- Скажите, господа, а что, раньше тоже случались некие события в мировом эфире, от которых ваши медиумы сходили с ума? - спросил Канарис.
- О нет, герр адмирал, - воскликнул Вольфрам Зиверс, - прежде ничего подобного не случалось, мы проверяли. Просто в медиумы идут люди с тонкой душевной организацией, и сумасшествие после путешествия в астрал для них является профессиональным риском. Но в этот раз все было совсем не так...
- Мы предполагаем, - сказал его коллега и начальник, - что в момент открытия межмировой двери произошел мощный выброс некоей астральной энергии, который и свел с ума нашего медиума. Последующие проникновения этой сущности обходились без подобных эффектов, поэтому мы смогли даже составить некое подобие графика посещений нашего мира гостями извне. Не всегда это был главный демон, иногда к нам приходили и уходили только его слуги, которые ощущаются медиумами несколько по-другому. Вот... - Вальтер Вюст передал Гитлеру лист бумаги, на котором были выписаны даты и временные интервалы.
- А ты что скажешь, мой добрый Вильгельм? - спросил тот, передавая бумагу Канарису.
Гитлер сел за стол, вытащил из нагрудного кармана паркеровскую ручку и, чрезвычайно довольный возможностью «умыть» Гиммлера и его людей, принялся надписывать интервалы, комментируя свои действия для Гитлера и обалдевших деятелей «Аненербе»:
- Все сходится, мой фюрер! Вот это Борисов, это - Минск, это - Брест-Литовск, это - Вилен-штадт, а по поводу вот этого, вот этого и вот этого интервала я пока в сомнении. Вот это событие, скорее всего, случилось где-то по ту сторону фронта, у большевиков, а о том, что произошло сегодня с шести утра до полудня, мне, возможно, еще не успели доложить по команде. Впрочем, не исключаю, что этот ваш демон уже успел завести шашни со Сталиным, в обычной для этих существ манере предложив ему царства земные и небесные. В таком случае можно быть уверенным, что, оказавшись на краю пропасти, хитрый Горец не откажется от его услуг, даже если договор об этом придется подписывать кровью.
Гитлер переглянулся с Гиммлером, но тому нечего было возразить. По свидетельству знавших его людей, он, мерзавец и садист, всегда признавал правоту оппонента в споре, даже если этот человек был ему неприятен, и никогда не выдвигал скоропалительных аргументов, из-за чего имел репутацию косного педанта. Увидев такую реакцию самого преданного из своих сподвижников, фюрер германской нации опустил плечи и каким-то опустошенным голосом произнес:
- Спасибо, господа... И вы, герр Зиверс, и вы, герр Вюст, и вы, мой добрый Вильгельм, позволили мне прийти к пониманию ситуации. Теперь осталось решить, что с этим пониманием делать. Герр Зиверс, скажите, а ваши медиумы не пробовали окликнуть этого демона и спросить, чего он хочет от нашего мира? Если ему нужно золото, поклонение людских толп или кровавые жертвоприношения, то всего этого мы дадим ему во много раз больше, чем наш главный оппонент. Мы сделаем все, что он пожелает, лишь бы это принесло нам победу. Мы сделаем эту безжалостную сущность единственным богом нашей тысячелетней арийской державы, воздвигнем в его честь храмы из чистого золота и бросим на алтари миллионы тупых унтерменшей. Принесите мне положительный ответ, и германский народ вас не забудет. А сейчас ступайте все прочь - и вы, мой добрый Вильгельм, тоже. Мне требуется остаться одному и подумать.
Часть 67
Восемьсот восьмой день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Маршала Кулика, как и порекомендовал товарищ Сталин, я сразу по прибытии в Тридесятое царство отдал в разработку Бригитте Бергман. На мой выпуклый глаз предводителя воинского единства, этот человек не был ни фрондером, ни заговорщиком, а просто фатально находился не на своем месте. С его талантами только орудийным расчетом командовать, а не принимать судьбоносные решения за всю страну. Но у меня поверхностный взгляд по этой части, а вот товарищ Бергман зрит прямо в корень. Вот и пошел пока еще товарищ Кулик в башню Терпения, в объятия моей службы безопасности, дожидаться своей очереди на разработку.
Товарища Карбышева на первую ночь я определил в ту же башню Терпения, но совсем в другое ведомство - к товарищу Лилии, на медосмотр и оздоравливающе-релаксирующую ванну. Он пытался было возражать, что, мол, абсолютно здоров, но я заявил, что в каждой избушке свои игрушки. Для всех хороших людей посещение Тридесятого царства начинается с медосмотра и восстанавливающих процедур - так же, как театр начинается с вешалки. Генерал Карбышев - он, конечно, стойкий оловянный солдатик, но у любой стойкости имеется предел, особенно с учетом возраста и ранений в предшествующих войнах. Когда Дмитрий Михайлович вышел из ванны, то, после обязательного в таких случаях массажа, в раздевалке его ожидал не поношенный гражданский костюм, а мундир офицера артанской армии с генерал-лейтенантскими петлицами.
