Первый из них, уже упоминавшийся, назывался "В Башкирской дивизии". Второй - "Воля командира" - опубликован в сегодняшнем номере. Это рассказ о подвиге лейтенанта Василия Козлова. Оказавшись в тылу врага со своим спешенным эскадроном в почти безвыходном положении, он пристроился позади немецкой цепи и бесшумно двигался за ней в высокой ржи. А когда приблизился к нашей передовой, Козлов скосил немецкую цепь пулеметом и почти без потерь вышел к своим.
В третьем очерке - "Единоборство", который он сегодня положил на мой стол, тоже необычайная история. В одном из полков Симонов встретил молодого алтайского парня из Ойрот-Туры, командира батареи 76-миллиметровых пушек лейтенанта Илью Шуклина. Сидел с ним за котелком супа из молодой картошки и подробно расспрашивал о том, как его батарея подбила во вчерашнем бою 14 немецких танков. Свои пушки он поставил на прямую наводку, а сам, сидя верхом на коне, корректировал огонь; писателю он объяснил, что выбрал такой "наблюдательный пункт" потому, что здесь, в степи, "сверху видней танки".
Прочел я очерк и хотел отправить в набор. Но Симонов придержал меня:
- Слушай! Шуклин молодой, замечательный и скромный парень. Беседовали мы с ним долго, и не только о бое, товарищах, но и вообще о жизни. Он попросил, если возможно, передать от него солдатский привет отцу и матери, а также девушке... Не возражаешь, если я вставлю это в корреспонденцию?
- А чего возражать? Ведь ты это делаешь не впервые...
Такой случай с Симоновым действительно был - в осажденной Одессе, куда он выезжал в командировку вместе с фоторепортером Яковом Халипом в августе прошлого года. Там они встретились с командиром батареи капитаном А. Деннинбургом. Во время беседы комбат сказал:
- Воюют три моих брата и сестра. Вся семья, можно сказать, на фронте.
И шутки ради обронил такую фразу:
- Вы, газетчики, все можете. Вот написали бы в газете: мол, так и так, воюет под Одессой командир Деннинбург и передает боевой привет родным и друзьям, особенно жене Таисии Федоровне и сыну Алексею...
Симонов выполнил эту просьбу - привел слова Деннинбурга в корреспонденции, добавив от себя: "И на его обветренном лице появляется застенчивая, грустная улыбка человека, давно не видевшего свою семью". У какого редактора поднялась бы рука вычеркнуть этот абзац? Не вычеркнул его я, хотя он как будто прямого отношения к обороне Одессы не имел. Много лет спустя мы узнали, что привет, посланный через газету из осажденной Одессы, все-таки дошел до жены артиллериста и доставил ей, а также сыну несказанную радость...
А теперь Симонов дописал и в этом донском очерке такие строки:
"А потом, задумавшись, он (Шуклин. - Д. О.) вдруг начинает вспоминать о событиях совсем недавних, не имеющих отношения к войне, - о матери и отце, живущих в далеком городе Ойрот-Тура, о товарищах-комсомольцах из города Ойрот-Тура, где он был членом бюро райкома комсомола, и о девушке Вале Некрасовой, которая уехала на Дальний Восток в военно-морской флот и последнее письмо прислала с дороги, из Новосибирска.
И мне хочется, чтобы, прочитав этот номер газеты, отец и мать Шуклина были горды своим сыном, чтобы комсомольцы Ойрот-Туры вспомнили своего товарища, на которого им нужно быть похожими, и чтобы девушка Валя Некрасова знала, что ее любит настоящий, хороший человек с верным глазом и крепкой рукой солдата".
Хорошо поработал Темин. К очерку "Единоборство" дано его фото. Подпись: "На Дону. Артиллеристы, уничтожившие 14 немецких танков. В первом ряду (слева направо): командир батареи лейтенант И. Шуклин, красноармейцы Ю. Каюмов, Н. Лончаков. Второй ряд: М. Панин, В. Шлонов и К. Вяткин". Очень симпатичные, совсем молодые ребята во главе со своим командиром с озорными мальчишескими глазами.
Через некоторое время редакция получила письмо начальника политотдела дивизии, в котором он с печалью сообщал, что герой симоновского очерка погиб... Горько было читать эту печальную весть.
А позже в газете появился Указ о присвоении гвардии старшему лейтенанту Шуклину Илье Захаровичу звания Героя Советского Союза. Сейчас я ознакомился с наградным листом на Шуклина. Читаю и вижу, что текст его взят из очерка Симонова. И, чтобы не было никаких сомнений в этом листе, так прямо и написано: "Подвиг тов. Шуклина описан в статье Симонова "Единоборство" ("Красная звезда" от 9.8.1942 г.)".
Вот только не удалось узнать, почему все было сделано с опозданием на год. Впрочем, какое это имеет значение? Известно, что награды приходили к своим героям и через десятки лет...
* * *
С очерками в газете наступило прямо-таки половодье. Вот и Алексей Сурков с берегов Дона прислал очерк "Лицом к лицу" - об истребителе танков бронебойщике Иване Твердохлебове. Впрочем, это, пожалуй, необычная новелла о встрече нашего пехотинца с немецкими танками. Есть в тексте и красочно выписанный пейзаж, и колоритные диалоги, и суровая правда войны. Сурков смог так строго и взволнованно написать потому, что единоборство наших бронебойщиков с немецкими танками проходило у него на глазах. Именно в тот день поэт был в мотострелковом батальоне, сидел в окопе рядом с героями своего будущего сочинения. При нем происходил этот бой, писатель видел все от начала до конца. И талантливое, суровое в обнажении трудной истины перо поэта Алексея Суркова сработало и в этом случае великолепно.
