Именно на этот, самый неукрепленный участок второго армейского рубежа в 11.30 обрушился удар более чем 200 танков дивизий «Лейбштандарт» и «Дас Рейх», поддержанных всей мощью 8-го авиакорпуса генерала Зайдемана. Пикировщики непрерывно действовали впереди танковых клиньев, прокладывая им дорогу, уничтожая инженерные заграждения, артиллерийские позиции, узлы связи и командные пункты. В отчете штаба Воронежского фронта отмечалось:
«Авиация использовалась противником для обеспечения преодоления препятствий в нашей обороне неприятельскими танками. В этой области отмечены действия противника по разрушению наших противотанковых рвов крупными бомбами. Их разрывами разрушались стенки рва, образуя на участках разрыва воронки, которые могли преодолеть танки. Зарегистрированы случаи использования немцами авиации для подрывов наших минных полей».
Дивизия «Мертвая голова» бригадефюрера Присса, прикрывая правый фланг корпуса СС, пыталась расширить прорыв в восточном направлении, атакуя позиции 375-й дивизии полковника Говоруненко.
К 14 часам была прорвана оборона 51-й гвардейской стрелковой дивизии, почти целиком погиб 156-й стрелковый полк. Еще час спустя панцергренадеры полка «Дер Фюрер» захватили Лучки, выбив передовые подразделения 6-й гвардейской мотострелковой бригады, не успевшей, ввиду нехватки автотранспорта, занять назначенные позиции, и продолжили преследование в сторону Калинина. Дивизия «Лейбштандарт», разгромив 154-й гвардейский стрелковый полк, вышла к южным окраинам Яковлево. Танки полка «Адольф Гитлер» двинулись на север к еще одним Лучкам (северным). В обороне советских войск образовалась брешь, войска двух дивизий были рассеяны, основная тяжесть борьбы с прорвавшимся эсэсовским корпусом легла на бригады Катукова.
Чтобы локализовать продвижение противника в тыл 1-й танковой армии, генерал Катуков отдал распоряжение Кривошеину поддержать одним батальоном 49-й танковой бригады танкистов полковника Горелова. Одновременно командир 31-го танкового корпуса генерал-майор Д.Х. Черниенко должен был выдвинуть на кризисный участок 100-ю танковую бригаду полковника Н.И. Иванова. На какое-то время танкисты сумели сковать боевую группу «Лейбштандарта» и задержать ее продвижение в северо-восточном направлении.
Генерал Чистяков, получивший в свое распоряжение два гвардейских танковых корпуса, решил их использовать на полную катушку, а именно: контратаковать. 5-й Сталинградский должен был ударить в лоб эсэсовским дивизиям, отбросить прорвавшиеся части противника на рубеж Яков-лево — Лучки и восстановить оборону на второй полосе. 2-й Тацинский корпус получил задачу, переправившись на западный берег Липового Донца, сокрушить противника и перерезать дорогу Белгород — Обоянь.
Опытный танкист генерал Кравченко едва успел развернуть свой корпус, окопать, замаскировать и распихать по лесочкам боевые машины, организовать грамотную оборону, и в нужном месте — дивизия «Дас Рейх» двигалась прямо к его командному пункту, на хутор Калинин, — как прибыл представитель командующего 6-й гвардейской армией полковник Никифоров и, размахивая перед носом пистолетом, стал требовать немедленно идти в атаку. Затем появился не имеющий связи со своими войсками и не знающий, чем себя занять, в дугу пьяный командир 23-го гвардейского корпуса генерал-майор П.П. Вахромеев с намерением арестовать и расстрелять Кравченко, а заодно и заместителя командующего БТ и MB фронта генерал-майора И.И. Петрова. Пока Вахромеев искал автоматчиков, Петров сбежал на командный пункт армии, где пытался объяснить генералу Чистякову, что «сейчас не такая обстановка, чтобы двигать корпус в наступление». Беседа двух генералов изложена в донесении Петрова:
«При встрече с генерал-лейтенантом Чистяковым он также начал на меня кричать и был удивлен, что я еще не арестован. Я ему ответил, что я прибыл изложить решение командующего фронтом, и его решение о выдвижении двух корпусов в контратаку просил доложить командующему фронтом».
Командующему фронтом, вторые сутки мечтавшему перехватить у фрицев инициативу и непрерывно размышлявшему, как бы пристроить к делу такую кучу танков, идея Чистякова пришлась по душе. Он ее творчески развил, наказав отбивавшемуся от 48-го танкового корпуса Катукову ударом навстречу Кравченко силами 31-го танкового корпуса принять участие в «уничтожении прорвавшегося противника».
Приказ есть приказ.
