- Скажите, а где-нибудь в другом месте разместить ваш линкор нельзя? - стараясь казаться безразличным, спросил Верховный. - А то как бы его там немцы с воздуха не заклевали. Они это умеют.
- В другом месте нельзя, - строго сказал Артанский князь и пояснил: - для посадки на суше необходим космодром, оборудованный специальной силовой колыбелью, чтобы та могла принять на себя вес в три с половиной миллиона метрических тонн, а иначе корпус получит необратимые повреждения. Также «Неумолимый» способен садиться и на воду, да только место посадки должно быть защищено от штормовых волн и прочих погодных явлений, а глубины - превышать восемнадцать метров. В европейской части Советского Союза для его базирования подходят Севастопольская бухта и Кольский залив. Но это действующие военно-морские базы, а мой линкор имеет полтора километра в длину и двести пятьдесят метров в ширину. Объект таких габаритов заткнет главный фарватер как пробка ванну. Нет уж, пусть он плавает по Пуцкому заливу и до икоты пугает Гитлера своей громадностью и неземной мощью. А если тот попытается отправить против него свою боевую авиацию, то это будет значить, что у Германии завелись лишние самолеты, только и всего. Системы ближней самообороны к бою готовы, и рассчитаны они на противостояние значительно более серьезным аппаратам, чем «юнкерсы» и «мессершмитты». Чем меньше боевых единиц останется в строю у Геринга, тем лучше для Красной Армии и Советского Союза в целом. Впрочем, это перебазирование случится не ранее, чем через две-три недели, потому что мгновенно такие дела не делаются. Немного позже, после победы над Германией, я, возможно, попрошу у вас под временный эксклав прилегающий у Пуцкому заливу административный округ Данциг, включающий в себя все побережье от устья Вислы до косы Хель.
- Ну хорошо, товарищ Серегин, - задумчиво произнес Сталин. - Теперь про вас все более-менее понятно. Даже один ваш бомбардировщик - это просто жупел Божий, и мне даже трудно представить, что станет, когда в строю окажется вся сотня. Да и человек вы нам не чужой, сражающийся с германцами, потому что так велит вам совесть, а не меркантильные соображения. Есть мнение, что на данных условиях мы с вами хорошо сработаемся, не то что с некоторыми... господами англосаксами. Ну а теперь давайте от общих вопросов вернемся к текущей обстановке на фронте, так как мы видим, что вы нам сообщили еще далеко не все.
- После завершения операции «Хляби небесные», - сказал Серегин, - рубеж обороны по линии Днепра и Западной Двины станет для германских войск фактически непроходимым. Единственное, что вам для этого требуется сделать за то время, пока идут дожди - заполнить нормальным количеством войск промежуток между 22-й и 19-й армиями и установить там линию фронта без дыр и промежутков, после чего взять Витебск внезапным ударом с северо-западного направления у немцев уже не получится. И тогда у противника останется только одно возможное направление главного удара - в районе Орши, вдоль шоссе Минск-Москва. Товарищ Жуков должен перекрыть его так надежно, насколько это возможно, а в тылу, где шоссе пересекает реку Березина, организовать запасной рубеж обороны, заблаговременно занятый войсками из резерва. Но в связи с устроенным мною транспортным коллапсом в тылах группы армий «Центр» готовиться к новому наступлению немецкие генералы будут долго и с большими мучениями, так что события под Оршей и Могилевом сдвинутся с мертвой точки не ранее, чем через две-три недели. На этом с обстановкой в полосе Западного фронта у меня все.
Артанский князь сделал паузу, чтобы товарищ Сталин в полном объеме мог осознать все сказанное, и продолжил:
- Остановив вражеское наступление на Московском направлении, необходимо немедленно обратить внимание на Северо-Западный и Юго-Западный фронты. Там ухудшение погоды не станет критичным для продолжения вражеского наступления. Наиболее опасная в данный момент обстановка сложилась на Северо-Западном направлении, где противнику сходу удалось овладеть Островским укрепленным районом, что угрожает падением Пскова и прорывом на ближние подступы к Ленинграду. Попытки советских войск, вразнобой выдвигающихся из глубины восстановить положение, успеха не имели и не могли иметь по причине значительного перевеса сил противника. О негативных последствиях такого хода событий вы уже, наверное, читали в представленных мной книгах, и не раз. Поэтому именно в районе Острова у меня этой ночью намечена следующая локальная операция, целью которой станут 1-я и б-я танковые дивизии 41-го германского моторизованного корпуса. Предупредите об этом товарища Собенникова, и чтобы утром советская артиллерия ни в коем случае не стала обстреливать мои войска в районе Острова, а после завершения операции свежая 235-я стрелковая дивизия сразу же заняла рубеж обороны по руслу реки и начала в нем укрепляться. Вот она, в походных колоннах двигается к Острову, находясь от него менее чем в одном суточном переходе. Прикрытие района боевых действий с воздуха одним эскадроном «Шершней» я обеспечу. Но если своя не спознает своих, а результат моей операции будет бездарно профукан, потому что кто-то кому-то не отдал нужных указаний, то я сам, не дожидаясь реакции товарища Мехлиса, оторву товарищу Собен-никову голову и скажу, что так и было, ибо дуракам эта деталь организма ни к чему. Товарищ Ватутин на должности комфронта, несмотря на некоторую молодость, будет смотреться гораздо органичнее. И пусть местные товарищи приготовятся к приему большого количества пленных, так как Островская операция спланирована мной по образцу Брестской, только несколько больше масштабом. Себе я заберу только старший командный состав, генералов и полковников, да еще специалистов танкоремонтных батальонов. Также пусть приготовятся принимать в трофеи некоторое количество исправной вражеской бронетехники, так сказать, третьего сорта, ибо то, что получше, я намерен забрать себе для оснащения формируемой армии генерала Карбышева. На этом по операции в районе Острова у меня все.