* * *
Новый взрыв ненависти к фашистским извергам вызвали две публикации в нашей газете. Из Ленинграда Николай Тихонов прислал короткую корреспонденцию в сорок строк, которая была опубликована на первой полосе под заголовком "Рынок невольников". Что в ней?
"В Германию угоняют русских девушек, - пишет Тихонов. - Их продают там на невольничьих рынках. Ужасна судьба этих дочерей советского народа, попавших в немецкий полон.
Вот письмо, найденное у убитого под Ленинградом обер-ефрейтора 405-го пехотного полка 121-й дивизии Рудольфа Ламмерсмайера. Это письмо написано его матерью из местечка Лютте близ Эйнкерннрута: "Ты пишешь, что войной сыт по горло. Но мы питаем надежду, что когда-нибудь случится особенное. Ведь может же быть чудо. Вчера днем к нам прибежала Анна Лиза Ростерт. Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Хотя Анна Лиза обрезала веревку, пульс у русской уже не бился. Она была мертва. Наши работницы-польки говорили, что фрау Ростерт все била и ругала русскую. Она прибыла сюда в апреле и все время ходила в слезах. Покончила с собой, вероятно, в минуту отчаяния. Мы успокоили фрау Ростерт. Можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу".
И текст писателя: "Не нужно слов! Шапки долой перед трупом русской девушки, которая предпочла смерть рабству..."
А вчера утром мы получили от наших фронтовых корреспондентов письма из Германии, тоже найденные у убитых немецких солдат и офицеров. И тоже поражающие своим цинизмом.
"Кто бы подумал, Вилли, - писали на фронт жены гитлеровцев, - что такое животное, как наша украинка, умеет прекрасно шить". Или: "Удрали три литовца, но они уже заменены белорусами. Мы ничего не потеряем. Это даже дешевле. Прокормить этих белорусов можно очень дешево. Русские получают только хлеб из свеклы... К 1 марта нам дадут трех украинских девок для работы на огороде и двух девок для работы на дому. Будь спокоен, уж они поработают! Все, у кого уже работают русские, говорят, что в общем это недорогое удовольствие..."
Эти письма мы послали Алексею Толстому с сопроводительным письмом: "К Вам внеочередная просьба - сказать свое слово по поводу писем, выдержки из которых я Вам посылаю. Нужны всего лишь две-три страницы на машинке. Если можно - обязательно сегодня". Просьба внеочередная потому, что именно в эти дни Алексей Николаевич заканчивал знаменитые "Рассказы Ивана Сударева" для "Красной звезды" и отвлекать его, наверное, не следовало.
В тот же вечер Алексей Толстой прислал в редакцию две страницы, а сегодня их читают вся армия и страна. На второй день заметку перепечатала "Правда". Толстой писал:
"Прочтите эти письма, товарищи. Они найдены в карманах убитых немцев. Эти документы потрясают своим цинизмом. В них вы увидите страшную судьбу советских людей, насильно увезенных в подлую и темную Германию. От вас, от вашей стойкости, от вашего мужества и решимости разгромить врага зависит будут ли бесноватые немки хлестать по щекам русских, украинских и белорусских женщин да кормить их одним хлебом из свеклы, как скотину"...
И заключительный абзац:
"Воин Красной Армии, закрой на минуту лицо своей рукой. Больно русскому читать эти немецкие строки. Штыком своим, омоченным в немецкой крови, зачеркни их.
Смерть рабовладельцам!"
Такой заголовок мы и дали статье Алексея Толстого.
9 августа
Вот уже две недели, как действует приказ Сталина № 227. Он был зачитан перед строем и в окопах - во всех взводах, ротах, полках. Не ошибусь, если скажу, что ни один приказ Верховного Главнокомандующего за все время войны не вызывал таких глубоких чувств! Сила его воздействия была в том, что нашим воинам без прикрас сказали нелегкую, но истинную правду, суровую и горькую, о той пропасти, над которой мы очутились. Общепризнано, что приказ № 227 сыграл исключительную роль в создании духовного морально-политического перелома в умах воинов.
Но как бы ни был важен этот приказ, просто призывами "Ни шагу назад!" не решить исхода битвы с врагом. Не буду перечислять всего, что было сделано для усиления отпора врагу. Мы же тогда видели свою главную задачу в том, чтобы довести до фронтовиков главное требование приказа - установить порядок и железную воинскую дисциплину в войсках, снизу доверху. Этому и служат многие материалы, опубликованные в газете. Для примера укажу лишь на передовую статью "Умело организовать встречный бой", посвященную нашим оборонительным сражениям на Юге. Жирным шрифтом выделены в ней самые важные строки, которые можно назвать наставлениями воинам: "Развернуться в боевой порядок раньше врага, неожиданно напасть на него в то время, когда он находится на походе и не изготовился в бою". Или: "Бить врага по частям, уничтожать каждую вражескую колонну порознь до того, как успеет подойти к ней подкрепление". Или: "Вернейший залог упреждения неприятеля в развертывании - это неизменная готовность каждого подразделения, каждой части в любую минуту и на любом рубеже организованно встретить наземного и воздушного врага". Хлесткая, прямо-