Также на медосмотр я загнал ведь отряд майора Здорного вместе с командиром, но на попечении медперсонала на ночь там остались только тринадцать бойцов, имевших легкие ранения, не мешавшие им передвигаться вместе с отрядом. Остальные раненые остались по пути движения отряда по хатам местных жителей, и нам предстоит еще проверить, какова была их судьба, и воздать сторицей гостеприимным хозяевам и их соседям и за все доброе и за все злое. Уже утром двенадцать из тринадцати бойцов покинули госпиталь, чтобы похвастаться перед товарищами заросшими всего за одну ночь ранами, и только одного ранбольного Галина Петровна и Лилия оставили еще на сутки для дополнительного курса лечения.
Прочих пограничников и их командиров после ужина разобрали на квартиры воительницы уланского полка, в который входил эскадрон старшего лейтенанта Цыбульского. Никто не остался не согрет и не обласкан - всем щедро досталось женской любви и тепла, а вместе с ними по порции сокровенного знания, из каких кругов униженных и оскорбленных состоит костяк моего войска. Что касается чинов из штаба десятой армии, то их после медосмотра отправили в карантин, за исключением трех бойцов и одного молоденького лейтенанта-связиста, которых погранцы признали «своими». А все потому, что те не были обузой во время рейда, не нудели и не гунде-ли, а честно и стойко переносили в тылу врага тяготы и лишения военного времени.
Утром за завтраком бойцов и младших командиров покормили на общих основаниях, вместе с приютившим их уланским полком (раскладку на который временно увеличили с семисот тридцати до тысячи порций), а генерала Карбышева и майора Здорного пригласили за мой командирский стол. А там, помимо каши, хлеба и чая, их ожидало немало интересного и поучительного. И речь даже не о Сосо с самой младшей версией Ольги Александровны (ведь в этих двоих в сорок первом году, наверное, уже никто бы не узнал будущего товарища Сталина и юную сестру последнего царя). Самыми главными украшениями стола были Владимир Ульянов-Ленин из четырнадцатого года и Александра Коллонтай из восемнадцатого, сидящая между Коброй и Птицей. Предсовнаркома товарищ Сталин, побывав в Аквилонии, уловил идею тамошнего Женсовета, и теперь готовил товарища Коллонтай к роли руководителя наркомата по делам женщин, дабы вывести лучшую половину человечества на активные позиции строительниц нового общества, но без тех половых перегибов, что эта женщина проповедовала в Основном Потоке.
- Ну и порядки у вас тут, товарищ капитан! - сказал мне майор Здорный, умяв порцию каши с мясом и подливкой и попивая духовитый цейлонский чаек. - Сходу накормили, напоили и в койку спать уложили. Не скажу, что это было плохо, но уж больно непривычно, когда баба сама тебя обнимает и целует, а тело у нее будто из камня, и только сердце горячее, как у всех людей. Однако, должен сказать, что за всех тех униженных и оскобленных, которым вы подали руку и поставили в общий строй, вам большое спасибо. По-нашему это было, по-советски.
- А я, товарищ майор, - ответил я в том же стиле, - и есть советский человек, с некоторыми поправками на семьдесят пять лет исторического развития. На самом деле этих женщин-воинов создали для большой и чистой платонической любви длиною в жизнь, а использовали методом самого гнусного принуждения, заставлявшего делать то, что было противно их сути. Я сделал лишь то, что велела мне совесть, и поскольку это соответствовало их собственной натуре, эти женщины ответили мне самой чистой и преданной любовью, скрепившей наше Единство. Я -это они, а они - это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу. Вместе мы сила, а по отдельности мы ничто. Впрочем, это же правило относится к любому бойцу и командиру моей армии, вне зависимости от его видового, национального или классового происхождения. Что касается остроухих женщин-воинов, то для них возможность обнять и поцеловать понравившегося мужчину является одним из их основных прав свободной воительницы, ибо в прежнем рабском состоянии мужская любовь им могла только сниться. Но поскольку я сплю только со своей женой, то они изливают свой пыл в отношении тех мужчин, в которых находят сходство со своим идеалом. И то, что вас приняли со всем жаром души, с объятиями и поцелуями, говорит лишь о том, что разница между нами, несмотря на три поколения, значительно меньше, чем кажется. Мы действительно одной крови, но только у меня это далеко не последнее задание, а вам, после завершения мной всей грубой черновой работы, еще придется наводить в собственном мире окончательный порядок.
Майор Здорный в ответ лишь задумчиво промолчал, а генерал Карбышев сказал:
- А меня, товарищ Серегин, больше всего удивила совсем юная девчонка, которая тут у вас считается чуть ли не главным медицинским специалистом, причем взрослые врачи во всем ее слушаются. Я, знаете ли, человек образованный, не только в военно-инженерном деле, но должен признаться, что не понял и половины тех терминов, что прозвучали во время моего осмотра, а вторая половина так и вовсе показалась смесью знахарства и алхимической ереси. Хотя должен признать, что ночь в ванне с этой магической водой позволила мне отдохнуть, прекрасно выспаться, и сейчас мне почему-то кажется, будто я сбросил с плеч лет десять...