушала меня очень внимательно. И тут я вспомнила, что начало двадцатого века – это не только время чрезвычайного скептицизма в отношении официальной религии, но еще и период разгула всяческих оккультных суеверий, когда поклонники мадам Блаватской размножались на российской земле, будто бациллы чумы. В Бога эти люди не верят, а вот спиритические сеансы, таинственные обряды индейцев майя, тибетские монахи из Шамбалы и прочая лабуда не вызывают в них никакого чувства протеста.
Сделав небольшую паузу, я продолжила лекцию:
– Но надо иметь в виду, что наибольшее количество психической энергии выделяется во время войн и революций, когда люди с животной яростью бросаются друг на друга, стреляют, режут, колют, рвут зубами. Робеспьеру нужна была экзальтация сторонников, а также гильотины, без удержу отрубающие головы, но его пример говорит и о том, что, раскрутив кровавый мальстрем казней, колдун не должен обижаться, если внутрь мясорубки затянет и его самого. Ваш муж был из того же разряда. Когда он был гонимым революционером-эмигрантом, то высказывался против индивидуального террора в отношении представителей власти, но как только свершилась революция, и он дорвался до высшей власти (над которой не было больше никого, даже Бога), он благословил массовый террор против представителей бывших господствующих классов. И, как во времена Великой Французской революции, кровь невинно убиенных потекла по земле рекой. Убивали вне зависимости от пола и возраста, зачастую вместе с прислугой, личными врачами, камердинерами и горничными – настолько велика была в дорвавшихся до власти революционерах жажда мести в отношении вчерашних хозяев Российской империи.
– Какой ужас! – воскликнула Крупская, прикрыв рот рукой. – Я не хочу вам верить, но что-то мне говорит, что это все правда. Вы это видели сами, да?
– Я родилась через семьдесят лет после того, как все это случилось, – сухо ответила я. – Одни считали вашего мужа ангелом во плоти, другие исчадием ада, но все сходились в том, что он не был обыкновенным человеком. Я сама столкнулась с этим обстоятельством во время проведения сеанса с императором Николаем Вторым, убеждая того оставить трон, к которому тот был приспособлен не более, чем медведь к хоровому пению. Ваш муж в тот момент спал, и, почуяв, что его враг ослаблен и растерян, непроизвольно подключился на нашу волну. Сны колдуна – это не просто сны. Сущность Николая сама помогла вашему мужу, вызвав из небытия образы революционных матросов, навеянные чтением книг о страшном будущем, что ожидало его семью. Благодаря этому обстоятельству колдовская сущность товарища Ленина смогла довести ситуацию до экстремума, приказав этим призракам несбывшегося будущего затыкать бывшего императора штыками. А когда я попробовала защитить своего пациента, прикрыв его своим телом, дух вашего супруга, ни мгновения не колеблясь, натравил свою свору и на меня. Это и стало причиной его смерти, потому что и Серегин, и моя подруга Ника, среди своих именующаяся Коброй, в таких случаях не мешкают и сразу приходят мне на помощь. Вдвоем они способны нанести поражение хоть самому Сатане. Если бы до вашего Володи первым добрался Серегин, то ему не грозило бы ничего, кроме хорошей трепки командирской рукой и внезапного ночного ареста. Для вас, революционеров, это должно быть привычным делом. Но Ника оказалась быстрее. Адепты Хаоса вообще быстрее и беспощаднее адептов Порядка – таких, как Серегин. Ее удар, обезглавивший сущность колдуна, сидевшую внутри вашего мужа, был нанесен только в ментальном пространстве, но смерть физического тела оказалась неотвратима, поскольку то, что делало его колдуном – ненависть к существующим порядкам и династии Романовых – проросло через него насквозь. Я сожалею, что так случилось, потому что Ника убила вашего мужа, защищая мою жизнь. Но не все так плохо. Сейчас мы оперируем в тысяча девятьсот четырнадцатом году, где имеется свое воплощение вашего мужа, на десять лет старше, в чем-то умнее, а в чем-то с теми же достоинствами и недостатками. Чтобы избежать повторения трагедии, мы чуть ли не первым делом вступили с ним в переговоры и убедили, что быть нашим союзником гораздо приятнее и безопаснее, чем врагом… Как я уже говорила, мы разделяем цели вашего мужа, но резко возражаем против методов, которыми он хочет их достигнуть, поэтому сейчас очередное воплощение Владимира Ульянова-Ленина находится тут поблизости и готовит тихую и незаметную революцию, когда твердыня падет, взятая изнутри, а гарнизон этого даже не заметит. Это гораздо приятнее, чем заливать страну потоками кровы, разрушать все до основания, чтобы потом на пепелище строить здание по тому же проекту Российской империи, только из красного кирпича, потому что ничего иного на этом месте построить не удастся…
– Володя жив?! – воскликнула Крупская, и ее глаза, ранее будто подернутые пеплом, вспыхнули огнем надежды.
