«Другое запомнившееся впечатление об Орле — это состояние железной дороги. Я никогда не видел картины столь полного разрушения… Здесь, в районе Орла, немцы использовали специальную машину, которая, продвигаясь, уничтожала и рельсы и шпалы. Чтобы восстановить железные дороги в этих недавно освобожденных районах, необходимо было фактически строить их заново».
В ночь на 4 августа 5, 12-я и 380-я стрелковые дивизии ворвались в восточную часть Орла, в течение дня очистили ее от противника, вышли к Оке и приступили к форсированию. 5 августа в городе подняли красные флаги.
6 августа Ставка поставила Брянскому фронту задачу сосредоточить усилия на овладении Хотынцем и Карачевом — «разгромленный» противник продолжал цепко удерживать коммуникации.
Соединениям правого крыла Центрального фронта должны были нанести удар в общем направлении на Шаблыкино, обойти Орел с запада и отрезать противнику пути отхода. Предыдущие трое суток танковые армии взламывали оборону противника на реке Крома, бороздя заливные луга и оперируя на фактически танконедоступной местности. Стремительно преследовать, как велел командующий фронтом, не получалось, танковые корпуса вновь использовались для прорывов, а не для развития успеха. Рокоссовский не скрывал своего раздражения и обвинял танкистов в медлительности и нерешительности. 6 августа он издал приказ, в котором, в частности, говорилось:
«Противник отходит в западном направлении и, цепляясь за случайные, неподготовленные рубежи, стремится задержать наступление наших войск и этим обеспечить планомерный отход орловской группировки.
3-я гв. ТА и 2-я ТА, вопреки благоприятно сложившейся для нас обстановке и вопреки моему приказу, в течение трех суток топтались на месте и своих задач не выполнили. Это явилось следствием того, что командиры танковых частей и соединений проявляют нерешительность, не умеют заставить своих подчиненных выполнить задачи и исключительно плохо управляют боем своих частей, соединений и армий…
Командующим 3-й гв. ТА и 2-й ТА категорически потребовать от всего офицерского состава точного и безусловного выполнения задач… Командиров частей и соединений, не выполняющих задач, привлекать к суровой ответственности вплоть до предания суду военного трибунала».
3-я гвардейская армия в полосе 13-й армии в очередной раз была брошена на неподавленную оборону противника, насыщенную противотанковой артиллерией, усиленную остатками 12-й и 14-й танковых дивизий, и упорно Продвигалась от деревни к деревне, от высотки к высотке, неся огромные потери. Трое суток гвардейские корпуса бились за Ивановский, Мелихово и Сосково под аплодисменты соединений Пухова. Так, при штурме Мелихова: «Была подана заявка командиру 19-го артполка 13-й армии, поддерживающего наступление танков в этом направлении, на подавление противника в этих районах. После длительных переговоров последний выпустил всего 20 снарядов и считал свою задачу выполненной». В боях за Сосково 6-й гвардейский танковый корпус в один день потерял 60 танков, артполки 13-й армии оказывали минимальное содействие, ссылаясь на отсутствие боеприпасов. В районе Ивановского 7-й гвардейский танковый корпус, наступая по минным полям, потерял почти все машины.
10 августа армия была выведена из боя для перегруппировки и новой атаки, но 2 дня спустя Ставка забрала ее в резерв. Маршал Рокоссовский лукавит, когда вспоминает о Рыбалко и действиях его армии: «Командиром он был хорошим, боевым и решительным. Но ни он, ни его подчиненные еще не успели оправиться после трудных боев на Брянском фронте. Именно поэтому, несмотря на все усилия, танкистам не удалось преодолеть сопротивление противника. Чтобы избежать неоправданных потерь, я обратился в Ставку с просьбой вывести танковую армию Рыбалко в резерв».
В состав Центрального фронта 3-я гвардейская танковая армия вошла, имея в строю 384 танка и САУ, затем получила пополнение и еще 102 «тридцатьчетверки». Так что, после генерала Попова, «вторую половину» армии «добил» Рокоссовский. Настолько успешно, что даже в Генштабе возмутились и издали директиву специально для командующего Центральным фронтом: «О недостатках в использовании 3-й гвардейской танковой армии в наступлении»:
«По данным Генштаба, танковая группа 3-й гв. ТА в количестве 110 танков 10.8. в боях за выс. 264.6 потеряла 100 танков, т.е. по существу была уничтожена пр-ком.
Этот из ряда вон выходящий случай произошел в условиях общего отхода противника и отсутствия у него заранее подготовленной обороны. При этом наша танковая группа была уничтожена противником, проникнув всего на 2-Зкм в его глубину, т.е. ей могла бы быть оказана всяческая помощь.
Гибель такого большого количества наших танков в течение нескольких часов свидетельствует не только о полном отсутствии взаимодействия между 3-й гв. ТА и 13-й А, но и о бездействии указанных командармов, бросивших танки на произвол судьбы без всякой поддержки».
