ив народа бросают войска, но солдаты отказываются стрелять и присоединяются к восставшим. И тут, как чертик из табакерки, появляется некий комитет Государственной думы, который берет на себя функцию Временного правительства. И последний акт драмы – генералы-заговорщики врываются к государю-императору и под дулами пистолетов вынуждают его подписать отречение от престола. Все! Самодержавие на Руси низвергнуто – да здравствует республика.
Выслушав монолог Артанского князя, как обычно, от волнения украсившегося нимбом, крыльями и корзном, Горбатовский некоторое время молчал, а потом замысловато выругался, отводя душу.
– И что же из этого следует, господин младший архангел? – спросил он. – Неужто вы со своими возможностями не можете ничего изменить?
– Из этого три вывода, – сказал Серегин. – Первый – то, что русская армия не побежала сразу от границы до Урала, а дралась в таких невыгодных условиях три года, говорит о великом мужестве и героизме русских солдат и офицеров, которые своими жизнями компенсировали недостаток на фронте всего, что возможно. Все, что я стану делать, будет направлено на то, чтобы как можно большее их число дожило до победы и вернулось по домам к своим родным. А потому нам надо побеждать, причем побеждать быстро и относительно малой кровью. Второй вывод – вопрос будущего политической системы в Российской империи, а также ее взаимоотношения с союзниками я буду решать с государем-императором Николаем Александровичем, и не сейчас, а в тот момент, когда он будет готов этому разговору. Но для меня лично единственный союзник России в этой войне – это Сербия, а французы и британцами такие же враги, как германцы и австрийцы. Только Центральные державы – это враги явные, а лягушатники и лимонники – враги тайные, и еще неизвестно, кто из них опаснее. Третий вывод сделан из обстоятельства, которое я вам еще не успел досказать. На отречении царя разрушение державы далеко не закончилось. Прогрессивные демократические деятели, пришедшие к власти в результате переворота, оказались такими ничтожно-мелкотравчатыми, что в их руках все стало расползаться как прелая тряпка. Первым же своим приказом они отменили в армии дисциплину и ввели солдатские комитеты, на усмотрение которых были отданы все аспекты воинской жизни. С этого момента армия перестала быть армией, а превратилась в стадо баранов, которыми предводительствовали козлы. Впрочем, это безобразие продолжалось относительно недолго, месяцев девять, после чего в объятой разложением, голодной и холодной стране полыхнула еще одна революция, на этот раз социалистическая – под лозунгом «разрушить все до основанья, а затем построить на пустом месте новое государство всеобщего процветания». Землю – крестьянам, фабрики – рабочим, мир – народам! Миллионы мужиков бросили фронт и, прихватив с собой винтовки, вернулись по домам делить власть и землю. Началась еще одна Великая Война, на этот раз между своими, причем ее жертвы раз в десять превышали потери в войне с Германией, и среди этих жертв было все семейство Романовых, за совсем небольшим исключением. Чтобы избежать этой напасти, необходимо безотлагательно принять все возможные меры, чтобы русский народ был многочислен, счастлив и зажиточен, а также лоялен к своему государству. Царь должен быть своему народу добрым отцом, а не хищным волком. И это не только мое пожелание, но и повеление свыше. Иначе, при сохранении нынешнего перебивающегося с хлеба на воду большинства и жирующего ничтожного меньшинства, социальный взрыв, способный уничтожить Империю, может произойти при первом же политическом обострении.
Немного помолчав, Артанский князь, у которого опять разгорелись атрибуты младшего архангела, добавил:
– На этой оптимистической ноте позвольте закончить наш приветственный митинг и перейти к вопросу предстоящего сражения с германцами. Ради благополучия Российской империи нам с вами необходимо выиграть Восточно-Прусское сражение, чтобы потом, переключив свое внимание на Галицию, совместно с сербами выбить из войны Австро-Венгрию.
– А разве это возможно? – приподнял бровь Горбатовский. – Я-то думал, что при описанных вами условиях единственный правильный способ войны – отойти на линию крепостей и пытаться сдерживать врага при условии, что его потери будут в разы больше наших.
– Пока это еще возможно, – ответил Серегин. – В маневренном сражении преимущества германской армии в тяжелой артиллерии несколько сглаживаются. Самое глупое в таких условиях – встать на укрепленный рубеж и подставить себя под расстрел, ибо оборонительных сооружений, способных противостоять огню шестидюймовой артиллерии, вы тут в любом случае не возведете, поскольку на то не хватает ни времени, ни материалов. Так же глупо кидаться на укрепленные позиции в лоб. Да и вообще, как я говорил, боевые качества русской армии выше всяких похвал, единственное ее слабое место – генералы мирного времени. Вот и сейчас… Профессор, карту!
В ответ на этот зов из приоткрывшегося прохода появился вьюнош в военной форме с погонами рядового, держа в руках сложенный в несколько раз сверток магической интерактивной карты.
