Агния, которая держит в руках священное знамя 119-го стрелкового полка, вернувшееся к своему истоку.
Никто из нашей пятерки, даже Анастасия, не чувствует себя чужим в этом месте боли и неистового героизма нашего народа. По моей просьбе Колдун составил заклинание Мобилизации, в котором мой Призыв смешан с Поддержкой, чувством локтя со стороны неистовой Кобры, материнской любовью и нежностью Птицы, одобрением Анастасии и благодарностью грядущих поколений со стороны Димы-Колдуна. Все встали в круг и взяли друг друга за руки, я мысленно поворачиваю ключ - и мы все вместе, хором, начинаем петь «Священную Войну», призывая к себе всех тех, кто не сдался и намерен бороться до конца. Если все получится, то в будущем, при соответствующем уровне мотивации большого количества поющих людей и накачки магией, это будет просто страшное оружие, способное изменять судьбы целых миров.
И у нас все получилось...
4 июля 1941 года, 3:20 мск, Брестская крепость, казематы Восточного форта в Кобринском укреплении
Уже три дня наверху не слышен грохот артиллерии, стихли даже перестрелки, а от первоначальных четырехсот защитников Восточного форта в строю осталось только двенадцать. Большинство из них погибли, кто-то решил идти на прорыв (точнее, на просачивание в безлунную ночь), а некоторые и вовсе дезертировали, чтобы сдаться, ибо не каждый может стоять на своем посту до конца, без всякой надежды не только на победу, но и на спасение. Правда, и немцы тоже опасались приближаться к руинам укрепления: несколько неосторожных смельчаков, попытавшихся это сделать, уже были убиты или ранены выстрелами, прозвучавшими откуда-то из-под развалин - да так, что никто и не успел заметить, из какой именно дыры или щели стреляли уцелевшие большевистские фанатики.
Майор Гаврилов и его люди фанатиками не были, как и бесчисленные предшествующие поколения русских воинов, насмерть стоявших в самых безнадежных ситуациях - от Евпатия Коло-врата до тех солдат и офицеров, что в прошлую германскую войну, насмерть отравленные газами, пошли в Атаку Мертвецов при обороне Осовца. Такие люди просто не понимают, что значит сдаться и тем самым предать страну, которую они поклялись защищать. Там, наверху, начинался тринадцатый день войны, а тут, в каземате, где, едва рассеивая мрак, чуть теплилась единственная в отряде лампа «летучая мышь», было тихо и сыро.
Собственно, никто из защитников развалин Восточного форта даже в самой малой степени не заметил прокатившейся по поверхности депрессионной волны. Только на мгновение вдруг стало тяжело дышать и накатило отчаяние, отчего, испытав кошмар, проснулись все, но потом это чувство отпустило так же быстро, как и пришло: обычное же дело в такой ситуации. Правда, часовой, которого майор обязательно выставлял наверху в развалинах даже в ночное время, спустившись вниз, сообщил, что там происходит что-то непонятное: несмотря на ночное время, над крепостью летают самолеты, но шума моторов не слышно, и вообще, дескать, странно все это. Не сумев добиться от простого колхозного парня разъяснения того, что тот посчитал странным, майор Гаврилов сам поднялся на наблюдательный пост, но к тому времени уже все закончилось, и только где-то далеко едва слышно гнусавыми голосами жалобно гомонили немцы, будто им тоже приснилось что-то нехорошее. Но выстрелов слышно не было, и все происходящее даже в малой степени не напоминало внезапное ночное нападение.
А потом к последним защитникам Брестской крепости вдруг пришло чувство, что все закончится хорошо, что враг будет разбит и обращен в прах, а победа останется за теми, кто не сдался и боролся до конца. И в тот же момент в головах у майора Гаврилова и его товарищей зазвучали слова незнакомой песни: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой, с фашистской силой темною, с проклятою ордой!», а перед глазами поплыли видения, будто отрывки из военной кинохроники. А когда зазвучали слова: «Не смеют крылья черные над Родиной летать, поля ее просторные не смеет враг топтать!», все они увидели необычайно четкую и даже цветную картину, как в безумно синем полуденном летнем небе, в круговерти «собачьей свалки», сцепились помеченные крестами мессершмитты и странные бескрылые пузатые аппараты с красными звездами на боках и брюхе. Воздух густо пронизывали дымно-рубиновые трассы очередей и пятнали облака черного дыма, и защитники Брестской крепости понимали, что беспощадные краснозвездные побеждают, а стервятники Геринга рушатся с небес один за другим. А когда песня в головах защитников Восточного форта стихла, у них возникло непреодолимое желание выбраться из своего убежища на поверхность, будто тот, кто уже нанес фашистам несколько тяжелых поражений, зовет их к себе для продолжения борьбы. А еще они почувствовали, что если они не примут этого предложения, то будут жалеть о том всю оставшуюся жизнь, какой бы длинной или короткой она ни была.
- Погодите, товарищи, - сказал майор Гаврилов, - тут сперва все надо тщательно проверить. А вдруг это какая-то хитрая ловушка?
