Год 1914-й. До первого листопада — страница 40 из 59

Ну а чтобы немцам было интереснее перебрасывать войска по пересекающим Восточную Пруссию железным дорогам, надо будет приказать капитану Коломийцеву взять на учет все актуальные мосты на театре военных действий (и мосты через Вислу тоже), и в надлежащее время поднять их на воздух. А где из-за сильной охраны задача будет не по силам диверсантам, поработают «Каракурт» и «Шершни». Воевать – так по-военному.


13 августа (31 июля) 1914 года, 22:15. Восточная Пруссия, приграничное селение Сольдау (ныне Дзялдово), уцелевшее крыло бывшего замка Тевтонского ордена, штаб XIX корпуса русской императорской армии, покои командующего корпусом генерал-лейтенанта Горбатовского.

Этот день у генерала Горбатовского был тяжелым. Сказать: «совершить марш на двадцать верст» – легко, а выполнить гораздо сложнее, особенно если учесть, что половина нижних чинов лишь несколько дней назад прибыла из запаса первой очереди по мобилизации и еще не успела вспомнить реалии армейской жизни и притереться к старожилам. Война в России грянула внезапно, как гром с ясного неба. Вот не было ничего – и вдруг мобилизация. И даже в тот момент, когда в Сараево прогремели роковые выстрелы, подавляющее большинство непосвященных думали, что это происшествие закончится обыкновенной дипломатической перепалкой. Если генерал Сухомлинов считал, что «от войны с Россией может произойти только хорошее», то остальное военное сословие России не разделяло этого мнения, слишком уж бравурного. К войне Россия готова не была, особенно к тяжелой и затяжной, какой обещала быть война с Германской империей.

В лозунг «победить Второй Рейх до первого листопада», как вариант «до Рождества», кадровым офицерам и генералам не верится совершенно. Германская армия – это признанный эталон дисциплины, организованности и боевой мощи, немецкое государство в состоянии большими партиями производить любые промышленные изделия, в том числе лучшие образцы оружия и боеприпасов. Такую армию желательно встречать на рубежах долговременной обороны, проложенным вдоль естественных препятствий, в самых ответственных местах усиленных крепостями первого класса, – но по факту крепости разоружены, крепостные батальоны расформированы, зато всемерно усилена полевая армия, предназначенная для активной маневренной войны. Десять лет назад Россия не смогла победить несчастных японцев, только-только вылезших чуть ли не из каменного века, а сейчас некоторые ура-патриоты, отчаянные головы, надеются с налету победить Германию, пусть даже две трети ее армии сейчас оттянуты на Западный фронт и победоносно наступают на Францию.

Генерал Горбатовский ничуть не сомневается, что именно эти неожиданные успехи германской армии, прошедшей через Бельгию как раскаленный нож через кусок масла, и вызвали истерическую реакцию российского многоглавого командования, потребовавшего немедленно начать Восточно-Прусскую наступательную операцию. И это несмотря на то, что еще не все запасные прибыли в свои части, да и передислокация дополнительных корпусов из внутренних округов России еще далеко не завершена. Впрочем, если Третья республика будет разгромлена и выйдет из войны, то положение России тоже осложнится до невероятности. Тогда ей придется сражаться не из чувства союзнического долга по отношению к Франции, и не ради свободы Сербии, а только лишь для собственного выживания.

И вот на этой «оптимистической» ноте огоньки свечей в шандале неожиданно дрогнули, и в комнате, на мгновенье озарившейся ярким полуденным светом, повеяло запахом мирры и ладана. Генерал Горбатовский обернулся – и остолбенел. На него со знакомой иронично-саркастической усмешкой между пышных усов и бородкой клинышком смотрел Роман Исидорович Кондратенко, десять лет как покойный. А за правым плечом у него, завуалированная полутьмой, недвижимо стояла еще одна человеческая фигура в офицерском мундире. Но как раз присутствие неизвестного командующий девятнадцатым армейским корпусом проигнорировал, потому что все его внимание было обращено на старого знакомого.

– Здравствуй, Владимир Николаевич, – сказал призрак начальника сухопутной обороны крепости Порт-Артур, – извини, что я к тебе по-простому, без приглашения…

– Свят-свят-свят… – забормотал генерал Горбатовский, усиленно крестясь и произнося молитву «Отче наш», но призрак исчезать не желал.

– Ты это, Владимир Николаевич… – сказал нежданный визитер, – перестань креститься, ибо я тебе не кажусь, а присутствую тут во плоти, как есть. Вот тебе в этом святой истинный крест.

Кондратенко перекрестился, прочитав «Отче Наш» под отдаленные грозовые громыхания – и генерал Горбатовский вдруг понял, что так оно все и есть, ибо сатанинские порождения, даже приняв облик знакомых людей, не в силах ни положить на себя святой крест, ни произнести Имя Божие. А ведь десять лет назад он своими глазами видел мертвого генерала Кондратенко, когда того вытащили из-под развалин форта номер два, разрушенного попадания снарядов сверхтяжелых осакских[20] осадных гаубиц…

– Ты уж извини, Роман Исидорович, – сказал Горбатовский, опуская занесенную для крестного знамения руку, – но я никак не пойму, как ты можешь заявиться ко мне живой и невредимый, когда я сам видел тебя мертвым?

