- Коммунистическая теория у нас, товарищ Сталин, называется ленинизмом-сталинизмом, -сказал полковник Половцев, - а товарищи Маркс с Энгельсом из-за множества ошибочных предположений были отодвинуты товарищем Лениным на позиции предшественников, не имеющих прямого влияния на теоретические построения.
- Есть мнение, что этот вопрос нужно тщательно обдумать, - сказал советский вождь. - Что-нибудь еще, товарищи?
Серегин немного подумал и сказал:
- Во-первых, товарищ Сталин, нам необходимо заключить официальный договор о военном союзе между Великой Артанией в моем лице, и Союзом Советских Социалистических Республик в лице Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина. Подготовленный текст такого договора в двух экземплярах у нас при себе имеется. Без такой бумаги у нас будут не совместные действия, а черт знает что и сбоку бантик. Во-вторых, мне требуется ваш таранный мандат, вроде того, что товарищ Ленин выдал на борьбу с калединщиной-корниловщиной. Я должен иметь возможность подчинять себе советских бойцов и командиров, находящихся сейчас за линией фронта, а также в отдельных случаях, когда это необходимо, требовать содействия от командующих армиями и фронтами. В-третьих, некоторое время спустя я приведу к вам сюда одного советского генерала, которого надо будет утвердить командующим зафронтовым соединением Красной Армии армейского или даже фронтового масштаба, составленного из бойцов и командиров, оказавшихся в окружении или освобожденных из германского плена. Эти люди, уже полной ложкой хлебнувшие истинного арийского гостеприимства, стали лютыми врагами германскому фашизму, и при правильном с ними обращении могут стать очень тяжелой гирей на весах будущей победы.
Верховный внимательно посмотрел на Артанского князя и кивнул.
- Хорошо, товарищ Серегин, - сказал он, - давайте сюда ваш договор, я его прочту, и если он никак не ущемляет интересы Советского Союза, сразу же подпишу.
- Вот, - сказал Серегин, передавая Сталину два листа бумаги, - договор крайне простой. Пункт первый: борьба против общего врага, кто бы им ни оказался. Пункт второй: взаимное невмешательство во внутренние дела. Пункт третий: раздел будущей добычи. Пункт четвертый: все вопросы, не обговоренные этим договором, решаются мною и вами при взаимном согласии и оформляются в качестве неотъемлемых приложений. И все.
- Да, товарищ Серегин, - хмыкнул Сталин, - лаконизм - брат таланта, его лучший товарищ и друг.
Затем он взял со стола паркеровскую, ручку, подписал оба экземпляра, а также выписал запрошенный Артанским князем мандат-вездеход.
- И вот еще что, товарищ Сталин, - сказала Бригитта Бергман, - возьмите и мой «портрет». Если у вас появится сомнительный случай, для разрешения которого окажется недостаточно даже Истинного Взгляда, я всегда буду рада оказать вам помощь.
- Товарищ Бергман - не только работник госбезопасности с многолетним стажем, но и высокоранговый маг Истины, - сказал Артанский князь. - Сомнительные и неоднозначные случаи -это как раз ее прерогатива.
Верховный перевел недоверчивый взгляд с Серегина на Бригитту Бергман, но, не увидев Истинным Взглядом никакой лжи, только развел руками.
- Да, товарищ Бергман, никогда бы не подумал, - сказал он, - такая молодая женщина и многолетний опыт работы в органах?
- На самом деле мне недавно исполнилось шестьдесят девять лет, - ответила главная осо-бистка Серегина, - и из них более сорока я отдала службе в министерстве государственной безопасности. Принимая к себе в ряды несчастную пенсионерку, товарищ Серегин даровал мне новое, молодое и здоровое тело, и это было частью моего служебного контракта.
- Кстати, товарищ Серегин, - сказал Сталин, быстро меняя тему разговора, - мы тут подумали о том, что в должности командующего Западным фронтом маршала Тимошенко необходимо заменить на генерала армии Жукова. Но при этом у нас еще остались сомнения, а время дорого.
- Не сомневайтесь, товарищ Сталин, - ответил Артанский князь, - и делайте это немедленно. Жуков на Западном фронте будет вполне к месту, а дражайшего маршала по прозвищу «Тридцать Три Несчастья» лучше всего засунуть куда-нибудь поглубже в тыл - например, командовать Анадырским военным округом. И никогда не позволяйте этому человеку приближаться к фронту ближе, чем на тысячу километров, ибо это совсем не его призвание. А сейчас позвольте нам вас оставить, ибо и мы и вы люди занятые, у которых впереди еще много дел. Если возникнет необходимость, немедленно выходите на связь со мной или Бригиттой Бергман. На сем желаю вам всего наилучшего.
- Вам тоже всего наилучшего, товарищи, - сказал Верховный, после чего его гости собрались и ушли к себе через «дыру в воздухе», из которой снова пахнуло ароматами мирры и ладана.