- Мы вас поняли, товарищ Серегин, - сказал Сталин, - и согласны с вашим мнением по поводу товарищей Собенникова и Ватутина. Когда этот разговор закончится, мы лично позвоним в штаб Северо-Западного фронта, чтобы отдать все необходимые указания. И пусть хоть кто-нибудь попробует не послушать товарища Сталина. Он об этом потом жестоко пожалеет. Но, помимо Ленинградского, нас сильно беспокоит Киевское направление, где противник прорвался практически до Житомира и Бердичева...
- На данный момент положение на Киевском направлении опасное, но не критическое, - ответил Артанский князь. - В Основном Потоке задержку вражеского наступления на одну неделю обеспечила сводная Бердичевская группа войск под руководством командующего 16-м механизированным корпусом комдива Соколова. Чтобы товарищам там стало хоть немного полегче, с завтрашнего дня я прикрою район Бердичев-Житомир одним эскадроном «Шершней», а «Каракурт» нанесет тактические плазменные удары по железнодорожным узлам Львова, Ковеля и Ровно. В дальнейшем, добившись остановки вражеского наступления на Ленинград и зафиксировав линию фронта по реке Великая, я обращу свое внимание на германскую группу армий «Юг» и слишком уж привольно разгулявшегося генерала Клейста - и тогда им станет очень жарко и очень весело. И задайте вопрос товарищу Музыченко, как так получилось, что его войска, отступая из района Львова, с ходу, не останавливаясь, перепрыгнули и через Шепетовский, и через Новоград-Волынский укрепленные районы, что позволило германским танкам в кратчайшие сроки достигнуть Житомира и Бердичева. Так уж вышло, что там у себя, в двадцать первом веке, я читал военные мемуары о том безумном драпе, когда советские войска бежали от немецких танков как зайцы от лисы, бросая технику и вооружение и даже не пытаясь зацепиться за готовые рубежи обороны и естественные препятствия. Артпульбаты в дотах без пехотного заполнения быстро становятся жертвой германских саперов и огнеметчиков, после чего погибают чувством честно выполненного долга, но не реализовав даже самой малой части своих возможностей. В отличие от стремительных бегунов, никто из них не выкинул белый флаг и не сдался - все сражались до конца даже в самой безнадежной ситуации...
В кабинете Сталина раздался громкий треск - это в руках у Верховного сломался толстый карандаш.
- Вы, товарищ Серегин, только не волнуйтесь, - с внешне невозмутимым видом произнес советский вождь. - В предоставленной вами книге ситуация была описана не так эмоционально, но мы понимаем, что именно такое безоглядное отступление б-й армии и стало впоследствии причиной разгрома Юго-Западного фронта. Там, где войска 5-й, 26-й, 12-й и 18-й армий смогли зацепиться за укрепрайоны старой границы, немцы выбить их оттуда так и не смогли. А вот б-я армия подкачала. Но даже самое суровое наказание виновных не позволит нам в корне исправить ситуацию.
Серегин вздохнул и, втягивая обратно отросшие нимб и крылья, сказал:
- Исправлением ситуация с прорывом на Киевском направлении я займусь сразу, как закончу с делами на Северо-Западном фронте, ибо опора на линию укрепленных районов вдоль старой границы является основой моей стратегии по низведению Третьего Рейха до статуса груши для битья. Если при этом придется разгромить и полностью уничтожить 1-ю танковую группу Клейста, то значит, так тому и быть. Не только немцы умеют выжигать танковые колонны ударами с воздуха. Мне это искусство тоже вполне доступно и хорошо знакомо. И вы, товарищ Сталин, об этом знаете...
- Да мы об этом знаем, - согласился Верховный, - так как, с такого воздушного удара по танковой дивизии немцев под Борисовым наше с вами знакомство и началось...
- Да, кстати, - сказал Серегин, - сводную группу корпусного комиссара Сусайкова из-под Борисова пора выводить - там она свою задачу выполнила. Следующий рубеж обороны следует назначить на возвышенности на подступах к Толочину, ибо уже к послезавтрашнему дню поднимающаяся вода в низинах может размыть даже мощеные дороги. И наградите там каждого по заслугам. Товарищей Сусайкова и Лизюкова, что на двести процентов выполнили свой воинский долг - одним образом, а полковника Якова Крейзера, красного боярина, что вздумал гавкаться со старшим по званию начальником обороны Борисова и не выполнять его указаний - совсем другим. Прежде я с таким поведением разных начальников сталкивался только во времена Смуты, в начале семнадцатого века. Как говорится, каждой сестре следует дать по серьге - кому золотой, а кому и чугуниевой. На этом, пожалуй, на сегодня у меня все, а потому мне пора уходить. Войска к Островской операции готовы и ждут только моего прибытия.