Переодетый в еще не обмятую полевую униформу со знаками различия генерал-майора, товарищ Османов выглядел импозантно, хоть несколько непривычно: ну не берут у нас в армию семидесятилетних седоголовых стариков. А одеяние паломника и прочие аксессуары растворились в воздухе в тот момент, когда бывший владелец его снял. Казенное имущество Садов Джанны следует вернуть по принадлежности.
Сам товарищ Османов был явно шокирован обстоятельствами, в которых оказался, но держался с достоинством, как и подобает мужчине и офицеру. Впрочем, в своих прошлых воплощениях этот человек перевоспитывал султана Абдул-Гамида, встречался с императором Николаем и его братом Михаилом, а также имел дело с Лениным и Сталиным, так что ареопагом, собранным у меня за командирским столом, его не то что не шокировать, но и не удивить. Подумаешь, Ленин, Маркс и Энгельс… Мисс Зул на завтраке была в личине «грузинской княгини», ибо даже для деммки глупо пытаться напугать мужчину, видевшего Крым, Рим и Сады Джанны, а после вернувшегося в мир живых. А вот социоинженера светлую эйджел Риоле Лан товарищ Османов так и не приметил, точнее, увидел, но не обратил внимания. А зря…
Гораздо интереснее был его первый контакт с Колдуном. Узрев за столом новичка, наш маг-исследователь достал из-за отворота рубашки подвеску с камнем, после чего, как и всегда в таких случаях, некоторое время смотрел на товарища Османова внимательным взглядом. Потом он отрицательно покачал головой, шепнул пару слов на розовое ушко любезной Лидусе, и та тоже бросила на новенького острый взгляд. Явно же, что, помимо общего отрицательного заключения, у Колдуна имеется и особое мнение по поводу этого человека, но разговаривать об этом прямо сейчас за столом было бы неправильным и бестактным.
Правда, этот вопрос обеспокоил самого обследуемого.
— Скажите, Сергей Сергеевич, а что это ваш мальчик так на меня смотрит? — спросил он.
— Это не просто мальчик, а маг-исследователь Дмитрий Абраменко, позывной «Колдун», — ответил я. — Глянув через свой камень-амулет, он установил отсутствие у вас всяческих магических талантов, на чем тему этого разговора можно считать исчерпанной…
— Но все же, Сергей Сергеевич, — с нажимом произнес Мехмед Османов, — можно на эту тему рассказать немного подробнее? А то в своих прежних жизнях я привык считать занятие магией чистейшим шарлатанством. Но тут, не успел я, можно сказать, ступить на порог, как меня начинают проверять на причастность к этой самой магии, да и старые товарищи порассказали мне много такого, что просто ум за разум заходит.
Я вздохнул и терпеливо стал разъяснять неофиту прописные истины:
— В обычных мирах Основного Потока никаких занятий истинной магией быть не может, а может быть лишь ее имитация, сиречь шарлатанство. Девять из десяти человек не имеют к магии никакого отношения, а еще один может считаться потенциальным магом, но при отсутствии соответствующей энергетической подпитки его таланты выключены и спят, вне зависимости от своей силы. Все телевизоры, отключенные от розетки, одинаково показывают черный экран, независимо от года их выпуска и фирмы-производителя. Но когда человек со скрытым талантом попадает в магический мир, его талант просыпается и начинает впитывать энергию. Такой потенциальный, но уже активный маг опасен и для себя, и для окружающих, ибо в тот момент, когда внутренние накопители заряжены до упора, потребуется разрядка выстрелом, а он даже не подозревает, что с ним происходит и как на это реагировать. Все несчастные случаи, и с самим недоделанным магом, и с окружающими его людьми, происходят как раз в таких случаях, когда талант начинает крутить им как хвост собакой. Случиться может все что угодно: от пробуждения вулкана там, где его не должно быть по определению, и взрыва силой в несколько килотонн, до превращения людей в камень или привидения или же их провала в другие миры. Чтобы избежать подобных безобразий, магический талант у новичка должен быть выявлен как можно скорее, после чего ему требуется пройти инициацию, получить ключ к своему таланту, чтобы маг управлял им, а не наоборот, а потом еще пройти обучение, чтобы не пришлось познавать горькие истины методом тыка. У вас такого таланта не обнаружено, так что нет смысла обсуждать этот вопрос. Быть магом — это очень большая ответственность, и перед собой, и перед людьми, а у вас и своих забот по службе будет полон рот.
Мехмед Османов прижал правую ладонь к сердцу и отвесил мне легкий полупоклон.
— Спасибо, товарищ Серегин, что разъяснили положение, — сказал он. — Мне уже говорили, что у вас тут невозможное возможно, а невероятное очевидно. Но самое главное — теперь я знаю, что мои товарищи, прошедшие тем же путем до меня, принесли вам присягу и встали в общий строй борцов за правое дело.
— Об этом, и еще о многом другом, мы поговорим позже у меня в кабинете, — изрек я, — а сейчас время для приема пищи, а не для политических разговоров.
— А у меня, например, к товарищу Османову совсем не политический вопрос, — больше из чувства противоречия, чем по какой-то иной причине, начал заводиться Ильич. — Хотелось бы знать, неужели Добрый Боженька правомочен не только в христианском, но и в магометанском раю… или там есть свое начальство?
Так и хотелось спросить: «А вы, Владимир Ильич, с какой целью интересуетесь, к гуриям захотели?», но товарищ Османов меня опередил.