– Ну как тебе сказать, Владимир Николаевич… – ответил Кондратенко, – здесь в вашем мире, двадцать шестого августа тысяча девятьсот четырнадцатого года я мертв уже почти десять лет, а там, у себя дома, двадцать третьего марта года тысяча девятьсот пятого – жив и вполне здоров. И, более того, Порт-Артур у нас не пал, Япония была разгромлена во втором генеральном сражении на реке Шахэ и признала свое поражение, а все предложения иностранных держав о посредничестве были с негодованием отклонены государем-императором Михаилом Александровичем…

– Михаилом Александровичем? – переспросил ошарашенный Горбатовский. – А как же государь император Николай Александрович – неужто его у вас убили эсеровские бомбисты?

– Да нет, – пожал плечами Кондратенко, – с Николаем Александровичем все в порядке, просто он понял, насколько невыносима для него тяжесть ноши государственных забот. Поэтому он подал в отставку и, передав трон брату, удалился в частную жизнь.

– Да как такое вообще могло получиться, чтобы государь подал в отставку!? – воскликнул Горбатовский. – Невиданное же дело! И скажите, каким образом из своего тысяча девятьсот пятого года вы смогли прийти ко мне в тысяча девятьсот четырнадцатый?

– Обыкновенно получилось, – вздохнул Кондратенко, – как и все прочее хорошее у нас на Руси. Случилось чудо. В последний день обороны горы Высокой, когда гибель Артура казалось, предрешена, на выручку к нам с большим войском пришел самовластный Великий князь Артанский господин Серегин – с одной стороны, русский офицер и смертный человек, а с другой, младший архангел, носитель титулов «Защитник Земли Русской» и «Бич Божий». Первое, как вы понимаете, для таких как мы с вами, а второе – для всяческих негодяев и охотников за русскими богатствами. Силы, брошенные им в бой, и ярость нашего гарнизона, наконец получившего возможность отомстить за мучения осады, оказались таковы, что в течение одних суток враг был отброшен от стен Артура и полностью истреблен, а фронт вновь установился по Цзинчжоускому перешейку. Но это было только началом. Господин Серегин, когда берется за дело, бывает очень энергичен, а так как полномочия защищать и укреплять Россию даны ему самим Творцом Всего Сущего, то в приложении своих усилий для него не существует никаких сословных ограничений. Если какое-либо официальное лицо не способствует усилению и процветанию России, то ему должно оставить свой пост и удалиться в частную жизнь. А если тот человек не захочет уходить по-хорошему, то может пенять на себя.

– Так что же, Роман Исидорович, – воскликнул генерал Горбатовский, давно позабыв о нереальности разговора с давно умершим для него товарищем, – этот ваш господин Серегин попросту сверг государя, подставив на императорский трон нужную ему креатуру? А то мне как-то сложно представить государя-императора, добровольно подавшего в отставку…

– Плохого же вы мнения о Великом князе Михаиле Александровиче, – выступил из полутьмы спутник генерала Кондратенко, – если бы к его брату была применена хоть толика насилия, то он непременно отказался бы садиться на трон – настолько он строг и щепетилен, в первую очередь, по отношению к самому себе. Стоило мне показать вашему императору и его супруге неизбежные итоги их царствования, как они сразу согласились на рокировку с подстраховкой. Сами и исключительно добровольно, потому что конец их семьи, да и всей страны, был страшен. И в вашем мире этот вопрос стоит даже более остро, чем во времена русско-японской войны…

– А вы – господин Серегин, насколько я понимаю? – хмыкнул генерал Горбатовский.

– Да это я, самовластный Великий князь Артанский Серегин Сергей Сергеевич, к вашим услугам, – сказал незнакомец под отдаленные раскаты небесного грома.

– Очень приятно, господин Серегин, – кивнул Горбатовский, внимательно оглядывая визитера. – Знаете ли, всегда мечтал увидеть во плоти настоящего архангела. А вы, по моему мнению, не очень-то на него и похожи…

– Не похож, значит, Владимир Николаевич? – малость недобро усмехнулся Серегин и буквально на ладонь подвыдернул из ножен свой священный меч Бога Войны.

Полутемная комнатка мгновенно озарилась неземным светом, как от вспышки магния, так что генерал Горбатовский непроизвольно зажмурился. А когда он открыл глаза, то увидел, что меч снова плотно вставлен в ножны, над головой его страшного гостя светится нимб, глаза горят как два прожектора, от которых не скроется ничего тайного, а за спиной распахнулись призрачные ангельские крылья и великокняжеское корзно.

– Ну что, господин генерал? – каким-то особенно глубоким голосом произнес Серегин. – Этой демонстрации достаточно или мне позволить сущности архангела полностью выйти из себя?

– Свят-свят-свят! – выдохнул Горбатовский, мелко перекрестившись. – Конечно же, да, то есть нет! Вы, господин Серегин, были достаточно убедительны, и не надо никаких дополнительных доказательств… И простите вы меня, ради Бога, за то что, я вас прервал. В последнее время развелось большое количество ловких мошенников, которые, надувая щеки, готовы объявить себя кем угодно, хоть новым воплощением Христа.