Потом я немного подумал, и прямо перед отправлением в своем кабинете наложил на Леонида Ильича закрепленное заклинание Истинного Взгляда. Так-то это нужно было сделать гораздо раньше, но во всей этой мешанине событий я засуетился и упустил из виду тот момент, когда Ильич Второй из темной лошадки превратился в перспективного союзника. А может, это желание возникло у меня только после того, как обновленная инкарнация Брежнева чуть ли не матом наорала на Устинова, когда тот попытался отмазаться от важного правительственного задания? Ну не люблю я чиновных отписок и хамства, ни в каком виде не люблю. Пришлось немного подзадержаться и объяснить пациенту, что я хочу сделать и для чего. Виссарионыч тут же подтвердил, что процедура эта вполне безболезненная, не отнимающая много времени, и к тому же очень полезная в политических целях.
Много времени это и в самом деле не отняло (объяснения длились гораздо дольше), и вот мы втроем шагаем из моего кабинета к флаеру, уже ожидающему на берегу Черной речки. В мире Смуты сейчас самый конец декабря, с моря дует промозглый ветер, так что я и мои гости прикинуты в теплые камуфлированные полушубки, пошитые по моим заказам в мастерских великой Артании. Впрочем, терпеть холод, ветер и промозглую сырость, пришлось недолго, только несколько десятков секунд, пока мы после выхода из портала забирались в прозрачное, как стеклянный стакан, теплое чрево флаера. Волчица на пилотском месте, страшно осклабившись, отдала нам честь, после чего потянула на себя ручку управления - и мы полетели над темными водами Ахтиарской бухты в сторону обозначенной тусклыми габаритными огнями громады «Неумолимого». Когда мы, приблизившись, сделали круг почета над этим убийцей планет, чьи громоздкие контуры угадывались Истинным Взглядом далеко в глубине вод, Брежнев даже выругался - длинно и замысловато. Такого в своей жизни - ни прошлой, ни нынешней, он еще не видел.
Потом, правильно ответив на все запросы системы ближней самообороны и снизившись к самой воде, флаер влетел в ярко освещенный ангар, предназначенный для дипломатических целей. А там уже была готова мизансцена для встречи. Когда мне намекнули, что придется «решать вопросы» в своем собственном мире, гигантский герб на стене снова изменил свой вид -на этот раз, надеюсь, окончательно. Двуглавый орел у меня теперь золотой на ярко-алом фоне, а между его голов - там, где на гербе Российской империи была изображена большая корона -сияет лучами багровая пятиконечная звезда. Клювы голов раскрыты в яростном крике, а лапы сжимают не скипетр и державу, а щит и меч.
А под гербом нас встречал почетный караул. С одной стороны красной дорожки выстроились пилотессы «Шершней» трех действующих и двух резервных эскадронов, и среди них - два десятка принятых на обучение пилотов местного состава. По другую сторону от пилотского строя выровнялись в три ряда рослые и грудастые остроухие сержантки-ветеранши, проходящие на «Неумолимом» теоретическую часть обучения на младших офицеров. Они займут место своих нынешних взводных и эскадронных командиров, а возмужавшим и заматеревшим за два года сплошных боев бывшим курсантам-егерям (по крайней мере, многим из них) есть куда расти.
В конце дорожки, в черных мундирах российского образца, уже маячат фигуры главных псевдоличностей: командира Гая Юлия, старшего офицера Тита Павла, навигатора Виктории Клары и главного инженера Клима Сервия. Совсем недавно, познакомившись с членами команды «Нового Тобола», они пережили серьезное потрясение основ своего мироощущения и провели перекалибровку шкалы ценностей. Там, в их мире, эйджел были полностью истреблены, причем так давно, что стали персонажами полузабытых сказок и легенд, вроде земных гномов, гоблинов и эльфов - а тут они вполне живые и здравствующие, более того, встроенные в организационные структуры империи новейшего типа. Впрочем, это ничуть не уменьшило их желания служить моей особе, а, напротив, преисполнило уверенностью в том, что новая галактическая империя, которую мы с ними построим совместными усилиями, будет самой правильной во всех сущих мирах.
Едва мы выбрались из флаера, в ангаре вспыхнул полный парадный свет, из динамиков общекорабельной трансляции рявкнуло: «Всем смирно! Государь-император на борту!» и заиграл грозный и величественный гимн Советского Союза без слов (точнее, мелодия Александрова). Дождавшись, пока доиграет музыка, я вместе со своими спутниками пошел по красной дорожке навстречу псевдоличностям, где принял рапорт Гая Юлия, после чего подал команду «Вольно». На этом официальная часть встречи закончилась, и начались проявления неподдельной народной радости и энтузиазма. И если ветеранши моего кавкорпуса, пришедшие ко мне еще после Битвы у Дороги, в общем сохранили строй, только немного расслабились и заулыбались, то пи-лотессы «Шершней» - юные волчицы и остроухие-подростки - взяли нас в щебечущий полукруг.
