8 июля 1941 года, полдень, окрестности села Гульск, в десяти километрах юго-восточнее Новоград-Волынского, позиции 6-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Петра Лихачева
Генерал-майор Константин Константинович Рокоссовский
День этот начался престранно. Утром меня вызвал к себе командующий пятой армией генерал-майор Потапов и сообщил, что в соответствии с указаниями товарища Сталина я срочно должен сдать корпус своему заместителю, чтобы вступить в командование б-й армией, бывшее руководство которой шляется неизвестно где в самый разгар боевых действий. Затем Михаил Иванович посмотрел на меня испытующим взглядом и добавил:
- Удивительные дела творятся в нашем королевстве, Константин Константинович. Завелся у нас тут невесть откуда появившийся союзник - некий Великий князь Артанский Серегин Сергей Сергеевич. Ты можешь себе представить, чтобы помогать Красной Армии стал подобный человек? А он помогает, да так, что сам товарищ Сталин в разговоре по телефону называет его не господином, а товарищем.
В ответ я лишь пожал плечами, потому что не понял ровным счетом ничего. Тогда генерал Потапов бросил на меня еще один многозначительный взгляд и со вздохом произнес:
- Фронт у нас, Константин Константинович, был прорван сразу в двух местах. Под Новым Мирополем позавчера - начисто, до самого Бердичева, и вчера тут поблизости, у села Гульск -частично, с вклинением танковой дивизии через участок УРа, не прикрытый пехотным заполнением. И уже сегодня утром обе этих дыры товарищ Серегин наглухо заколотил своими собственными войсками. Ты можешь себе представить: из ниоткуда появился целый стрелковый корпус с артиллерией, танками и даже авиацией, и принялся так лупить немцев, что им сразу стало тошно, как в понедельник после праздника. Тринадцатая танковая, что влезла к нам под Тульском, со вчерашнего вечера закрепилась в Марушовке, а уже этой ночью наши таинственные незнакомцы устроили ей визит Каменного Гостя, и теперь кто из тех немцев не мертв, тот у нас в плену, связанный по рукам и ногам. Как эти наши союзники там воевали, с шумом грохотом и артиллерийской стрельбой, слышала вся округа. А сегодня утром прямо над Новоград-Волын-ском случился прямо-таки воздушный цирк с конями. Всего четыре истребителя неизвестной конструкции, чем-то вроде лучей гиперболоида инженера Гарина, показательно, на глазах у наших войск, посбивали к чертям собачьим три девятки «хейнкелей». И все это с шиком, с блеском и со смехуёчками: мол, смотрите, парни, как мы можем. А потом еще, снизившись, пролетели прямо над нашими войсками, показывая красные звезды на крыльях. Одна эта демонстрация подняла боевой дух войск, так что и словами-то не выразить. И прямо сейчас под Тульском артиллерия с обеих сторон1 гремит как бы не сильнее, чем под Новоград-Волынским: немцы явно обиделись, что у них перед носом захлопнули такую интересную дверь, и теперь пытаются высадить ее плечом. Так что, Константин Константинович, ты поезжай в Марушовку, а потом в Гульск, посмотри, кто там воюет, и попробуй выйти на связь с товарищем Серегиным...
- Погоди, Михаил Иванович, ты меня делегатом связи посылаешь, или армией командовать? - спросил я.
- Ничего ты не понимаешь, Константин Константинович, - ответил генерал Потапов. - Товарищ Сталин сказал, что быстро собрать шестую армию и привести ее в дееспособное состояние ты сможешь только с помощью товарища Серегина. Если не веришь мне, можешь сам позвонить Самому, телефон ВЧ на столе...
Я покосился на массивный американский аппарат, прямо-таки кричащий о том, что это он тут настоящая власть, а не хозяин этого кабинета, и ответил:
- Да нет, Михаил Иванович, я тебе верю, а потому никуда звонить не буду. Если так надо, поеду хоть в Марушовку, хоть в Гульск, хоть к черту на кулички...
Генерал Потапов не знает, что огонь ведут только зртанские пушки, а вот немецкие артиллеристы рта раскрыть не могут, ибо к ним тут же прилетают злые «Шершни» и приводят к общему знаменателю.
- Ну хорошо, - сказал Потапов, - езжай. А мы тут будем держать за тебя кулаки, чтобы все было удачно. Ни пуха тебе, ни пера!
- К черту, - сказал я и отправился навстречу своей судьбе.
В Марушовке и вправду было интересно. Мертвые немцы, кто в исподнем, кто в мундирах, валялись буквально повсюду; некоторые были застрелены, другие без всякой пощады заколоты ножевыми штыками самозарядок20. Было видно, что нападающие застигли их врасплох и истребляли просто с какой-то неистовой яростью берсеркеров. При этом некоторые хаты выглядели так, будто их расстреляли из подтянутых на прямую наводку шестидюймовок, а немощеные улицы были изрыты следами широких гусениц. На мой выпуклый глаз, тот танк, что оставил эти следы, должен был весить ничуть не меньше, чем КВ. И было таких железных зверей, нанесших немцам внезапный ночной визит, явно не менее двух десятков. И тут у меня возник еще один вопрос. Обычный танкист и днем-то ориентируется из своей железной коробки не очень хорошо, а уж в ночной темноте танк слеп как крот. Но эти гости передвигались ночью вполне уверенно, да и стреляли не на деревню дедушке, а точно туда, куда надо. И в стрелково-рукопашном бою тоже, судя по всему, имела место схватка зрячих с полуслепыми. Немцы просто почти не видели тех, кто их убивает, потому и дали разбить себя так легко.
