Командующий девятнадцатым армейским корпусом окинул задумчивым взглядом окрестности, выстроившиеся на дороге пехотные батальонные коробки, кавалерию, танковую колонну, неподвижно зависшие в воздухе «Шершни» и штурмоносец, а также обалделые лица своих соратников, вздохнул, перекрестился и сказал:
– У вас, пожалуй, Сергей Сергеевич, передумаешь… Были у меня сомнения, не стану скрывать, но теперь их больше нет. И Господь на вашей стороне, явно и неприкрыто, и вооружены ваши добры молодцы так, что кашу маслом не испортишь. И даже батальонный командир на своем участке не имеет нужды просить поддержку артиллерией у старшего начальника. И боевые машины, никем доселе не виданные и даже летающие, у вас имеются в достаточном количестве. Нет уж, если вино налито, то надо его пить. Если победим, то судить нас никто не осмелится, а коль сложим головы – так за Веру, Царя и Отечество, а не за что-нибудь глупое.
– О том, чтобы сложить голову, речь даже не идет, – сказал я. – Имея три пехотные дивизии со средствами усиления на направлении главного удара и кавалерийскую завесу тоже из трех дивизий на вспомогательных направлениях, при том, что противник будет связан боем с еще двумя русскими корпусами, не победить будет просто стыдно. Смотрите на карту…
Энергооболочка развернула перед господами офицерами виртуальный голографический планшет, и я продолжил:
– Основные силы германского двадцатого корпуса под командованием генерала Шольца расположены в полосе протяженностью двадцать пять верст от южной оконечности озера Гросс-Дамерау до городка Орлау. На правом фланге сорок первая пехотная дивизия, на левом – тридцать седьмая. У сорок первой пехотной дивизии соседом справа является семидесятая ландверная бригада, занимающая межозерные дефиле севернее Уздау. На левый фланг тридцать седьмой дивизии в настоящий момент из-под Гольдапа перебрасывается третья резервная дивизия, для которой уже поданы под погрузку эшелоны. Но никуда она не доедет, потому что ночью вот здесь, здесь и здесь моими людьми взорваны железнодорожные мосты. Чинить там реально нечего, противнику остается только навести временные переправы, на что потребуется не меньше двух суток, или перебрасывать войска в пешем порядке. Наши войска расположены следующим образом. Наш сосед справа – двадцать третий армейский корпус в Кослау, еще правее – пятнадцатый корпус в Нейденбурге. Двадцать третий корпус давит на сорок первую пехотную дивизию противника, пятнадцатый – на тридцать седьмую. Немецкий фронт при этом может держаться только за счет превосходства в тяжелой артиллерии и укрепленных позиций. Шестой армейский корпус действует в отрыве от основных сил, в отсутствие противостоящего противника наступая в направлении Ортельсбург, где он должен быть к полудню. Если оттуда он повернет на Алленштейн, ударив Шольца в открытый левый фланг, то все обернется очень даже неплохо. Но есть подозрение, что генерал Благовещенский еще больше оторвется от главных сил, продолжив продвижение в общем направлении на север, а не на северо-запад, и тогда его корпус может оказаться лицом к лицу с одним или двумя германскими корпусами, которые легко нанесут ему поражение. Нам с вами следует ожидать сюда визита Первого армейского корпуса генерала Франсуа, который уже грузится в вагоны в Инстербурге и Кенигсберге…
Генерал Горбатовский посмотрел на планшет и с долей скепсиса произнес:
– Если верить вашей карте, то германское командование готово вовсе игнорировать существование первой армии генерала Ренненкамфа и обратить все свои силы против нас, несчастных. Но это фактически это будет означать оставление Восточной Пруссии и отход за Вислу.
Я ответил:
– В плане Шлиффена, составленном на случай войны с франко-русским союзом, Восточная Пруссия рассматривается как жертвенная пешка, ценой которой в Берлине надеются съесть Парижского ферзя. При этом Кенигсберг защищен мощными укреплениями и непреступен для полевых русских армий, не имеющих современной осадной артиллерии, а на Балтийском море господствует германский флот. Кайзер Вильгельм уверен, что даже если военное счастье на какое-то время от него отвернется, то главная задача – сохранить кадровый состав восьмой армии, даже если при этом придется оставить территорию Восточной Пруссии. Ведь весь мобилизационный контингент с местных городков и деревень он уже взял. Потом, когда Франция капитулирует и германская армия развернется на восток, она все равно возьмет все свое, и даже с избытком, вплоть до Волги или Урала. Эту цель и преследуют все действия генерала Притвица – нанести поражение второй армии генерала Самсонова, чтобы та не смогла отрезать ему пути отхода на запад. Против первой армии сейчас останется тоненькая завеса, кавалерия и ландвер, которым приказано при натиске на них русских отступать с арьергардными боями, а все остальные силы германцев, за исключением крепостного гарнизона Кенигсберга, обрушатся на наши головы.
– Картина безрадостная, – сказал генерал-майор Асмус, – или у вас, господин Серегин, по этому поводу имеется отдельное мнение?
