Впрочем, завтра, когда Клейст стянет к Остропольскому УРу все подвижные соединения, сколько у него есть, следует ожидать последнего истеричного германского натиска, что называется «на все деньги», после чего противнику придется взять оперативную паузу, так как одними пехотными дивизиями задача прорыва старой границы не решаема в принципе. Это понимаю я, это понимают Клейст и Рунштедт, это же понимает товарищ Сталин, и потому немцы делают ставку на один последний удар, а наше дело - его отразить и нанести врагу максимально возможные, желательно шокирующие потери. Не исключено, что вместо того, чтобы кидаться снарядами с бинарными печатями, нам с Коброй понадобится применить свои особые способности Адептов и возможности наших мечей. И тогда кто не спрятался (то есть не убежал далеко и быстро), я не виноват. Поэтому завтра с самого раннего утра Кобра нужна будет мне здесь.
Но главное сейчас - это то, что удалось ликвидировать прорыв германской танковой дивизии в Бердичев, причем сделано это было в полном соответствии с неоримской тактикой, предназначенной для применения при освобождении территорий с лояльным населением. В ночь с девятого на десятое число «Каракурт» в полицейском обвесе всплошную обработал позиции германских войск и сам город парализующе-депрессионным излучением на полной мощности. Потом, при первых признаках рассвета, в атаку перешли части 16-го механизированного корпуса, к тому моменту охватившие Бердичев полудугой. В течение трех часов они установили над городом полный контроль и побрали впавших в кататонию германцев в советский плен. На этом язва германского прорыва оказалась в общих чертах залечена, и оставалось только проследить, чтобы не случилось рецидива.
А вчера вечером, как только выяснилось, что коллизия с Бердичевом успешно разрешилась, произошло еще два события: во-первых, из аута объявился генерал Музыченко, которого до этого не было ни видно, ни слышно, и во-вторых, в Киеве зашевелился злой клоун Никитка. Не понравилось ему, что Хозяин так бесцеремонно начал распоряжаться в его украинской вотчине: отстранять от командования одних генералов и назначать на их место других, да еще и с чрезвычайными полномочиями. Если бы не Уманский котел, Музыченко еще долго таскали бы с одной должности командарма на другую (как того же Голубева), пока не запихали бы в какой-нибудь дальний угол тыла. Ведь в когорту генералов-победителей этот человек не вписывается совершенно, хотя и предателем, скорее всего, тоже не является. Насмотрелся я уже, понимаешь, в четырнадцатом году, на канцелярских служителей в высоких чинах - и тут, поначалу, картина похожая.
А может, это были не два события, а по сути одно: объявившийся Музыченко нажаловался своему покровителю, что его так невежливо поперли с должности, и это вызвало активность будущего ниспровергателя культа личности - в первую очередь в сторону генерала Рокоссовского. К подобному повороту событий я приготовился заранее. Мандат у моего протеже такой, что на сраной козе к нему не подъедешь - сразу пошлет... к товарищу Сталину, что и произошло при попытке Хруща письменным указанием вызвать к себе Рокоссовского в Киев для разноса. Лично товарищ Кукурузник и генерал Кирпонос на командный пункт 6-й армии разбираться не полезли, ибо расположился тот в небольшом лесном массиве юго-восточнее Нового Миропо-ля, неподалеку от станции Колодяжная, всего в шести километрах от переднего края. В Киев та указивка Хруща вернулась с лаконичной подписью, что, согласно своему статусу командующего армией с особыми полномочиями, генерал-майор К. К. Рокоссовский держит отчет только перед Верховным Главнокомандующим и наркомом обороны И. В. Сталиным.
Кстати, во время очередного вечернего отчета у советского вождя мы о таком явлении ему доложили. Константин Константинович был против, а я сказал, что докладывать надо непременно, ведь между мной и товарищем Сталиным атмосфера полного доверия и откровенности, а иначе с этим человеком вести дела нельзя. Был бы это личный вопрос, еще можно было бы подумать, но пытаться оторвать от дела командующего армией в разгар битвы переводит это дело в стратегическую и даже политическую плоскость, а потому - на войне как на войне. Никто товарища Хрущева под руку не толкал. Все сам, сам, сам.
Верховный выслушал доклад о положении на фронте, потом спросил, уверен ли я, что мы сможем сдержать последний истеричный натиск Клейста. Я ответил, что абсолютно уверен. Если, мол, применить методы взаимодействия первичных сил Мироздания (что немного неспортивно, но очень эффективно), то безразлично, сколько на наши позиции налезет врагов - хоронить потом будет некого. Градиент Хаос-Порядок - он такой. Но я применять такие возможности очень не люблю, потому что даже учебный выстрел таким оружием сильно сушит душу. И уже в самом конце разговора я доложил о попытке Кукурузвельта подмять под себя товарища Рокоссовского. Ни слова не говоря (мне), советский вождь снял трубку аппарата ВЧ, попросил телефонистку соединить с первым секретарем ЦК КПУ и сказал: «Никитка, приезжай в Москву, есть разговор», после чего, не слушая ответа собеседника, повесил трубку.