Пробыв в этой Марушовке около получаса, я сел в свою «эмку» и поехал дальше в направлении Гульска. Поскольку моя легковушка - не танк, способный двигаться напрямую, пришлось изрядно попетлять по проселочным дорогам между еще зеленых пшеничных и овсяных полей. И чем ближе мы подъезжали к Гульску, тем громче грохотала артиллерийская канонада, а чуть позже в гром артиллерийских выстрелов стала вплетаться трескотня ружейно-пулеметной перестрелки. Похоже было, что немцы лезли на рубеж Случи как наскипидаренные, а суровые незнакомцы отгавкивались от них из всех орудийных и пулеметных стволов. Гремело так яростно и страшно, будто тут окопался полнокровный стрелковый корпус, собранный не в оборонительные, а наступательные боевые порядки21.
На окраине прибрежного лесочка, километрах в полутора от береговой черты, нашу машину остановили. Просто из придорожных кустов появились угрожающего вида вооруженные люди, при виде которых на ум мне пришло старорежимное слово «егеря»: все они с ног до головы были закутаны в маскировочные накидки, превращающие их в подобие бесформенных копен сена.
Водитель в испуге остановил машину, и в этот момент старший команды со старшинской «пилой»22 в петлицахи кустистыми усами-бакенбардами на лице, деликатно постучав пальцем в боковое стекло, спросил:
- Ты кто такой, господин хороший, и чего тебе здесь надобно?
Пахнуло на меня от этих слов временами если не очаковскими и покоренья Крыма, то Бородинскими или обороны Севастополя против воинства господ европейских коалиционеров. И при этом этот старшина (или, точнее, фельдфебель) не выглядел забитым и угнетенным солдатом тех времен, когда нижних чинов господа офицеры вообще не считали за людей.
- Меня зовут генерал-майор Рокоссовский Константин Константинович, - произнес я, - тут разыскиваю товарища Серегина Сергея Сергеевича.
Было впечатление, будто я верно назвал какой-то секретный пароль. Старшина, то есть фельдфебель, наклонил голову к левому плечу, будто прислушивался к чему-то внутри себя, потом кивнул и сказал:
- Все верно, ваше превосходительство, езжайте прямо до переезда, потом направо к станции. Сергей Сергеевич будет ждать вас там. А мы вас больше не задерживаем. Счастливого пути.
Раз - и егеря-призраки, только что окружавшие нашу машину, растворились в кустах, будто их и не было. Колдовство, да и только... Ну и мы поехали в указанном направлении, но как ни странно, больше нас никто не останавливал. Станции как таковой на этом месте не было, имелась только остановочная платформа, а штаб суровых незнакомцев располагался в лесочке по соседству, под сенью множества растянутых маскировочных сетей. Оттуда нам замахали руками, предлагая как можно скорее заехать на свободное место под маскировочной сетью и не демаскировать с воздуха позицию. Что мы и сделали со всей возможной поспешностью.
Встречали нас двое: оба в военной форме, отдаленно похожей на советскую или ту, что использовалась в старой русской армии. У одного в петлицах имелись три звезды, обозначающие генерал-лейтенантское звание, а второй был всего лишь капитаном. При невнимательном взгляде их можно было принять за начальника и его адъютанта, но я вдруг понял, что именно капитан тут главный, а генерал-лейтенант - его подчиненный, причем не самого высокого ранга. От невысокого мускулистого мужчины исходило ощущение неодолимой силы и непререкаемой правоты. Добавлял необычности прямой старинный меч на его бедре, при этом, по некоторым особым приметам телосложения и пластики движений, я, старый драгун прошлой войны, мог сказать, что и с этой античной пырялкой он с легкостью разделает на ломтики любого записного рубаку с шашкой.
- Ну здравствуйте, товарищ Рокоссовский, вот мы и свиделись, - сказал «капитан», пожимая мне руку, - меня зовут Серегин Сергей Сергеевич, по старой службе в две тысячи шестнадцатом году капитан сил специального назначения главного разведывательного управления генерального штаба, а также в новой ипостаси: самовластный князь Великой Артании, командующий собственным полумиллионным войском, член ЦК партии большевиков в мирах четырнадцатого и восемнадцатого годов, Защитник Земли Русской и Бич Божий для всяческих негодяев. Рядом со мной стоит командир шестой пехотной дивизии генерал-лейтенант Петр Гаврилович Лихачев, героический участник Бородинского сражения и множества других славных дел, совершенных как до присоединения к моей армии, так и после. Сейчас его солдаты, занявшие оборону по руслу реки Случь, на пальцах объясняют германцам, насколько им тут не рады.