Эка явно выбрала неудобное место. Не успела она сесть, как ее взгляд встретился с мутными глазами кутил. Не долго думая, Эка встала и уселась к ним спиной. На счастье, ребята отвернулись от нас и продолжали свои тосты. Мои нервы были настолько напряжены, что я не преминул бы запустить в них стулом.
Я нехотя жую что-то. Эка к еде не притронулась.
— Поешь чего-нибудь. Успеешь наголодаться в поезде.
— Не хочу.
Аппетит у меня пропадает окончательно. Я кладу вилку на тарелку и смотрю на Эку.
— Может, у них есть кофе? — спрашивает Эка.
Я рукой делаю официантке знаки, чтобы она подошла к нам.
Кофе, конечно, не оказалось.
Официантка уходит. Я тупо смотрю ей вслед и лихорадочно думаю, что предпринять или сказать дальше. Есть уже не хочется, а молчание становится невыносимым.
Может, лучше встать и уйти?
Я судорожно шарю в карманах в поисках сигарет. Эка догадывается о моем желании и молча выкладывает из сумки пачку «Колхиды». Эта та самая пачка, которую она отобрала у меня в номере.
Желтый дым медленно вползает в мои легкие.
Уж лучше курить постылую сигарету, чем сидеть в идиотской позе.
— Уйдем отсюда! — просит Эка.
Она поняла, что ужинать я не собираюсь.
«Счет», — показываю я рукой официантке.
Приземистая, плотная женщина с изумлением окидывает взглядом наш стол, а потом смотрит на нас. Еще бы, все осталось нетронутым, даже вино, которое я с таким воодушевлением разлил по бокалам.
Официантка отходит и пощелкивает в сторонке счетами. Потом ее кто-то зовет. Она оставляет счеты и вразвалку направляется на кухню.
А молчание затягивается. Я понимаю, что, хотя бы из вежливости, надо что-то сказать. Но голос меня не слушается. Наверное, впервые за многие годы я ничего не могу с собой поделать.
— Эка, я прошу тебя понять меня правильно. Я хочу, чтобы ты была счастлива! — неожиданно выпаливаю я и чувствую, что сморозил глупость.
Ироническая улыбка.
— Не смейся надо мной, пожалуйста. Я это от чистого сердца.
— Я знаю, мой дорогой!
С какой издевкой произносит она это «мой дорогой»!
— Я знаю, что ты говоришь это от чистого сердца. Что я могу сказать тебе, кроме благодарности за такую заботу и добрые пожелания? Но меня очень интересует: неужели ты веришь в то, что говоришь? Ты веришь, что я буду счастлива? Впрочем, я понимаю, что́ ты подразумеваешь под счастьем — семью, мужа, детей, не так ли?
Пауза.
И снова насмешливая и печальная улыбка.
— Я никогда не была высокого мнения о себе. Но знаю я и то, что не такая уж я уродина, чтобы не найти себе мужа. Представь себе, у меня даже есть поклонники. К тому же достаточно воспитанные, хорошо принятые в обществе и даже с именем. Так что можешь за меня не волноваться, Нодар. Я наверняка осчастливлю кого-нибудь из них. Более того, я уже знаю, с кем я создам счастливую семью!
«Счастливую семью!»
Я жадно затягиваюсь.
— Это правда или ты шутишь?
— Почему я должна шутить? Я говорю с тобой начистоту. Я знаю, ты будешь счастлив, если я вернусь на путь истинный. Я нисколечко не сомневаюсь, что ты очень обрадуешься этому. Хотя бы потому, что совесть твоя будет чиста. Так тому и быть!
— Брось шутить, Эка!
— Я вовсе не шучу. Я говорю правду. Скажи честно: ведь ты будешь рад, если я создам семью?
«Создам семью». Неужели она издевается надо мной? Я нервно затягиваюсь и вдавливаю сигарету в пепельницу.
— Так ты будешь рад?
— Еще бы! — через силу мямлю я, стараясь придать своему голосу и радость по поводу ее счастья, и грусть, вызванную расставанием.
— Кто этот человек? Он на год моложе тебя. Ученый, без пяти минут доктор наук…
— Ты это твердо решила?
