Тут надо сказать, что сонм авторитетных Великих князей, братьев его отца, оказывавших влияние на императора Николая Второго в 1904 году, к четырнадцатому году сошел на нет. В пятом году был взорван эсеровскими террористами «герой» Ходынки дядя Сергей. В восьмом году помер в Париже изгнанный и оплеванный бывший генерал-адмирал дядя Алексей. В девятом году в своем петербургском дворце недалеко от Зимнего дворца скончался в своей постели командующий гвардией и петербургским гарнизоном, автор «Кровавого воскресенья» дядя Владимир, продержавшийся дольше всех прочих.
Образовавшийся вакуум влияния, без которого Николай не мог существовать так же, как кокаиновый наркоман не может жить без понюшки порошка, постепенно заполнялся влиянием кружка императрицы, которую царь прежде в политику старался не пускать. В этот кружок, в числе прочих, входил Распутин, а также две закадычные подружки Алисы Гессенской – принцессы-черногорки Анастасия и Милица. Великий князь Николай Николаевич (младший) является мужем и, соответственно, креатурой Анастасии Черногорской. Его назначение на пост главнокомандующего было продавлено через императрицу со страшным скрипом, ибо в высших армейских кругах этого человека ужасно не любят, а потому постарались обрезать ему полномочия. Чтобы главнокомандующий был, но власти никакой не имел. Реальная власть – у военного министра Сухомлинова и командующих фронтами, далеко не лучших представителей русского генералитета.
И вот Распутин выходит из игры, залегая на дно, Николай Николаевич спешно едет в Петербург, а принцессы-черногорки скороговоркой, как два пулемета «максим», начинают молотить по царской семье новостями из Белграда. Там один их племянник Александр, обвиненный в заговоре, вовсе делся неизвестно куда, а другой племянник Джоржи геройствует в боснийских горах, кровожадный как индеец, собирая в свой ягдташ богатый урожай австрийских скальпов. И покровительствует этому могущественный и загадочный господин далекой страны Великая Артания большой любитель приходить ниоткуда и уходить в никуда. Сербских раненых – военных и гражданских – Артанский князь совершенно бесплатно лечит в своей стране под названием «Тридесятое Царство», и те, чьи ранения были полегче, уже успели вернуться в обычный мир и рассказать людям такое, отчего у императора Всероссийского ум заходит за разум.
И вот литерный поезд прибывает на вокзал в Царском Селе. Там полковника Крымова и Великого князя Николая Николаевича уже ждут авто, чтобы тут же, воняя бензиновым выхлопом, помчать их к Александровскому дворцу. К этому моменту уже стало известно, что первая армия Ренненкампфа, наконец, перешла границу с Восточной Пруссией, а севернее Бишофсбурга завязывается сражение шестого армейского корпуса с выдвинувшимися навстречу численно превосходящими немецкими частями (не считая ландверных бригад, три немецких дивизии против двух русских). Событие героическое, но больше трагическое, потому что командующий корпусом генерал Благовещенский уже бросил войска и убежал в тыл.
Впрочем, о последнем факте император пока не знает, сейчас он возбужден и смущен, ожидая долгожданных визитеров, а потому их принимают на крыльце и сразу же проводят к нему в кабинет.
– Господин полковник, – говорит он Крымову, – наверняка вы успели рассказать все, что знали, нашему дяде Ник Нику, но сейчас ваш рассказ в первую очередь хотим услышать именно Мы. Вы там были, видели все своими глазами, а потому – начинайте.
– Ваше Императорское Величество, – заговорил Крымов, – я попал на место событий к тому моменту, когда все уже совершилось, и тем, кто разгромил двадцатый германский корпус, оставалось только пожать момент победной славы. Но самое главное в этой победе – сам самовластный Артанский князь. Я не берусь судить, законно или нет этот человек носит свой титул, но больше всего меня потрясло то, насколько им очарованы русские солдаты, казаки и даже большинство офицеров и генералов. Все разговоры только о нем. И есть отчего. Только посмотришь – и сразу озноб по коже пробирает, как если бы тут рядом, только протяни руку, стоял сам Петр Великий, Суворов или Александр Невский. И в тоже время, за отдельными исключениями, этот человек весьма низко оценивает наш высший генералитет. «Отличные полки, – говорит он с пренебрежением, – посредственные дивизии, плохие армии и никуда не годные фронты. Такого бардака, как в Восточно-Прусской операции, в русской армии, пожалуй, не было никогда – ни в прошлом, ни в будущем…»
– Вот видишь, Ники, – с горечью сказал Великий князь Николай Николаевич, – говорил я тебе перед войной… А ты мне – Сухомлинов да Сухомлинов. Генерала Жилинского за то, что он устроил, палкой надо гнать в Туркестан верблюдов пасти, а он у нас фронтом командует…
– Погоди, Ник Ник, – махнул рукой император, – до Жилинского мы еще доберемся. Губернатор Варшавский он был неплохой, так кто же знал, что с началом войны так обернется. Продолжайте, господин полковник.
