Только через семь суток сюда подошел неприятель. Прежнюю ночь его не было, все тихо, спокойно, а наутро глядь: впереди нас уже окопались гитлеровцы. Никто — ни мы, ни они — не наступал. Изредка перестреливались, ночью немцы пускали ракеты — и на том вся война на нашем участке. Более того, через некоторое время враг угомонился: видимо, выдохся, может, кончились боеприпасы».
Удивительно, что штаб дивизии, полка (последний сидит в семи километрах от передовой, туда и бегают посыльные по раскисшей от дождей степи), прибыв в район боевых действий, даже не пытается разведать обстановку, найти противника, а когда он, «глядь», сам объявился — выяснить его силы, прощупать оборону, организовать наблюдение, взять «языка» или хотя бы наладить связь с собственными подразделениями. Никаких боевых задач не ставится. Все помыслы бойцов 344-го полка заняты решением одной проблемы: поиском еды и дров, так как «старшина не мог доставить ни термоса с пищей, ни сухой паек. Голодаем… Снова сидим без продовольствия». Днем «разведгруппы» уходят в собственный тыл охотиться на зайцев, ночью лебедой и полынью растапливаются полевые кухни.
Отсутствие опыта в проведении крупных десантных операций привело к полной дезорганизации тыла высадившихся войск. Детальное планирование при подготовке не проводилось, моряки не получили от командования фронтом точных сведений о составе десанта и о том, какие грузы подлежат перевозке. Поэтому потребность в морских перевозках возникала неожиданно, часто изменялась, что приводило к загромождению излишним имуществом пунктов погрузки и выгрузки.
Не было уделено должного внимания и такому важнейшему вопросу, как организация строго централизованного использования ограниченных ресурсов плавсредств. На полуостров перевозились не только действительно нужные грузы, но и громоздкие фронтовые учреждения, запасные полки и даже фронтовые курсы командного состава, а в дивизиях в это время не хватало продовольствия, артиллерии и боеприпасов. Не имелось ни одного медицинского учреждения, ближайший госпиталь находился на Кубани. Раненые бойцы, получив первичную перевязку в полковой санроте, свозились с позиций в Керчь, оттуда оказией на пароходах самостоятельно добирались до Новороссийска; за все это время они не видели ни одного врача или санитара.
В обеспечении войск, действовавших на Керченском полуострове, исключительно важную роль должен был играть Феодосийский порт, в котором могли разгружаться суда большого тоннажа. Между тем, планируя операцию, советское командование не предусмотрело обеспечение гавани средствами ПВО — зенитки не завезли, и порт оказался практически беззащитным против налетов авиации противника, что, естественно, резко снизило его пропускную способность. До 4 января в этом районе под бомбами погибли пять транспортов — «Красногвардеец», «Ташкент», «Зырянин» и др. Тяжелейшие повреждения получил в Феодосии крейсер «Красный Кавказ», доставивший, наконец, отдельный зенитный артдивизион. Получив три пробоины ниже ватерлинии и осев в воду по самые кормовые башни, корабль едва дотянул до Туапсе. Отбуксированный затем в Поти, он надолго стал в капитальный ремонт.
Тыл фронта был приведен в относительно удовлетворительное состояние с большим опозданием и смог более или менее нормально выполнять свои задачи только к концу марта 1942 года — то есть почти через три месяца после завершения десантной операции!
Оттягивая со дня на день начало наступления, штаб Козлова, как и подчиненные ему командные инстанции, не принимали мер и к организации обороны, к закреплению на достигнутых рубежах. Войска не только не построили простейших инженерных сооружений, но даже не организовали системы огня. Равным образом не было налажено управление. И в Керчи, и в Севастополе военачальники всех ступеней пребывали в эйфории от своих успехов и вертели дырочки для орденов.
Генерал Петров получил морем маршевые пополнения и две свежие стрелковые дивизии. 1 января 1942 года в Севастополь было доставлено 20 тысяч противотанковых и 25 тысяч противопехотных мин, 200 тонн взрывчатки, а также оперативная группа инженерных заграждений во главе с начальником штаба инженерных войск Красной Армии генералом И.П. Галицким. Последний, проинспектировав оборонительные рубежи Приморской армии, отметил, что оборудованы они «очень примитивно», пехота окопалась «кое-как». И вообще «…войска, оборонявшие Севастополь, сейчас не проявляют особого рвения к инженерному оборудованию позиций, хотя и страдают из-за этого: нещадно мерзнут и мокнут, несут излишние потери… Многие в Приморской армии считают, что скоро им последует приказ на наступление. Отсюда вывод: зачем оборудовать позиции, коль придется идти вперед?»
Перебравшись на Керченский полуостров, генерал Га-лицкий наблюдает аналогичную картину: «Отсутствовало эшелонирование в глубину. Армейский тыловой рубеж еще и не думали строить. Ак–Монайские позиции представляют собой разрушенную на 30% тонкую линию из противотанкового рва (возведенного еще в августе-ноябре 1941 года) и проволочных заграждений с небольшим количеством дотов… В подразделениях отрыты отдельные стрелковые ячейки… Передний край минами не прикрыт… командиры подразделений и частей считают, что не надо окапываться, поскольку скоро предстоит идти в наступление».