– Вот смотрите, – сказал Артанский князь, расстелив волшебное полотно на столе, – это диспозиция на сегодняшний вечер. Передовые части германского двадцатого корпуса и приданные им ландверные формирования не стали биться с вами у самой границы, а отошли на укрепленные рубежи в глубине своей территории. Честно говоря, создается впечатление, что германские генералы знают, что им делать в той или иной ситуации, а наши по большей части делают «хоть что-нибудь». Посмотрите, как широко, веером, разбросаны корпуса вашей второй армии, что дает германцам возможность громить их поодиночке. Например, сначала превосходящими силами, снятыми с восточного фаса фронта, нанести поражение шестому корпусу генерала Благовещенского, чтобы затем, обратив его в бегство, ударить во фланг и тыл пятнадцатому корпусу генерала Мартоса. На другом фланге таким же образом против вас будет создана превосходящая группировка, состоящая из частей Кенигсбергского гарнизона. Вы под ударом не побежите, но положение сложится чрезвычайно тяжелое, потому что в таком случае противник сможет усилить свой ударный кулак тяжелой артиллерией, снятой с центрального участка фронта. Железные дороги пронизывают Восточную Пруссию во всех направлениях, что дает германскому командованию возможность чрезвычайно быстро перебрасывать войска в любое место. Лучший исход битвы в таком случае – это управляемый отход армии на исходные позиции, что будет означать поражение. Боеприпасы растрачены, потери понесены, а поставленная задача не решена – немцы сели в свои поезда и отправились воевать с Ренненкампфом, а тут, чтобы привести войска к готовности к новым операциям, потребуется не одна неделя. В худшем случае, если вас все же собьют с позиций, то пятнадцатый и двадцать третий корпуса попадут в окружение, будут разгромлены и по большей части погибнут или сдадутся в плен. И до самого конца каждый из корпусов будет биться сам по себе, а командующий армией Самсонов и комфронта Жилинский будут вести себя так, будто они просто сторонние наблюдатели. Мол, ничего страшного, бабы солдат еще нарожают. И вот тогда поражение будет во много раз горше и унизительнее, потому что кайзер Вильгельм получит возможность хвастать несколькими десятками русских пленных, включая генералов. И будет слабым утешением то, что Жилинского отстранят от командования, а генерал Самсонов застрелится.
– И что вы предлагаете? – побледнев от таких перспектив, спросил Горбатовский. – Ведь одним моим корпусом много не навоюешь, а господа вышестоящие начальники – вот в чем вы правы – по своим качествам напоминают скорее неудобовспоминаемого Стесселя и Куропаткина, чем Суворова и Кутузова.
– Вот как раз ваш корпус, полностью укомплектованный и хорошо подготовленный, находится в нужном месте в нужное время, – веско произнес Серегин. – Противник перед вами пониженного качества, поэтому останавливаться тут не советую, необходимо сбить с позиций противостоящую вам ландверную бригаду и ударить на Танненберг со стороны вражеского правого фланга, в свою очередь, угрожая окружением главным силам противника. Ну а я, со своей стороны, приму меры, чтобы германец не смог ничего возить по своим железным дорогам, и добавлю вам своих сил на направлении главного удара. И вот тогда можно будет говорить на повышенных тонах хоть с Самсоновым, хоть с Жилинским, хоть с самим государем-императором Николаем Александровичем.
– И много у вас сил? – стараясь скрыть скепсис, спросил Горбатовский.
– Если я ударю всей мощью, то от Германии с Австро-Венгрией даже пыли не останется, – с громыханием в голосе ответил Артанский князь. – Но в данном случае это излишне. Одним словом, завтра утром я пришлю вам свое усиление – не все, только часть – вот тогда и увидите, насколько хороша в деле моя армия. Встречаемся в шесть утра у въезда в город со стороны Млавы и предупредите всех, чтобы не пугались и не удивлялись: главные чудеса еще впереди. А теперь позвольте вас покинуть. Завтра будет трудный день, а потому вам требуется хорошенько отдохнуть.
Артанский князь ушел, а волшебная карта осталась лежать на столе. Генерал Горбатовский вздохнул, перекрестился и, как можно аккуратней сложив волшебный предмет, кликнул денщика, чтобы тот помог приготовиться отходить ко сну. Да уж, воистину страшные времена настали на Земле, если уж Господень посланец вынужден так неприкрыто вмешиваться в людские дела…
Часть 52
14 (1) августа 1914 года, 8:05. Восточная Пруссия, приграничное селение Сольдау (ныне Дзялдово), въезд в город со стороны Млавы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Ясным августовским утром усиленная дивизия генерала Неверовского вступила в Сольдау. Открывать портал внутри самого городка я не стал, отступил на пару километров в сторону Млавы. Ветераны Бородинской битвы впечатление на господ офицеров произвели, конечно, сногсшибательное. В начале девятнадцатого века Россия не вылезала из войн, и боевого опыта у победителей Наполеона хоть отбавляй: было видно, что идут не юные мальчики, только вчера оторванные от материнской юбки, а ветераны множества сражений. Однако тут такого боевого опыта ни у кого нет.