Восемьсот седьмой день в мире Содома. Раннее утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
На пятое июля сорок первого года у нас были намечены три локальные зафронтовые операции: разгромы транспортных узлов в Вильнюсе и Волковыске, а также перехват и подчинение отряда пограничников майора Здорного, вместе с которым на восток пробирались генералы Карбышев и Голубев, а также маршал Кулик. С теми бумагами, что выдал мне товарищ Сталин, последняя задача выглядела вполне выполнимой и даже относительно простой: пришел, увидел, предъявил. Но транспортные узлы все же важнее. Вместе с уже разрушенным нами Брестом (не городом, а именно железнодорожным узлом) Вильнюс и Волковыск пропускали через себя в восточном направлении примерно девяносто процентов грузооборота.
Проанализировав данные орбитального сканирования, я понял, что в Вильнюсе наземным войскам делать нечего. Местное население там настроено к советской власти недружественно, лагеря советских военнопленных отсутствуют, зато имеется несколько компактно расположенных узловых железнодорожных станций и крупный аэродром (Парубанек), буквально забитый одномоторными истребителями и скоростными бомбардировщиками. Поэтому для этой операции я выделил свой единственный боеготовый «Каракурт» и два эскадрона «Шершней». Обвес чисто ударный, без всякой полицейщины. На тактический бомбардировщик смонтировали тяжелые плазменные орудия, а на флаеры огневой поддержки установили магнитоимпульсные пушки и подвесили на пилоны пакеты триалинитовых НАРов. Приказ пилотессам был прост: чтоб разнесли там все в труху, а результат работы сфотографировали и привезли мне, дабы порадовать товарища Сталина.
В Волковыске все было, как бы это сказать, гораздо интересней. Там в одном компактном флаконе упакованы две железнодорожных станции (пассажирская и товарная), лагерь военнопленных, в который немцы уже затолкали порядка пятнадцати тысяч бойцов и командиров из состава частей разгромленных третьей и десятой армий, а также ландверный и два охранных батальона, занятых отловом бродящих по лесам окруженцев и охраной железнодорожного узла. Население Волковыска смешанное, белорусско-польско-еврейское, причем последние составляют не менее трети. При этом я осознаю, что до освобождения этих мест Красной Армией из этих людей доживут только единицы, и в то же время понимаю, что этот факт дойдет до местной иудейской общины только после того, как немцы начнут сгонять всю эту публику в гетто.
И хоть жаль мне ни к чему непричастных местечковых евреев, но отодрать их от родных домов можно только с кровью, а на операцию по насильственной эвакуации у меня нет ни людей, ни времени, ни даже места для временного размещения. Остается надеяться только на то, что если мясорубка мобильной войны закрутится на максимальных оборотах, то германскому командованию станет просто не до решения еврейского вопроса. Таким образом, я отодвинул эту тему в сторону. Те представители местного населения, что захотят уйти вместе с моими людьми после завершения операции, получат возможность это сделать, а остальные останутся, но винить в этом впоследствии им придется только себя.
Таким образом, для захвата и уничтожения железнодорожных станций я задействовал первую бригаду из дивизии Павла Тучкова под командованием подполковника Палицына и саперов капитана Трегубова. Для освобождения лагеря военнопленных - разведывательный батальон капитана Коломийцева, а для ликвидации ландверных и охранных батальонов - сводную офицерскую бригаду полковника Дроздовского, в которую собрались почти все господа офицеры, решившие присоединиться к моей армии в мире восемнадцатого года. Часть эта пока была рыхлая, не обкатанная в боях и не до конца укомплектованная (больше напоминающая усиленный батальон), но все ее бойцы имели длительный окопный опыт и знали, чем настоящая война отличается от самых лучших маневров. Да и неприятель у господ офицеров будет пониженной сортности. Ландвер и охранные части - это не отборные панцергренадеры Гота или Гудериана. На случай если немцы окажут «дроздам» упорное сопротивление, те смогут запросить поддержку «Шершней» третьего эскадрона, прикрывающего с воздуха всю Волковыскую операцию.
Киевский пылесос в мире восемнадцатого года пока еще действует, хоть и ежесуточный приток относительно первоначального сократился раза в три. Я уже задумываюсь о перемещении дивизии Неверовского в Севастополь, чтобы вернуть Черноморский флот под контроль центрального правительства в Петрограде и начать набирать под мои знамена военно-морские контингенты.
Ночью в канун операции я вызвал Дроздовского-старшего на разговор.
- Значит, так, Михаил Гордеевич, - сказал я ему, - кончилось время вашего отдыха. Завтра -первое дело. Противник для начала у вас будет так себе: ваши старые знакомые по прошлой войне из ландвера и охранные части - в самый раз для того, чтобы обкатать вашу бригаду в деле и не понести серьезных потерь. Если супостаты будут сильно упрямиться и не захотят умирать сразу, вызывайте на подмогу «Шершни», они вам помогут. Как это делать, будучи членом единства, вы уже знаете.
- Да, Сергей Сергеевич, знаю, - подтвердил Дроздовский. - Достаточно только мысленно запросить помощи и указать цель, а остальное ваши адские фурии сделают сами. Страшная сила - это ваше Единство. Тут все - будто один человек, и командующий узнает о событиях на поле боя тотчас, как они происходят, и тут же дает свой ответ. Тут, чтобы запросить помощь, не нужно слать посыльных или крутить ручку телефона. Тут каждое изреченное слово и каждая мысль воспринимаются как истина в последней инстанции, потому что между своими тут не врут и даже не лукавят.