И вот после таких бесед по душам мы с генералом Горбатовским пришли к казачкам на бивак. А там чайник кипит, срывая крышку, и толкует народ только о Тридесятом царстве…
И тут причина этих разговоров выходит к ним из темноты и говорит:
– Здравствуйте, станичники!
В ответ народ дружно вскочил, вытянулся во фрунт и басовито ответил заученным:
– Здрав-жел-Ваш-Сияс!
– Вольно! – сказал я. – Объявляется положение «вне строя». Садитесь. Надо поговорить…
Ну и поговорили. А потом я впервые в этом мире полностью обнажил свой меч Бога Войны, благословляя казачков заклинанием моей поддержки, включающей в себя Кошачьи лапы, Истинный взгляд, Регенерацию и кое-что еще, вроде понимания германской мовы. И все это сроком на одни сутки. Стабилизированные заклинания – только для Верных. А потом, вроде бы не спеша, станичники снялись с бивака, заседлали коней и, бесшумные как призраки, отправились в ночной поиск к деревне Зеемин. При этом было видно, что времени прошло всего ничего, а многие и многие испытывают смутное беспокойство от того, что их потихоньку начинает одолевать Призыв.
А уже утром на исходные позиции для развертывания девятнадцатого корпуса подошли свернутые в походные колонны пехотные полки. Германский двадцатый корпус в тот момент занимал укрепленные позиции от южной оконечности озера Гросс Демерару до северной оконечности озера Мюлен. Еще вчера утром германские позиции упирались в южную оконечность этого озера, но непрерывно атакующий от Нейденбурга пятнадцатый корпус генерала Мартоса отодвинул тридцать седьмую германскую дивизию на пять километров на север, в то время как двадцать третий корпус генерала Кондратовича, противостоящий сорок первой германской дивизии, оставался тих и индифферентен. Насколько я помню схему Танненбергского сражения из нашей истории, там было все то же самое, только двумя неделями позже. Кондратович стоял на месте, а Мартос поворачивал германские позиции вокруг оси, пока фронт противостояния вместо направления запад-восток не сориентировался по линии север-юг. А потом в тылу у русских отовсюду повылезали переброшенные с восточного направления германские соединения, после чего дело кончилось окружением и разгромом. Но теперь в тылу у немцев вылезли уже мы, причем вражеские части, которые должны прийти на выручку злосчастному двадцатому корпусу, не едут в поездах, а идут пешком, в силу чего безнадежно опаздывают.
– Вот видите, Владимир Николаевич, какая красота, – сказал я Горбатовскому, когда выстроенные в колонны войска замерли перед нами в ожидании приказа, – германец к нам спиной, и деваться ему некуда. Семнадцатую дивизию следует развернуть фронтом на юг, на направление Остервит-Людвигсдорф, тридцать восьмую дивизию и дивизию генерала Неверовского со средствами усиления выдвинуть на линию Грюнвальд-Танненберг. В дальнейшем артиллерия развертывает свои позиции в Танненберге, тридцать восьмая дивизия разворачивается фронтом на юго-восток, а дивизия Неверовского продвигается до самого Мюлена и стоит там насмерть. Если генерал Шольц где-то будет прорываться из мышеловки на свободу, то именно там.
– Так вы же вроде сегодня хотели придержать Дмитрия Петровича в резерве? – возразил Горбатовский.
– Не получается резерва, – вздохнул я, – вы только посмотрите, какая диспозиция для тактического блица. Милейший герр Шольц уже все понял, но для него это понимание запоздало, потому что мы уже начали. Если все будет сделано правильно, то еще до заката двадцатый германский корпус отойдет в область преданий старины глубокой весь и целиком. А иначе у нас получится только размолоть в муку сорок первую дивизию и сильно потрепать тридцать седьмую. А остатки убегут, что мне очень не нравится. Не должно остаться от врага на этом поле ничего и никого, только мертвые и пленные.
– Сергей Сергеевич прав, – сказал Неверовский, внимательно оглядев поле боя. – Момент[27], какой в битве бывает редко. Упускать такое – непростительная глупость. Да и нам не привыкать биться без отдыха. После боя на Шевардинском редуте, с половинными потерями, моя дивизия, пополненная новобранцами, всего через день встала на Багратионовых флешах. Да и не бой был вчера, а одно баловство, братцы даже вспотеть не успели…
– Все верно, Дмитрий Петрович, а потому… – сказал я, обнажая меч Бога Войны для произнесения общего благословения. – Солдаты и офицеры, боевые товарищи и братья по крови! Властью Защитника Земли Русской, данной мне Всемогущим Господом Богом, благословляю вас на бой кровавый, святый и правый! Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь…
Где-то высоко в небесах громыхнуло, на марширующие русские пехотные колонны опустился почти незаметный в свете утра золотистый туман, битва под Танненбергом дубль два началась.