Около 15 часов 22-я гвардейская танковая бригада полковника Н.В. Кошелева (60 танков) без артиллерийской и авиационной поддержки, в чистом поле нанесла встречный удар по боевой группе «Дас Рейх». Эсэсовцы сначала тоже удивились, затем выдвинули вперед тяжелые танки, самоходы-истребители, орудия ПТО и вызвали пикирующие бомбардировщики. На помощь Кошелеву генерал Кравченко послал 21-ю гвардейскую бригаду (56 танков) полковника К.И. Овчаренко и 48-й гвардейский полк прорыва (21 танк Мк-4 «Черчилль»), но вышло еще хуже:
«Противник, встретив организованное сопротивление, в дальнейшем развитии событий в лоб не пошел, а обошел боевые порядки с запада и с востока, вырвавшись на грейдер, что идет от с. Лучки (северные) на ст. Прохоровка, и к исходу дня замкнул кольцо окружения…»
Блокировав-окружив основные силы 5-го гвардейского танкового корпуса в районе урочища Козинка, немцы овладели Калинином (штаб корпуса выскользнул чудом в последний момент, но связь с бригадами утратил) и попытались с ходу захватить станцию Беленихино. Однако здесь были остановлены силами оставшихся вне кольца окружения 20-й гвардейской танковой (60 танков) и 6-й мотострелковой бригад. В докладе на имя командующего фронтом генерал Кравченко писал:
«Ведя ожесточенные бои с крупными танковыми силами противника и не поддержанный действиями соседа справа (части 1 ТА) и слева (части 2 гв. ТА), корпус в течение 6.07.43 г. потерял 110 танков».
«Полкорпуса» Кравченко закрепились на линии железной дороги от Ивановский Выселок на юг.
Часть танков дивизии «Дас Рейх» устремилась к хутору Тетеревино и, преследуя беспорядочно отступавшую пехоту, к 18 часам нежданно для советского командования вышла непосредственно к тыловому армейскому рубежу, вклинившись в позиции 183-й стрелковой дивизии 69-й армии. Минные поля немцы преодолели шутя, поскольку в воцарившейся неразберихе саперы не успели закрыть проходы после прохождения разрозненных частей 51-й и 52-й гвардейских стрелковых дивизий.
Тацинский танковый корпус, еще с утра отдельными подразделениями вступивший в бой с дивизией СС «Мертвая голова», перешел в контрнаступление в 16.30, имея 166 боеспособных танков. Под непрерывным воздействием немецкой авиации корпус сумел к 20 часам преодолеть 7 километров, овладеть колхозом и перерезать шоссе Белгород — Обоянь. Авиация 2-й воздушной армии в этот день совершила 1078 вылетов. Из них только 309 были совершены по наземным целям, в том числе была проведена вполне успешная штурмовка боевых порядков танковых бригад полковника Бурдейного. Немцы потеряли шесть «штук», но только один из самолетов был сбит советским истребителем, остальные «приземлили» зенитчики. Дальнейшее продвижение становилось опасным, так как правый фланг. Тацинского корпуса из-за окружения Сталинградского корпуса оказался открытым. Поэтому сразу после полуночи командующий фронтом отдал приказ об отходе в исходное положение, на восточный берег реки Липовый Донец. В ходе боев корпус потерял 191 человека и 28 танков.
Три недели спустя Ватутин признает в интимной беседе: «Нам, и прежде всего мне, надо было думать не о контрудаpax, а об отражении удара превосходящих танковых сил противника… Но беда в том, что долго отмерять у нас не было времени. События развивались с головокружительной быстротой. Враг ставил под угрозу вторую полосу нашей обороны и мог с ходу прорвать ее». В общем, подумать, даже имея «две головы», учитывая голову Василевского, времени не хватило.
К концу дня второй армейский рубеж обороны был прорван противником на всю глубину, эсэсовские дивизии за восемь часов успешно преодолели около 20 километров, ломая все прогнозы советского командования. Положение осложнялось тем, что между вторым и третьим оборонительными рубежами не существовало заранее подготовленных позиций. Тыловой рубеж 6-й гвардейской армии был отодвинут от второго на 20–30 километров, опирался на реку Псёл и не занимался войсками. Штаб генерала Чистякова толком не знал, где находится значительная часть войск армии. Большинство соединений были либо сильно ослаблены, либо разбиты, со многими не было связи. Как ни уверяет Иван Михайлович, что «настроение у меня на войне было почти всегда приподнятое», генерал Катуков вспоминает, что никогда не видел Чистякова таким мрачным: «Черт знает что! — говорил он. — По сто-двести танков прут и прут! «Тигры»… «пантеры»… Не успеешь заделать брешь в одном участке — лезут на другом. Нет, такого я еще не видел!»
Можно понять командарма, у которого осталось три боеспособные дивизии — 89-я и 90-я гвардейские и отрезанная от основных сил 375-я стрелковая. Отброшенную на запад 71-ю гвардейскую дивизию Ватутин передал в подчинение 40-й армии. Соединения 5-го гвардейского танкового корпуса, полки 52, 90-й и 67-й гвардейских стрелковых дивизий оказались в окружении и понесли большие потери. Так, в 51-й гвардейской стрелковой дивизии из 8728 человек осталось 3354; почти 5500 человек потеряла 67-я гвардейская дивизия; от 52-й гвардейской в районе сбора удалось собрать 2500 тысячи солдат и офицеров, серьезное ранение получил комдив-52 полковник И.М. Некрасов. Бригады Сталинградского корпуса к утру прорвались из окружения у села Ясная Поляна, но в строю осталось лишь 13 танков 22-й бригады. Общие безвозвратные потери корпуса составили 128 боевых машин, еще 19 танков пришлось отправить в ремонт.
Отдел по изучению армий Востока докладывал: «Попытка противника до выяснения масштаба и целей нашей операции сдержать немецкое наступление войсками, развернутыми на позиции, и фронтовыми резервами в основном не удалась. Он преждевременно бросил в бой оперативные резервы… противник, по-видимому, пытается сдержать немецкое наступление на возможно большем расстоянии от Курска и с этой целью бросает в бой все наличные силы».