Когда майор снова поднялся на наблюдательный пост, снаружи уже почти рассвело, так что он сразу увидел группу вооруженных людей в форме цвета хаки, спокойно, не прячась, стоявших перед мостом у Трехарочных ворот под красным знаменем. Картина была настолько невероятной, что Гаврилову захотелось протереть глаза. И в то же время он чувствовал, что один из этих людей - тот, кто сейчас зовет его к себе. Не в силах сопротивляться этому чувству, майор выбрался на поверхность и распрямился. Его явно заметили, но продолжали хранить спокойствие. Гаврилов понимал, что бросать оружие и тем более поднимать вверх руки будет неправильным. Его ждут там - таким, какой он есть, не сломленным и готовым продолжать борьбу.
И тут же над его головой с тихим свистом пролетел такой же толстобрюхий краснозвездный аппарат, как в его недавних видениях.
4 июля 1941 года, 3:35 мск, Брестская крепость, мост у Трехарочных ворот между Цитаделью и Кобринским укреплением
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Майор Гаврилов подходил к нам походкой смертельно уставшего человека, за последние несколько дней пережившего столько, что иному хватил бы на целую жизнь. Следом за ним, метрах в двадцати, шел человек в зеленой фуражке пограничника. На последних ста метрах своего пути эти двое уже совершенно точно знали, к кому их ведет Призыв. Я тоже сделал три шага им навстречу, отделяясь от общей группы.
- Майор Гаврилов, - представил мой будущий Верный, приложив руку к козырьку фуражки, -командир сорок четвертого стрелкового полка Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
- Капитан Серегин, - козырнул я в ответ, - Силы Специального Назначения Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба из две тысячи шестнадцатого года и много кто еще. Прибыл вам на помощь конно, людно и оружно.
- Из... две тысячи шестнадцатого? - недоверчиво переспросил майор, оглядываясь по сторонам.
- Да, из две тысячи шестнадцатого, товарищ Гаврилов, - подтвердил я. - Только по пути к вам мне пришлось побывать в самых разных местах, где довелось набраться ума-разума и приобрести самых неожиданных соратников. Но теперь я здесь, и это значит, что для германских фашистов закончилось все хорошее, и начались египетские казни. Или ты думаешь, что я переодетый немец, который каким-то образом выманил тебя из каземата для того, чтобы поиздеваться?
- Нет, товарищ Серегин, - криво усмехнулся майор, - на немца ты совсем не похож, даже на переодетого. Вещи ты мне говоришь невероятные, но я тебе почему-то верю. А еще я испытываю непонятное желание отдать тебе свое оружие, чтобы ты вернул мне его обратно. Что это?
- Это Призыв, - сурово сказал я. - Мы с тобой одной крови, товарищ майор, Защитники Отечества и элита элит. Повторяй за мной: «Я - это ты, а ты - это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу. Вместе мы сила, а по отдельности мы ничто».
И как только это было сделано, в воздухе громыхнул гром, означавший, что я на верном пути. Теперь следовало собрать к себе других выживших, не забыв никого, отправить пленных немцев маршировать голышом на Красную площадь, ввести нового Верного в курс дела (так как он пока единственный командир, которого я могу допустить к работе с личным составом из освобожденных пленных) и приступать к исполнению изрядно подзадержавшейся операции в Бяла-Подляске. Впрочем, из-за двух-трех часов отсрочки там ничего не изменится.
Часть 66
4 июля 1941 года, 4:25 мск, Брестская крепость, мост у Трехарочных ворот между Цитаделью и Кобринским укреплением
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Подготовка операции в Бяла-Подляске несколько затянулась. И в Тридесятом царстве предварительно требовалось «утрясти» бывших военнопленных, а майора Гаврилова следовало подготовить к должности временного коменданта карантинного лагеря. Временного, потому что майору такая «генеральская» должность на постоянной основе была просто не по размеру, каким бы героем он ни был. К тому же мои слова о путешествиях между мирами этот человек воспринимал с изрядным недоверием: хорошо хоть не возражал, размахивая руками (наверное, из-за патрулирующих в воздухе четырех десятков «Шершней», внушавших некоторое уважение).
Однако, когда я при нем открыл первый локальный портал (не идти же пешком Тересполь-ское укрепление, чтобы отправить тамошних пленных немцев голышом на Красную площадь), весь его скепсис как рукой сняло. Одно дело - сто раз рассказать, и совсем другое - один раз показать. А уж вид бойцов из первой бригады полковника Кантакузина, деловито занимавшихся сбором трофеев, да построенных на дороге лицом к Цитадели в колонны голых дойче зольдате-нов и вовсе привел его в полное ошеломление. Ну не похожи мои «бородинцы» на местных красноармейцев видом и повадками, даже несмотря на знаки различия РККА в петлицах. Вот и немцы чуют эту разницу, а потому дрожат мелкой дрожью, будто рядом с ними без решеток и привязи ходят вовсе не люди, а дикие хищные звери, вроде тигров. Ну прямо какое-то волшебство, разом превратившее заносчивых и воинственных белокурых бестий в тихих и скромных Михелей (прозвище немцев в середине девятнадцатого века). Майор Гаврилов тоже уловил разницу между вчерашними и сегодняшними немцами, покосился на бравых подтянутых бойцов в незнакомой, но явно удобной и практичной экипировке, и спросил: