но большее их число должно пережить закалку огнем, водой и медными трубами, вернуться в родной мир и начать сеять разумное, доброе, вечное, иногда вразумляя разных придурков ударами хорошо набитых кулаков. И из них же предстоит рекрутировать новую управленческую элиту, а иначе катастрофа девяносто первого года будет неизбежна.
Первые стычки с двигающимися в авангарде разведывательными батальонами германских пехотных дивизий, марширующих в сторону Белостока, случились два дня назад. В новосформи-рованных частях армии генерала Карбышева боеготовность была еще далека от оптимальной (в дело годились только отдельные батальоны). Поэтому окорачивать обнаглевших белокурых бестий пришлось по большей части эскадронам моего кавалерийского корпуса, батальонам армии Багратиона и вездесущим «Шершням», действующим группами по одному-два звена. Как я и обещал, германским зольдатенам пришлось узреть тяжелое казарменное порно, с собою в главной роли. Трещали среди лесов и полей пулеметы, часто бухали пехотные пушки «боро-динцев», пытающихся окопаться пехотных топтунов очередями магнитоимпульсных пушек вычесывали «Шершни». Кавалерийские подразделения заходили врагу в тыл, отрезая от связи с основными силами, а потом на поле боя повзводно (на разведывательный батальон больше и не надо) появлялись танки Т-80, которые ставили в деле кровавую точку. Каждый такой бой непременно должен был закончиться так, что все враги или мертвы, или у нас в плену.
Тем временем, в связи с выпадением потребности в трофейной германской технике, возник у меня один проект, связанный с томящимся в моем плену Гейнцем Гудерианом, в основном изнывающим от безделья. Надо сказать, что прибившихся к вермахту русскоязычных эмигрантов, вне зависимости от того, русские или немецкие у них были фамилии, я провел через майора Здорного с оформлением по первой категории, а большую часть старших офицеров поставил в стасис на хранение. Придет время - достану, а сейчас не до них. Однако поступать так с Быстроходным Гейнцем мне показалось неправильным, поэтому он под честное слово получил ограниченную свободу в пределах Тридесятого царства. Ходи где хочешь, смотри что хочешь, но руками ничего не трогай, если не считать танцулек, где главное слово принадлежит женскому полу. Как дама захочет, так и будет. Тут надо сказать, что этот маньяк танковой войны имел успех у наших воительниц и почти никогда не уходил с танцплощадки в одиночестве, а несколько раз его «ангажировали» амазонки, довольно придирчивые в этом отношении.
К своему удивлению, я нашел Гудериана на смотровой площадке возле тренировочного поля, на котором бойцовые остроухие в полной экипировке под руководством тевтонского инструктора разучивали приемы боя с двуручными мечами и устрашающими широкими тесаками, предназначенными для схватки в тесных пространствах. Он с удовольствием наблюдал за этими тренировками - примерно так же, как ценитель балетного искусства смотрит на знаменитый «Танец с саблями».
- Вот это были времена, герр Сергий - когда бились холодным оружием глаза в глаза, и побеждали сила, доблесть, отвага и хорошо закаленная сталь... - с оттенком мечтательности сказал мне создатель германских панцерваффе.
- На самом деле, Гейнц, - хмыкнул я, - времена рукопашных боев никуда не делись. Артиллерия, авиация и танки очень важны, но только пехота, прошагав по земле ногами, способна закрепить их результат, превратив его в победу. Недаром в нашей армии ее зовут царицей полей. А пехоте часто приходится драться врукопашную глаза в глаза с противником, защищая укрепленные позиции или захватывая их штурмом, и вот тогда не обойтись без всего того, о чем вы только что говорили в такой превосходной степени.
- Неужели все это применимо в современном бою? - удивился Гудериан.
- Более чем, - подтвердил я, - не зря мои адские фрау вооружены одновременно двуручным мечом, винтовкой двумя тесаками и двумя же пистолетами, благо у них вполне хватает здоровья таскать все это на себе вместе с защитной экипировкой. Ваши топтуны или даже панцер-гренадеры, столкнувшись с такой идеальной боевой машиной на короткой дистанции, полягут все как один. К тому же каждая пятая моя воительница вместо винтовки вооружена пулеметом, так что, если дойдет до огневых контактов на средней дистанции, мои войска в бою опять же будут иметь преимущество. Кстати, в Основном Потоке, о котором вы уже, конечно, осведомлены, германских солдат, выживших в рукопашных боях с русскими берсеркерами, было принято награждать особой медалью, чтобы выделить из всех прочих. Смотрите, мол, какой герой - не дал себя убить. Конечно, обычные люди не в состоянии таскать на себе такое же количество снаряжения, как и остроухие, но из них можно формировать специализированные подразделения, применяя каждого там, где он может принести наибольшую пользу.
- Да, - подтвердил мой собеседник, - такое выражение я тут уже слышал. Должен сказать, что ваши бойцы из числа обычных людей, похитившие меня из Минска вместе со штабом группы армий «Центр», тоже были достаточно хороши, чтобы никто не решился им перечить. Но скажите, вы нашли меня и завели этот разговор только лишь с целью натолкнуть своего пленника на грустные воспоминания?
- Отнюдь нет, - ответил я. - У меня к вам дело, Гейнц - предложение работы по специальности.