– Кстати, Ваше Императорское Величество, – сказал Крымов, – о военном министре генерале Сухомлинове Артанский князь, напротив, отзывался очень благоприятно. Мобилизация и развертывание контингентов у границы были произведены почти идеально. Мол, ему, как Заступнику Земли Русской, с горних высот видать все было хорошо, аж глаз радовался. Германцы думали, что на мобилизацию потребуется два месяца, за которые они успеют победить Францию, а наше военное министерство уложилось за две недели. В противовес тому начало войны выглядело отвратительным: корпуса нашей второй армии побежали вглубь восточной Пруссии без всякого порядка, как мужики на драку, размахивая кулаками. Из-за этого германцы получили возможность громить их поодиночке, перебрасывая к местам боев превосходящие силы по железной дороге. По собственным словам Артанского князя, в силу крайне низкого уровня нашего генералитета первоначально он намеревался дать трагедии второй армии разыграться в полную силу, чтобы немцы разгромили и окружили наши войска, а потом открыть переходы между мирами и вывести остатки второй армии в свои владения. В германский плен, по этому плану, должны были попасть лишь те солдаты и офицеры, которые откажутся от эвакуации. И только то, что ваше Императорское Величество, торопясь поскорее помочь французским союзникам, сняли с Галицийского направления девятнадцатый корпус, перебросив его на крайний левый фланг второй армии, изменило намерения этого человека, ибо как раз о командующим эти корпусом генерале Горбатовском у него имелось достаточно высокое мнение…
– Все это частности, – с нетерпением и даже некоторым разочарованием сказал император, – вы, господин полковник, лучше скажите, этот Артанский князь – он обыкновенный человек или нет?
– Обыкновенным человеком Артанский князь не может быть никак, – убежденно ответил Крымов, – и дело тут даже не в его способности открывать двери для мгновенного перемещения между двумя точками на местности или в другие миры. Имея в виду его происхождение из будущих времен, можно предположить, что этот вопрос там мог быть решен технически, без участия разных сверхъестественных сил. И даже то, что Артанский князь может вести за собой людей на самое невероятное дело, тоже не говорит о том, что он посланец Всевышнего или пособник Князя Тьмы. Таким свойство обладал ваш пращур Петр Великий и многие другие монархи и полководцы, и если господин Серегин действительно самовластный великий князь в первом поколении, то без этого свойства ему никак было не обойтись, чтобы артанская старшая дружина выкрикнула бы его на престол.
Немного помявшись в нерешительности, он продолжил:
– Нет, главное свойство господина Серегина, делающее его больше чем человеком, ощущается, только если подойти к нему поближе. Именно тогда начинаешь чувствовать исходящее от него чувство непререкаемой моральной правоты и святости, хотя нимб крылья и корзно могут оказаться дешевой бутафорией из будущих времен, да и на святого, в обычном понимании, этот человек похож мало. В бою господин Серегин суров, вооруженных врагов может убивать хоть миллионами, но некомбатантов и сдающихся в плен щадит, раненым военнопленным оказывает помощь до полного излечения. Женат законным браком, заключенным перед Богом и людьми, имеет сына-наследника. При этом, несмотря на то, что его войско на треть или даже наполовину состоит из воинствующих дев нечеловеческой красоты, влюбленных в него как кошки, спит господин Серегин только со своей законной супругой, а остальные особы дамского пола для него ровно как сестры. Поэтому главное – все же ощущения, воспринимаемые непосредственно душой, а не внешние атрибуты. Для себя лично ему ничего не надо, потому что он привык довольствоваться тем, что есть, а вот для России, в каком бы веке она ни находилась, он готов сделать все, что возможно, и даже больше того, ибо так хочет Бог.
Услышав последнюю фразу, император вздрогнул в первый раз.
– Так чего же они все-таки хотят? – тихо спросил он. – Господь Бог и его верный слуга, которого Он прислал по нашу душу?
– Я не знаю, Ваше Императорское Величество, – так же тихо ответил Крымов, – но его план Восточно-Прусской операции подразумевает полное одоление неприятеля с выходом наших войск к рубежу Вислы. По мнению Артанского князя, ни один германский солдат к востоку от этой реки не должен присоединиться к своим главным силам, все они должны погибнуть или оказаться в плену. Таково правило решающих побед, которого придерживается Артанский князь как полководец, ибо, как говорит он сам, ему нежелательно возвращаться к уже пройденному материалу для совершения работы над ошибками.
Услышав эти слова, император вздрогнул во второй раз. Он-то сам всегда делал все кое-как, никогда не доводя дела до конца, а тут на горизонте появился герой, рядом с которым завзятым лентяем и анархистом казался даже его дорогой ПапА, работавший от рассвета до заката и лично вникавший во все тонкости государственного управления.
– А что Артанский князь говорил о Нашем Императорском Величестве? – еще тише, едва слышно, спросил Николай Второй.