Командующий 44-й армией на вполне резонные соображения военных инженеров о том, что неплохо бы, используя затишье, уделить время оборудованию обороны, заявил: «Делать это незачем. Мы готовимся в ближайшее время наступать».
Дураков, как известно… учат.
Положение германской 11-й армии в начале 1942 года действительно было незавидным: на востоке фронт удерживался мизерными силами; под Севастополем, чтобы помешать снятию войск с этого участка, непрерывно атаковала армия Петрова; в Евпатории 5 января высадился еще один советский десант, отбивший у немцев южную часть города. Перебросить в Крым дополнительные резервы германское командование не имело возможности, ибо все силы группы армий «Юг» были скованы активными действиями советских войск на ростовском направлении.
В этой ситуации генерал Манштейн проявил качества настоящего полководца. Первым делом он в трехдневный срок ликвидировал евпаторийский десант. (Если бы десант удался, с этого плацдарма можно было вести наступление на Симферополь с запада, по ровной степи. Сомнений в успехе у советского командования не было, с первым эшелоном для восстановления Советской власти в Евпаторию высаживались партийные руководители, сотрудники НКВД и милиции. Однако затяжной шторм и сильный огонь с берега не позволил провести высадку подкреплений на евпаторийский берег, и усиленный батальон морской пехоты капитан-лейтенанта Г. Бузинова численностью 700 человек полег здесь в полном составе, а сам десант зачислили в разряд «отвлекающих». Такие же неудачные высадки имели место в Алуште и Судаке.) Затем началась скрытная переброска двух дивизий в район Феодосии, на Севастопольском фронте оставались четыре пехотные дивизии и румынская горная бригада.
15 января немцы внезапно перешли в наступление, нанося главный удар по стыку 51-й и 44-й армий в районе Владиславовки. Несмотря на количественное превосходство советских войск и наличие у них бронетехники, противник прорвал… ну, «обороной» это назвать нельзя, скажем, позиции генерала Первушина — штаб 44-й армии был уничтожен первым же авианалетом, командующий получил тяжелые ранения, член Военного совета Комиссаров убит, управление дезорганизовано — и 18 января отбил Феодосию.
По данным Манштейна, русские потеряли 6700 человек убитыми, 10 000 пленными, 177 орудий и 85 танков. В боях особенно отличилась штурмовая батарея 190-го дивизиона из трех StuG III, подбившая с близких дистанций 16 советских Т-26. Немецкая авиация потопила в порту несколько транспортов. Войска Кавказского фронта вынуждены были оставить занимаемые позиции и отойти за Ак–Монайский перешеек.
В результате потери управления и связи со своими дивизиями комфронта не сумел организовать контрудар и вновь овладеть Феодосией, как этого требовала Ставка. Потеря наиболее крупного из имевшихся портов не могла не сказаться на и без того бестолковой организации тыла. Правда, продолжить наступление Манштейн не рискнул ввиду малочисленности своих сил и полного отсутствия танков.
Выведенный из себя Сталин прислал телеграмму командующему Кавфронтом: «…Немедленно арестовать исполняющего обязанности командующего 44-й армией генерал-майора Дашичева и направить его в Москву. Сейчас же принять меры к тому, чтобы немедленно привести войска 44-й армии в полный порядок, остановить дальнейшее наступление противника и удержать город Феодосия за собой…»
Армию возглавил полковник С.Е. Рождественский, но лучше воевать от этого она не стала. (Полковника вскоре сменил «выглядевший очень браво» генерал С.И. Черняк. Это именно он спорил с Галицким по поводу совершенствования обороны, и самое грустное в том, что происходило это 27 января, то есть буквально через десять дней после сдачи немцам Феодосии.)
Советская Ставка осудила также действия генерала Козлова и его штаба и потребовала немедленного принятия мер к созданию на Ак–Монайских позициях непреодолимой обороны. Но при этом Сталин подчеркнул, что задача освобождения Крыма с Кавказского фронта не снимается, и дал указание о подготовке наступательной операции. Одновременно был принят ряд мер к тому, чтобы облегчить выполнение этих задач.
28 января Ставка приняла решение о выделении войск, действовавших на керченском направлении, в самостоятельный Крымский фронт под командованием генерала Козлова, с подчинением ему Севастопольского оборонительного района, Черноморского флота и Азовской флотилии, а также Северо–Кавказского военного округа. Фронт усилили новыми стрелковыми дивизиями, танковыми частями и артиллерией. В начале февраля через пролив переправилась и вошла в состав фронта 47-я армия генерал-майора К.С. Калганова.
Заодно Москва решила «укрепить» штаб Козлова И. самого командующего. В Керчь в сопровождении группы офицеров прибыл в качестве представителя Ставки армейский комиссар 1-го ранга Л.З. Мехлис — член ЦК ВКП(б), начальник Главного политуправления РККА, заместитель наркома обороны, нарком Госконтроля и прочая, прочая, один из главных блюстителей идеологической чистоты армейских рядов и просто близкий к Сталину человек.