Я пожала плечами:
– А вот это вопрос философский: сохраняет ли личность человека, существующая в разных мирах – последовательных, а иногда и параллельных – некую целостность, или это все же разные люди, похожие как близнецы, но все полностью самостоятельные. Мы проведем на эту тему отдельное исследование и дадим точный ответ, а пока я скажу, что не знаю, тот это человек или просто похожий. Впрочем, рядом с местным воплощением Владимира Ленина имеется такое же воплощение Надежды Крупской. Две Наденьки возле одного Ильича – это, пожалуй, будет слишком…
– Я знаю, но без него мне жизнь не нужна, – признесла Крупская, опустив голову. – Лучше убейте меня и не мучайте, или позвольте быть с ним.
– Ладно, Надежда, – сказала я, – не вешай нос. Разберемся. С этой минуты для посторонних ты товарищ Эсперанса де Сгранаторе, приехавшая к нам из далеких аргентинских пампасов. А сейчас мне нужна Лилия…
Хлоп! – и мелкая божественность уже стоит перед нами, сдувая со лба непослушную челку.
– О! – воскликнула она. – Еще один брошенный котенок! А как восхитительно запущено здоровье у этой молодой еще женщины! Лечить, лечить и еще раз лечить, пока наша гостья не станет абсолютно здоровой! Лечить мы любим и умеем.
– Это Лилия, – представила я нашу богинюшку Надежде-Эсперансе, – она одновременно олимпийская богиня и христианская Святая Лилия-целительница. Удовольствие ей доставляет как процесс избавления людей от страданий, так и конечный результат в виде полностью здорового человека. Поэтому я с чистой совестью передаю вас в ее руки. Когда она закончит с вашим здоровьем, мы с вами снова поговорим.
Шестьсот семьдесят пятый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Сегодня в мире тысяча девятьсот четырнадцатого года, двадцать восьмого июля, строго по расписанию, началась австро-сербская война. Австрийская артиллерия, как писали в исторических книгах, «открыла по Белграду неприцельный артиллерийский огонь». В ответ над Белградской крепостью поднялся аэростат наблюдения и ударили уже устаревшие, но все еще грозные девятифунтовые[11] крепостные пушки Круппа. Сначала в дело пошли пристрелочные гранаты, снаряженные черным порохом, а потому при разрыве дающие хорошо видимые облака белого дыма, а потом на австрийские артиллерийские позиции обрушился град снарядов, заполненных аматолом[12], и среди них каждый десятый подарок – от меня, производства мастерских «Неумолимого», с начинкой из триалинита. И нет-нет на австрийском берегу среди серо-белых султанов разрывов вспыхивают полусферы оранжевого пламени с куполами ударных волн, видимыми даже невооруженным глазом. И, будто игрушечные куклы, разлетаются во все стороны обломки орудий и тела австрийских артиллеристов. «Шершни» появились в воздухе уже под занавес – устранять недоделки контрбатарейной борьбы и демонстрировать заинтересованным лицам мое прямое вмешательство в ход боевых действий. Пусть все кому положено в Вене знают о моем резком неудовольствии обстрелом гражданских объектов.
Впрочем, вне зависимости от хода артиллерийской дуэли под Белградом, события в мире развивались своим чередом. Через несколько часов после начала боевых действий на австро-сербской границе российский министр иностранных дел Сазонов встретился в Санкт-Петербурге с послами Франции, Британии, Германии и Австро-Венгрии. Перед разговором британский посол Бьюкенен сообщил французскому послу Палеологу, что, по мнению его правительства, инициативу развязывания войны необходимо отдать Центральным державам. После разговора с русским министром Бьюкенен телеграфировал в Форин Офис, что «Россия настроена весьма серьёзно и намерена воевать, если Австрия нападёт на Сербию», а Сазонов разослал по российским посольствам циркуляр о том, что вследствие объявления Австрией войны Сербии его непосредственные переговоры с австрийским послом «нецелесообразны».
При этом надо учитывать, что скрытые военные приготовления в приграничных округах Российской империи проводились еще с двадцать пятого числа. Двадцать седьмого британский флот Метрополии в Портленде был переведен в состояние полной готовности к экстренному выходу в море, якобы на учения. Утром двадцать восьмого июля на стол русского царя лег пока еще не подписанный указ о всеобщей мобилизации. Весь мир замер в напряжении, но мы-то уже знаем, что все эти танцы с бубнами – не более чем театрализованное представление для профанов, включая кайзера Вильгельма, у которого срывается хитрый план по сокрушению британского морского могущества. Ему так не хочется начинать войну прямо сейчас, а не через четыре года, когда Хохзеефлотте[13] войдет в полную силу. А ведь придется!
Кстати, я дал Ильичу, так сказать, в прямом эфире, послушать хитрую беседу мистера Бьюкенена и месье Палеолога. Он у нас человек образованный, почти полиглот, так что понял этот дипломатический треп без перевода. Одно дело – объяснять что-то на пальцах, опираясь только на авторитет Бича Божьего и скудные исторические сведения, и совсем другое – демонстрировать процесс принятия решений вживую с эффектом присутствия.