Теперь, если гражданин Кукурузник после возвращения из Москвы (коли будет у него такая возможность) закусит удила (что маловероятно, но не исключено), следует ожидать наездов нахрапом разных подхалимов и прочих грубостей. Но от подобных неприятностей Константина Константиновича непрерывно охраняет взвод моих первопризывных амазонок, и, вообще, дальше села Камень, через заставы конной егерско-уланской дивизии полковника Зиганшина, в сторону линии фронта без моего ведома и разрешения проехать или пройти пешком невозможно. А я там всегда поблизости. До тех пор, пока планшетом для орбитальной сканирующей сети работает моя энергооболочка, отлучаться в разгар сражения из мира сорок первого года мне желательно не более, чем на час-два. Вот и сейчас я пришел, чтобы раздать задания на день для бригад дивизий Воронцова и Павла Тучкова, отозвать из их избушки Кобру с Анастасией (локальный потоп и так удался на все сто), и сразу собираюсь обратно в сорок первый год. Порталы для моих бородинцев открывать-закрывать будут боец Колдун и боец Артемида, в то время ка Лилия поддерживает связь с дивизионными медсанбатами в полосе действия б-й армии. В отличие от операций в мире Первой Мировой войны, в наш госпиталь забирают всех раненых - и легких, и тяжелых. Просто легкие возвращаются в строй уже на следующие сутки, а остальные проведут у нас от трех дней до месяца. И это уже дает свои результаты. А вот Птица, Бригитта Бергман и Анастасия, несмотря на продвинутость в своих сферах, порталы открывать не способны: им это не дано. В противном случае разные интересные личности между мирами только так шныряли бы туда-сюда, чего по факту не наблюдается.
Кстати, мои первопризывные амазонки от того, кого им доверено охранять, буквально млеют, как кошки с ведра валерьянки. Ведь Константин Константинович для них - настоящий идеал мужской красоты, обаяния и жизненной успешности. Правда, о «хороших дочерях» речь пока не идет, ибо для этого требуется, чтобы обе стороны находились в положении «вне службы». Но ничего: когда фронт уйдет на оперативную паузу, а Кирпоноса сменит товарищ Потапов, я выговорю для товарища Рокоссовского неделю отпуска у меня в Тридесятом царстве для поправки здоровья. И вот тогда мои амазонки получат свой шанс подкатить к предмету своего интереса. Но это будет уже их личное дело, в которое я вмешиваться не собираюсь.
Восемьсот тринадцатый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Мудрости
Зинаида Валерьевна Басова, учительница русского языка, пионервожатая и комсомолка
Неистовое местное солнце, буквально сжигающее все живое своим жаром, камнем упало за горизонт, и на таинственный город опускается вечер - с его прохладой, яркими огнями уличных фонарей и громкой музыкой на расположенной неподалеку танцплощадке. И будто нет нигде никакой войны, но я знаю, что местный госпиталь принимает к себе потоки раненых, чтобы волшебством и естеством в кратчайшие сроки поставить их на ноги и вернуть в огонь сражений, а владыка этого места, Артанский князь Серегин, хозяин жизни и смерти всех этих людей, лишь изредка появляется в своем кабинете в башне Силы. Всем известно, что этот человек, которого тут считают богом-полководцем и младшим архангелом, буквально днюет и ночует там, где советский народ ведет битву за свое существование.
О том, насколько все в нашем мире серьезно, мне рассказала моя недавняя знакомая -местная библиотекарша Ольга Васильевна. Значительная часть книг в ее библиотеке - о нашей войне, с окончания которой в ее мире успело пройти целых сорок пять лет. Это огромная уйма времени, и все мы для своих потомков уже успели поделаться седой историей. Но еще больше шокируют меня встречи с людьми из далеких прошлых времен. Короля Генриха Четвертого я еще не видела даже издали, как и молодого князя Александра Ярославича, будущего Невского, но вот участники Бородинской битвы в тысяча восемьсот двенадцатом году и герои обороны Севастополя в Крымскую войну - тут самое обыденное явление. Идет тебе навстречу вполне обычный молодой человек, красавчик, вся грудь в орденах - и ты не знаешь, быть может, он с Багратионом и Кутузовым встречался, живого Нахимова лично видел, и все такое. Но не это тут самое главное и страшное...
Я тут всего несколько дней, но мне кажется, что прошла уже целая вечность: настолько много впечатлений приходится испытывать каждый день. Поначалу меня все это просто ошеломляло, порой повергало в шок, но потом я поняла, что если буду бурно реагировать на все необычное, то могу и с ума сойти. И тогда я решила относиться ко всему так, словно попала в сказку. Ведь как мне мечталось в детстве о таком чуде! Помнится, у меня над кроватью висела картина с изображением сказочного леса: тропинка уводила в чащу, а там, вдали, за лесом, на холме, высился таинственный замок... И перед тем, как заснуть, я фантазировала о том, что очутилась в этом замке, а там меня встречают удивительные существа... Я уже плохо помню свои фантазии, но под них засыпалось сладко и крепко.