- Вот, - сказал я своим гостям (но в основном все же Виссарионычу), - это мои милые, и в то же время злобные девочки. Это они, сидя в кабинах флаеров огневой поддержки сухопутных войск, сиречь «Шершней», обучали обнаглевших до безобразия белокурых бестий правильным манерам, расчищали небо над советскими войсками от «юнкерсов», «хейнкелей» и «мессершмиттов», а также жгли ползущие по советской земле германские танки. И не смотрите, что они так молоды: у старшего поколения нарабатываются уже совсем другие навыки, необходимые для наземных сражений в составе пехотных и кавалерийских подразделений. Пилотов штурмовиков и транспортов необходимо набирать среди подростков четырнадцати-пятнадцати лет, а будущим пилотам сверхзвуковых и космических истребителей сейчас только одиннадцать-двенадцать.
- Понятно, товарищ Серегин, - сказал Сталин, с одобрительным прищуром оглядывая моих девочек. - Мы видим, как они вас любят - больше самой своей жизни. Эта любовь и удивительна, и даже немного нас пугает...
Я вздохнул и ответил:
- Я тоже их люблю: старших - как сестер, а младших - как дочерей, родных мне по всему, кроме крови. Они чувствуют эту любовь, и отвечают мне взаимностью. Когда эти девочки попали в состав моей армии, их души были пусты, как чистые листы бумаги. Потому я постарался вложить в них часть своей собственной сущности, сделав из них таких же бойцов за справедливость, каким являюсь сам.
- И это у вас получилось, - со значением кивнул Виссарионыч, - я это чувствую.
- Они у меня молодцы, большие молодцы, но этот мир для них только начало, а не конец боевого пути, а потому своему делу следует учиться самым настоящим образом, ибо нет предела совершенству, - сказал я так громко, чтобы слышали все, а потом добавил, обращаясь к пи-лотессам: - А теперь, мои дорогие, прошу нас простить, ибо дела не ждут. В дальнейшем рассчитываю по-прежнему слышать о вас только хорошее. До новой встречи.
Девочки расступились, и мы, провожаемые обожающими взглядами и воздушными поцелуями, пошли в расположенные неподалеку императорские апартаменты. С того момента, как «Неумолимый» перебазируется в мир сорок первого года, мой главный командный пункт будет располагаться именно на нем. Все дорогу мои спутники молчали, и только в самом конце пути Виссарионыч сказал:
- А я, товарищ Серегин, и не знал, что возможна такая любовь - без ревности и прочих негативных явлений...
- На самом деле, - сказал я, когда мы вошли в самое защищенное место корабля и за нами замкнулись бронированные двери, - такое чувство, как ревность, было удалено из психики остроухих искусственным путем еще на заре их существования. Они просто не знают, что это такое. Эти девочки созданы для того, чтобы влюбиться один раз с первого взгляда, а потом прожить с этой любовью всю свою жизнь. Вы, товарищ Сталин, тоже способны вызвать подобную любовь, сильнее жизни, у большого количества остроухих. Сначала они будут беспомощны как дети, а потом через такую защиту не пробьется ни один враг - ни с ядом, ни со злым словом. Кроме того, Верные из остроухих будут стабилизировать вашу личность, удерживая ее от политических перегибов и моментов головокружения от успехов.
- Вы предлагаете мне стать этим, как его там, Патроном? - ошарашенно спросил советский вождь.
- Именно так, товарищ Сталин, - подтвердил я. - Моей помощью в этом вопросе уже воспользовались юный Александр Невский из мира Батыева нашествия, король Генрих Четвертый по прозвищу Наварра, Петр Второй (который Первый) и произведенный мною на трон император Михаил Второй. И все. Вы в этом списке будете пятым. Просто прежде, чем принять решение, вам следует хорошенько подумать, ведь с того момента, как эти девочки услышат призыв и произнесут Встречную клятву, они станут частью вас, а вы - частью их. При этом вы станете им отцом и братом, а быть может, даже мужем-любовником, что не исключено. А потом к вам в Верные потянутся и обычные люди. Как правило, это будут лучшие из лучших - бойцы за дело Ленина-Сталина и строители нового общества. Вот из них вам и надо будет формировать новую элиту - вместо того отстоя, что осел сейчас в вашем ближайшем окружении.
- Понятно... - задумчиво произнес Виссарионович, - я хорошенько обдумаю ваше предложение, и потом дам ответ. Уж слишком оно неожиданное, хотя и очень интересное... Сначала необходимо взвесить «все» за и «против», и лишь затем принимать решение.
- А мне вы ничего подобного не хотите предложить? - с интересом спросил Брежнев.
- У вас личность совершенно другого масштаба, - ответил я со вздохом. - Вас народ может любить разумом, а не сердцем. Если на энергооболочку товарища Сталина можно подключить все население планеты, и еще останется свободное место, то за вашу ауру могут зацепиться не более двух-трех десятков остроухих, наиболее склонных к такой форме существования, так что не стоит и пытаться. Да и время у вас другое, тихое и спокойное, и мы должны делать все возможно, чтобы оно таким и оставалось, в то время как Советский Союз будет преодолевать свои внутренние болячки и выходить на траекторию поступательно роста. А теперь я хочу сказать вам то, из-за чего и позвал вас сюда, на «Неумолимый». Чем выше мир расположен по временной шкале, тем больше вероятность, что в человеческую историю с недружественными целями будет вмешиваться внешняя по отнош