– Отдельное мнение есть, – ответил я, – и оно никак не связано с возможной активностью генерала Рененкампфа. Я не привык ждать у моря погоды и надеяться на чудо, тем более что и взаимодействие между вашими армиями не налажено совершенно. При любой другой власти дело бы кончилось военно-полевым судом для всех причастных, но тут остается только пожать плечами. Мой план заключается в быстром разгроме семидесятой ландверной бригады, обходе озера Гросс-Дамерау с севера и ударе во фланг и тыл германскому двадцатому корпусу, который в тот момент будет связан боем с двадцать третьим и пятнадцатым русскими корпусами. Чем энергичнее мы это проделаем, тем быстрее и с большей гарантией сумеем отрезать Шольца от Алленштейна и при раскладе сил три корпуса к одному похороним его в чистом поле.
– Но, судя по вашей же схеме, у германцев после этого останется еще три корпуса, – возразил генерал-майор Асмус. – Причем один из них они по отличным железным дорогам, как у вас указано, намереваются доставить прямо к нам в тыл, а еще два корпуса набросятся на заблудившийся шестой корпус, совершенно его расстроят и обратят в бегство…
– Еще два-три корпуса германцы могут перебросить с Западного фронта, урезав его резервы, но это совершенно не повод впадать в мировую скорбь, – ответил я. – Воевать будем так, как это принято в середине и конце двадцатого века, где одним из азов военного дела является прерывание вражеских транспортных коммуникаций. Инструмент такой у меня имеется, и пущу я его в дело незамедлительно…
И как раз в этот момент народ заголосил и стал указывать на что-то вверху. Ну все как по заказу… На высоте примерно в два километра, подобно серому карандашу, в некотором отдалении от Сольдау по голубому небу ползет (семьдесят километров в час) германский разведывательный дирижабль. Черный тевтонский крест в белой окантовке на сером борту виден вполне отчетливо. Мысленная команда «Взять!» – и «Шершнень» с номером «07», только что благодушно висевший над лужайкой, срывается с места и по крутой спирали набирает высоту. Пилот – амазонка-гимнасистка Андромаха, оператор огневой установки – «волчица» Габи. Для этой худой, как скелет, девочки нет большего удовольствия, чем врезать очередью по черному кресту в белой окантовке. На цеппелине, конечно же, заметили нацелившуюся на них Немезиду, но черепаха не в силах удрать от стремительной борзой. «Шершень» – это не самый быстрый тип летательного аппарата, но все равно по скорости он превосходит дирижабль раз в двенадцать. На таком расстоянии звук работы магнитоимпульсных пушек совершенно не слышен. Тонкие белые ниточки трасс соединили атакующий «Шершень» и его цель. Цеппелин вздрогнул, накренился и, полыхнув ярким рыжим пламенем, круто пошел к земле. Из гондолы в середине корпуса выпала одна точка, другая, третья, четвертая, пятая… и почти сразу же над ними раскрывались купола парашютов. Шестой член экипажа тоже успел выпрыгнуть, но наполняющийся воздухом шелковый купол объяло пламя, и он камнем полетел к земле. Одновременно огонь вырвался из люка, через который спасались немецкие аэронавты, и стало понятно, что счастливчиков больше не будет: остальные члены экипажа уже оформляют у Святого Петра проездные документы до самого ада. Падение обломков на землю и поднявшийся в небо клуб пламени, смешанного с черным дымом, окружающие меня русские офицеры сопроводили выдохом восторга и яростными победными криками. Тем временем со своих мест сорвались еще два «Шершня» – собирать «одуванчики». Если херрен официрен не будут сильно сопротивляться, то их, скорее всего, приведут живыми, а не принесут только головы для отчета.
– Быстро у вас… – с оттенком зависти в голосе произнес генерал Горбатовский, провожая взглядом «Шершни», – раз-два – и в дамках.
– Сбивать дирижабли – далеко не главная работа для атмосферных флаеров огневой поддержки десанта, – ответил я. – Их основные цели располагаются на земле: мосты и транспортные коммуникации, вражеские штабы, склады боеприпасов, позиции артиллерии и скопления войск. В хорошем ударном обвесе без десанта на борту они вполне могут сыграть роль средних бомбардировщиков и ополовинить дивизию, находящуюся на погрузке в железнодорожные эшелоны. Чем они в самое ближайшее время и займутся, ибо прямо сейчас в Гумбинене под погрузку поданы эшелоны для перевозки в район Сольдау-Уздау частей первого армейского корпуса германской армии. С началом войны их выдвинули к самой границе, но первая армия атаковать пока не спешит, зато наметился прорыв на юге. Германское командование во все времена отличается очень тщательной проработкой предварительных планов, но если обстановка быстро и непредсказуемо меняется не в их пользу, оно тут начинает впадать в состояние лихорадочной деятельности, очень близкое к панике, поэтому первый корпус, только что выгруженный из вагонов, спешно перебрасывают на парирование новой опасности. Цеппелин прилетел к нам со стороны Млавы, и наверняка его наблюдатели успели доложить о выгружающихся на станции русских резервах. В отличие от полотняных тарахтелок-аэропланов, цеппелин – это не только зоркие глаза с биноклем, но еще и радиостанция. И о нас они тоже успели доложить, так что лишнего времени нет ни минуты… Отдавайте команду, Владимир Николаевич: музыканты прибыли, танцы начинаются. И не забывайте, что от быстроты и решительности наших действий, возможно, зависит судьба Империи.