Среднестатически в Орловской операции сгорало 68 танков ежедневно, и это никого не беспокоило. Однако сотню танков, погибшую за один день у безымянной высоты, в Москве сочли «перебором». Может быть, дело все-таки в излишней «решительности» Рокоссовского, не подкрепленной необходимыми организационными мероприятиями? Возможно, и его поразила зараза «ненужной поспешности»?
Провоевав 23 дня, армия генерала Рыбалко потеряла убитыми и ранеными 16 552 человека (7729 — в составе Центрального фронта, из них 3534 человека составили потери «нерешительного» командно-начальствующего состава). За этот период вышло из строя около 1500 боевых машин, безвозвратно было утрачено 350 танков и 5 самоходно-артиллерийских установок. Армии, которой неоднократно меняли задачи, разворачивая ее в разные стороны, будто какой-нибудь велосипед, «намотавшей на спидометре» 500 километров и по результатам сложения векторов продвинувшейся на 95 километров, ни разу так и не удалось прорваться в глубину расположения противника и выйти на его коммуникации.
Более 300 танков потеряла 2-я танковая армия, имевшая к концу Орловской операции 36 машин.
Таким оказался «первый опыт применения танковых армий новой организации в наступлении».
«Все три танковые армии в Орловской операции вводились не для развития успеха, а фактически для прорыва подготовленной обороны… Опыт данной операции показал, что без надежного огневого поражения противника такое использование танковых армий приводило к большим потерям, в связи с чем войска фронта лишались мощного средства развития успеха». Танкисты сделали собственные выводы: «…боевой порядок армии следует строить в расчете на самостоятельный прорыв, а в лучшем случае на завершение прорыва».
9 августа 11-я гвардейская и 4-я танковая армии развернули бои на подступах к Хотынцу. К концу дня они охватили город с трех сторон и перерезали дороги, связывающие Хотынец с Брянском. Утром 10 августа город был освобожден. 65-я армия Центрального фронта 12 августа освободила Дмитровск-Орловский. 15 августа под натиском 11-й армии немцы оставили Карачев.
К 18 августа советские войска подошли к заранее подготовленному противником рубежу обороны «Хаген». Отходившие немецкие соединения, сократив линию фронта, уплотнили свои боевые порядки и оказывали сильное сопротивление.
Положение группировки противника западнее Орла крайне осложнилось после того, как перешли в наступление войска Западного, а затем Калининского фронтов. Теперь над орловской группировкой нависла еще угроза с севера. Командованию Вермахта пришлось снять 13 дивизий с брянского направления и перебросить их на смоленско-рославльское.
За 37 дней напряженных боев с участием трех танковых армий советские войска продвинулись менее чем на 150 км, в среднем по 4 км в сутки. Несмотря на ввод колоссальных резервов, противнику удалось уйти из мешка и занять ранее подготовленные оборонительные позиции».
Фронтальный способ ведения операции сказался на размерах потерь.
С 12 июля по 17 августа потери советских войск составили 430 тысяч убитыми и ранеными — против 89 тысяч у противника, 2586 танков и САУ — вот где было настоящее танковое побоище, 1014 самолетов.
«ПОЛКОВОДЕЦ РУМЯНЦЕВ»
Вслед за отражением наступления Манштейна на южном фаме Курской дуги логично должен был последовать ответный «сокрушительный удар» Красной Армии с целью разгрома в самый короткий срок белгородско-харьковской группировки противника. «Вопрос о том, как добиться этой цели, волновал весь Генеральный штаб», — вспоминает генерал армии Штеменко.
Варианты имелись разные, но принципиальных подходов было всего два. Штаб Воронежского фронта предложил классический план операции на окружение противника двумя встречными ударами под основание Харьковского выступа, предусматривавший сосредоточение мощных группировок в районах Краснополья и Чугуева.
Однако к концу июля основные силы Воронежского и Степного фронтов «естественным» ходом событий были стянуты в район Белгорода. Для реализации плана в духе Сталинграда требовалась значительная перегруппировка сил, а значит, время. Сталин, поверивший, что под Курском немецкие войска если не разгромлены, то, по меньшей мере, понесли потери, сравнимые с потерями советских войск, требовал как можно скорее перейти к наступательным действиям, чтобы не дать противнику оправиться от поражения, подтянуть резервы и прочно осесть на оборонительных рубежах. Поэтому и при подготовке операции «Полководец Румянцев» предпочтение было отдано «торопливому варианту». И здесь войска двух фронтов должны были наносить «рассекающие удары» из положения, которое сложилось в ходе оборонительных боев. Противника мыслилось не окружать, а дробить его фронт на изолированные части, бить и гнать, не задерживаясь, за Днепр.
Как поясняет генерал армии Штеменко: «Опыт показал, что, по соображениям времени, сложности маневра и другим условиям, далеко не каждую группировку противника выгодно окружать. За окружение немецко-фашистских войск, оборонявшихся в районе Белгорода и Харькова, первым, пожалуй, высказался командующий Воронежским фронтом. Сторонники такой же точки зрения нашлись, конечно, и в Генеральном штабе. Но в целом Генштаб придерживался иного взгляда. Доводов против окружения в данном случае было много. Прежде всего, следовало считаться с силами противника: они бы