- Если эта «работа», герр Сергий, будет заключаться в том, что мне понадобится воевать против Германии, то я, конечно же, откажусь! - в запале выкрикнул мой собеседник.
- О нет, - усмехнулся я, - воевать вам надо будет не против вашей Родины, а за нее, только не под руководством Адольфа Гитлера, а под командой кайзера Вильгельма Второго Гогенцол-лерна.
В этот момент с Гудериана можно было писать картину «Изумленное обалдение».
- Неужели это... возможно? - наконец вымолвил он.
- Вполне, - ответил я. - В мире четырнадцатого года поезд Великой войны уже ушел, но вот в восемнадцатом году, который только начался, работы по специальности вам хоть отбавляй. Вместе с вами под командование кайзера Вильгельма отправятся все ваши пленные, которые добровольно выскажут желание навсегда оставить этот мир и обрести свободу, а также большая часть захваченной нами в боях германской бронетехники, артиллерии и прочего имущества. Я не требую того, чтобы Франция потерпела такое же сокрушительное поражение, как в сороковом году, но вот Антанта победить не должна ни в коем случае. Делайте что должно, и пусть свершится то, что получится.
Гудериан просиял, будто внутри его зажглась лампочка мощностью в пятьсот ватт.
- Должен сказать, - воскликнул он, - что такая работа мне вполне по душе, и я возьмусь за нее со всем энтузиазмом! Да здравствуют кайзер Вильгельм Второй и Германия!
- Тогда, Гейнц, одевайтесь по всей форме, и я представлю вас любимому кайзеру, - сказал я. - И поторопитесь, у меня еще много других дел.
25 февраля 1918 года, вечер. Германская империя, город Бад-Кройцах, отель Курхаус, место расположения ставки верховного командования кайзеровской армии
Ставка германского командования готовилась к переезду в Спа, поближе к Западному фронту, где и должны произойти решающие события. Повсюду суетились офицеры и чиновники, документы паковались в массивные кофры, и только кайзер Вильгельм пребывал в мрачном спокойствии. Еще до середины лета должно решиться, в какую сторону качнутся чаши Весов Судьбы -к революции и последующему хаосу или сохранению в Германии социально ответственной монархии. Артанский фюрст своим нечеловеческим могуществом выбил этот мир из колеи Основного Потока, и сделал дальнейшую историю непредопределенной, а дальше он, Вильгельм все должен сделать сам, сосредоточив все усилия на решении главной задачи. Воистину - победа или смерть.
И как раз в такой решающий момент кайзеру доложили, что часть германского генералитета, несмотря на строжайший приказ полностью отстраниться от финских дел и не оказывать помощи ни одной из сторон, втайне от своего кайзера все-таки решилась послать Маннергейму оружие и боеприпасы с трофейных складов. Поставка осуществлялись через Копенгаген, куда груз был доставлен по железной дороге, а уже там винтовки, пулеметы, пушки, снаряды и патроны погрузили на принадлежащий финнам пароход, и там же на борт поднялись все желающие всласть повоевать с мировым большевизмом. Но до расположенной на краю света Ваасы, где окопался злосчастный Маннергейм, пароход с оружием и добровольцами так и не добрался - утоп вместе со всей командой и пассажирами, после того как по нему с летающего аппарата было применено оружие неизвестного типа. Только круги по воде пошли.
Как выяснилось, герр Сергий оставил этот мир только на время, ибо у него было много важных дел в другом месте, но как только мыши пустились в пляс, вернулся и покарал ослушников -так, как это умеет только он, то есть наотмашь и насмерть. В ставке кайзера уже известно, что руины последнего прибежища белофинского правительства пришлось разбирать руками и что в воронке под ними не удалось найти куска мяса крупнее пары килограмм. При этом остальное население этого городка, в своем большинстве поддерживавшего именно белых, а не красных, Артанский фюрст на страх другим потенциальным ослушникам сослал в другой мир вместе с чадами и домочадцами, а проклятый им город сжег дотла, и теперь только ветер воет над торчащими из пожарищ печными трубами. И лишь одного человека, корреспондента стокгольмской газеты «Svenska Dagbladet»10 Акселя Эрикссона, господин Серегин соизволил отпустить в родную Швецию, подбросив почти к порогу родного дома. А иначе как бы мир узнал, что этот ужасный человек вернулся и снова готов лупить всех противящихся его воле по головам кого рукоятью меча, а кого и острием.
И теперь кайзер опасался, что Бич Божий может предъявить ему претензии за эту авантюру, о которой он сам был ни сном ни духом. Мерзкое ощущение... Ожидание наказания, особенно если человек не чувствует за собой никакой вины, может быть даже хуже, чем сама кара, поэтому, когда в его апартаментах раскрылся портал, Вильгельм даже испытал определенное облегчение. Еще лучше он себя почувствовал, когда понял, что его гость находится в неплохом настроении и совсем не сердится на кайзера Германии. К тому же Артанский фюрст был не один, вместе с ним пришел неизвестный кайзеру генерал-полковник германской армии (чего не могло быть в принципе), весьма моложавого вида. Еще кайзер отметил, что у неизвестного генерала лицо загоревшее на летнем солнце, а усы выгорели почти до белизны, чего в конце февраля тоже не могло быть никак.