15 (2) августа 1914 года, 15:30. Восточная Пруссия, северное окончание озера Гросс Дамерау, деревня Зеемин, полевой командный пункт 19-го армейского корпуса.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Уже к полудню яростное Танненбергское сражение было в разгаре. Если Грюнвальд удалось взять с налету (ибо никого, кроме безобидных тыловиков сорок первой дивизии, там не было), то за Танненберг и Людвигсдорф разгорелись ожесточенные бои. Особенно за Танненберг, потому что туда ночью из Вейбурга отошли штаб двадцатого корпуса и резервы. Пока гренадерские роты дивизии Неверовского при поддержке артиллерии бьющих прямой наводкой танков выкуривают из развалин деревни егерский батальон «Граф Йорк фон Вартенбург» и спешенный драгунский полк «фон Ведель», русская 38-я дивизия начала обходной маневр через лесной массив, расположенный севернее линии Танненберг – Мюлен. Как только они встретятся с наступающими частями пятнадцатого корпуса и развернутся фронтом на юг, судьба битвы будет окончательно решена.
Артиллерия дивизии Неверовского, второй тяжелый дивизион девятнадцатого корпуса и 38-я артиллерийская бригада, выведенные на позиции в поле за Грюнвальдом, сосредоточенным огнем подавляют германские батареи, пресекают маневр резервами, а также громят вражеские позиции вплоть до самого Мюлена, облегчая продвижение на север пятнадцатого корпуса генерала Мартоса. Германские коллеги отвечают нашим артиллеристам слабо: артиллерия 37-й дивизии понесла в контрбатарейной борьбе большие потери и, кроме всего прочего, перед ней стоит задача попытаться затормозить наступательный порыв пятнадцатого армейского корпуса, непрерывно атакующего противостоящие ей германские позиции. С артиллерией 41-й дивизии дело обстоит еще хуже: после начала маневра русской 17-й дивизии она попала под угрозу захвата с тыла, а потому находится в процессе смены позиций.
Поскольку к полудню в Танненберге уже вовсю кипел уличный бой, германские артиллерийские упряжки пытаются проскочить от Людвигсдорфа в обход через поля по направлению к деревне Зеевалде, расположенной между Танненбергом и Мюленом. Это как раз тот случай, когда гладко по карте, а на местности попадаются вспашка поперек предполагаемого пути движения и межевые канавы, в которых разбиваются деревянные колеса орудий и зарядных ящиков, а кони ненароком ломают ноги. И это не считая шквального артиллерийского обстрела, в основном шрапнелями, ибо для артиллерии, спасающейся от захвата бегством по открытой местности, большего и не требуется.
У 41-й дивизии немцев дела обстоят хуже некуда. Еще в час пополудни 65-й пехотный Московский полк и 66-й пехотный Бутырский полк заняли позиции по опушке леса к северу от деревни Остервит, а 68-й лейб-пехотный Бородинский полк захватил поросшую лесом господствующую высоту в километре на запад от Людвигсдорфа, где располагаются штаб и тылы 41-й германской дивизии. Еще полчаса спустя под прикрытием русской пехоты во втором эшелоне побатарейно заняла позиции 17-я артиллерийская бригада. С этого момента германские позиции находились под сквозным перекрестным артиллерийским, а кое-где и ружейно-пулеметным огнем. С одной стороны клещей позиции занимает 2-я пехотная дивизия 23-го армейского корпуса, с другой наступает 17-я дивизия 19-го армейского корпуса.
Командует 41-й германской дивизией генерал-майор Лео Зонтаг, которому данная диспозиция крайне не нравится. Еще немного, и по узкой простреливаемой полосе из узкой щели на выход потянутся пехотные подразделения – те, что успеют вовремя сняться с позиций. Иначе к темноте на поле боя не останется ни одного живого немецкого солдата. Частью спасающиеся от разгрома немцы могут выходить к Танненбергу, а частью – вслед за артиллерией к Зеевалде, но только это уже не будет дивизия, а лишь отдельные уставшие и деморализованные группы людей с исчерпанным боезапасом. Но больше всего в таком случае может быть раненых, брошенных из-за невозможности их вывезти, страдающих и проклинающих любимого фюрера, то есть кайзера. Дивизионный лазарет тоже располагается в Людвигсдорфе, и при следующем серьезном натиске на Танненберг он, скорее всего, будет отрезан.
На другом, дальнем от нас фланге битвы генерал Мартос, несмотря на серьезные потери своих частей, обходит основную позицию немцев вдоль восточного берега одноименного озера. После того как стали замолкать германские батареи, подавленные огнем моей тяжелой артиллерии, натиск пятнадцатого корпуса на германские позиции удвоился. Своим правым крылом Мартос наступает в северном направлении, и сдержать его Шольцу нечем и некем. В течение одного-двух часов следует ожидать как захвата русскими Гогенштайна (прежде служившего для германцев базой снабжения), так и начала уличных боев на восточной окраине Мюлена.
Подкреплений, которые должны были прикрыть направление на Гогенштайн и далее на Алленштайн, у германцев нет, и не предвидится. Все дело в том, что после разрушения моими диверсантами мостов железной дороги третьей резервной дивизии идти от Гольдапа форсированными маршами не меньше шести дней, и примерно столько же времени займет выдвижение к Алленштайну семнадцатого армейского и первого резервного корпусов. Германские саперы и мобилизованное местное население, конечно же, чинят разрушенные переправы, но все это в пустой след: едва работы будут закончены, прилетит «Каракурт» и снова все поломает – при минимуме людских жертв, но основательно. Скорее уж у этих соединений получится зарубиться во встречном сражении с шестым корпусом где-нибудь в окрестностях Бишофсбурга.