— Аллах Велик, а потому правомочен везде, — убежденно изрек Мехмед-хаджи. — Нет такого места в Мироздании, где он не был бы полноправным хозяином, и именно поэтому злобными глупцами выглядят люди, натравливающие друг на друга людей разных исповеданий. Целью таких межрелигиозных войн могут быть только захват чужих земель, грабежи и безудержные убийства людей другой крови, другого языка и другой веры. Аллах велик, и Иса его пророк.
Ильич хотел было что-то сказать, но я посмотрел на него таким взглядом, что у вождя мировой революции все слова застряли комом в горле, и, кажется, даже где-то что-то задымилось. Еще он мне тут религиозные споры устраивать будет.
— Фу, товарищ Ленин, то есть брэк, — сказал я. — Бороться следует не с религией, а с первобытной зверской дикостью, которую некоторые выдают за традиционные ценности. Нет в убеждениях пещерных троглодитов ничего ценного, и смена этнокультурной доминанты с архаичной на цивилизационно продвинутую — это благо, а не уничтожение национальной идентичности. При этом надо еще суметь отличить правильную этнокультурную доминанту от неправильной. Если государство не может выйти за пределы своих национальных границ, потому что со всеми соседями у него непримиримая вражда, или этот выход сопровождается насильственной ассимиляцией, а может, даже геноцидом, тогда такая этнокультурная доминанта должна считаться неправильной и со временем отправиться в топку истории. Мол, были такие, но теперь их нет. И наоборот, если государство с легкостью включает в себя инородные и иноверные компоненты, вступает с ними в симбиоз, не уничтожая их культуру, а используя ее для синтеза нового, ассимилирует их представителей лишь в индивидуально-добровольном порядке — за такой этнокультурной доминантой будущее в грядущих веках. Аминь.
На этой оптимистической ноте разговоры о политике и религии за завтраком прекратились.
Тысяча сорок первый день в мире Содома, утро, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы, рабочий кабинет командующего
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Из столовой я и Самые Старшие братья, которых с сего дня стало пятеро, сразу после завтрака переместились, то есть поднялись, в мой рабочий кабинет главнокомандующего. Вот там, с учетом той предварительной работы, которую с Мехмедом Османовым провели его старшие товарищи, нам предстоял серьезный, очень серьезный разговор. Но прежде Дима-Колдун успел мне сообщить, что у нового товарища магических талантов действительно нет, а вот признаки наличия свойств неактивированного аватара наблюдаются. Впрочем, лично меня это никак не задевает. Ну, захотелось Небесному Отцу посмотреть на происходящее еще одними глазами, и пусть. От меня не убудет.
— Вячеслав Николаевич, вы уже поставили Мехмеда Ибрагимовича в курс дела о нашей текущей операции в восемьдесят пятом году? — первым делом спросил я у Бережного, едва мы оказались в моем кабинете.
— Нет, Сергей Сергеевич, — ответил тот, — не успел. Да и когда нам было, если на дружеские приветствия, посещение госпиталя и склада обмундирования, а также на деловую беседу было дано всего-то навсего полтора часа.
— В восемьдесят пятом году я пошел в школу, — сказал Мехмед Османов. — С одной стороны, интересно, что там у вас творится, с другой стороны, это так близко к нашему родному времени, что становится страшно натворить чего-то не того. Во времена русско-турецкой, русско-японской и Великой Отечественной войн, а также Октябрьской революции мы знали, что строим абсолютно новые миры, в которых, возможно, даже не встретятся родители наших родителей. А в восемьдесят пятом году родились не только наши отцы и матери, но и уже мы сами. А если что-то пойдет не так?
— А что в нашей истории (товарищ Серегин называет ее Основным Потоком) на восемьдесят пятый год может быть хуже Горбачева и его своры? — спросила Нина Антонова. — Правильно, ничего. Так вот, Мехмед, должна тебе сказать, что эту сволочь вовремя остановили и обезвредили, а вместо него после смерти Черненко пленум избрал Генеральным секретарем куда более приличного Григория Романова. Это не обещает Советскому Союзу молочных рек с кисельными берегами, но хотя бы его теперь никто не будет специально разламывать на куски.
— Горбачев — это не отдельный человек, а явление, — убежденно произнес Мехмед Османов. — Впрочем, если генеральным секретарем избрали другого, процессы распада можно затормозить на несколько лет. Однако сейчас меня удивляет, почему молчит товарищ Серегин.
— А о чем говорить? Я не коммивояжер, моя борьба за правое дело не товар, а вы не покупатель. Возможно, у вас имеется недопонимание роли моей личности во всей этой истории. Я не наемник-кондотьер, владелец частной военной кампании, а слуга Господень, его Специальный Исполнительный Агент, который идет из мира в мир, повинуясь неслышимому приказу сделать их безопаснее для людей, чище и добрее, даже если для этого придется открутить несколько миллионов упрямых голов. Пока я не выполню свою задачу, дорога дальше просто не открывается. В этом мире мы только начали свою работу, и сразу после рокировки генеральных секретарей обратили внимание на Афганистан и его окрестности — самую болезненную точку по периметру советских границ. Не устранив давления с этой стороны, нельзя двигаться дальше. Но только это не должен был быть вывод войск в стиле месье Горбачева, когда все бросили и убежали. Такой шаг не снял внешнее давление, а лишь перенес его рубежи ближе к Москве. Не захотели драться с радикальным исламом под Джелалабадом, а в итоге заполучили вспышку радикальной инфекции у себя на Северном Кавказе.