— Конечно, твердо. Откладывать не имеет смысла. Мне надоели плотоядные, раздевающие взгляды мужчин. Даже близкие и те меня ни в грош не ставят за то, что я не имею законного мужа. Стоит мне куда-нибудь прийти одной, тут же начинаются наглые приставания, двусмысленные намеки. Я начинаю ненавидеть весь мужской пол! Пока я была с тобой, меня ничего не страшило. Но теперь мне страшно, очень страшно!
— Когда мы собирались ехать сюда, ты уже приняла это решение?
— Нет. Я все решила сегодня, в гостиничном номере, когда почувствовала никчемность своего существования.
Я с размаху влепил ей пощечину.
В зале воцарилась мертвая тишина. Все, как по команде, повернулись к нам и окаменели.
Эка даже бровью не повела, сидит по-прежнему как ни в чем не бывало. На левой щеке ее медленно обозначился багровый след моей пятерни.
Я беспомощно оглядываю зал. Все напряглись в ожидании чего то невероятного. Наша официантка стоит, прислонившись к круглой колонне, и с испугом взирает на нас.
Гнев душит меня. Мне хочется вскочить и заорать в полный голос: чего вы, мол, на нас уставились? Я вперил злой взгляд в под выпивших молодцов, застывших с выпученными глазами. Один из них стоит, и стакан словно бы примерз к его вытянутой руке.
Но Эка непринужденно разрядила ситуацию. Она с улыбкой перегнулась ко мне, достала из пачки сигарету и глазами попросила прикурить. Сначала я было удивился, увидев сигарету в ее руках, — ведь она никогда не курила! Но потом пришел в себя и торопливо зажег спичку.
Ее невозмутимый жест вконец изумил публику. Никто не мог толком понять, что произошло.
— Ты эгоист, Нодар, ужасный эгоист! — говорит Эка и кладет сигарету в пепельницу.
Я молчу.
— Ты эгоист и только поэтому ударил меня. Мне это абсолютно ясно.
Я по-прежнему молчу и стараюсь вспомнить, когда у меня возникло дикое желание ударить Эку.
— Я догадываюсь, что раздражает и бесит тебя.
Нет, это не я только что ударил Эку.
— До сегодняшнего дня ты считал меня своей собственностью и не смог перенести даже мысли, что я буду принадлежать другому. Вот причина твоей пощечины. Не надо мне ничего объяснять. Я прекрасно знаю, что тебя вывела из равновесия не вновь вспыхнувшая любовь ко мне и даже не горечь предстоящей разлуки. Нет, дорогой, ты элементарный эгоист и собственник. Стоило тебе представить, что кто-то другой будет касаться твоей собственности и, что еще хуже, распоряжаться ею, как ты тут же забил тревогу.
Пауза.
— Уйдем отсюда.
Я безропотно подчиняюсь Экс и делаю официантке знак, чтобы она подала наконец счет.
Коротконогая женщина покорно направляется к нам, испуганно потупив глаза.
Я не помню, как мы прошли через зал.
Потом улица.
Спину мне жжет чей-то пристальный взгляд. Нет, на меня никто не смотрит. Просто я запоздало ощутил взгляды посетителей ресторана, с неутоленным любопытством сопровождавшие нас до самого выхода.
Сосновая аллея.
Вокзал. В ожидании поезда мы сидим на перронной скамейке. До отправления поезда остается час, а если точнее — пятьдесят семь минут.
Гостиница.
Каким пустым и огромным кажется мне маленький гостиничный номер.
Я не раздеваясь рухнул на кровать и лежу так с закрытыми глазами.
Поезд, наверное, уже подходит к Хашури.
Я рассчитался сразу же по возвращении в гостиницу и попросил дежурную разбудить меня в пять утра. Я решил еще засветло добраться до лаборатории.
Гулкие удары сердца отдаются в висках. Я курю с закрытыми глазами. Стараюсь ни о чем не думать. Страстно хочу уснуть, но ничего не выходит.
…Я молча проводил ее до вагона.
У вагонных ступенек она остановилась, с улыбкой взглянула на меня и, крепко сжав мой локоть, поцеловала в щеку. Потом, не оглядываясь, исчезла в тамбуре.
Я стоял на перроне до тех пор, пока мерцающий красный свет последнего вагона не растворился в ночи.
Зачем я привез ее в Боржоми?
Неужели всего того, что я сказал ей здесь, нельзя было сказать в Тбилиси?
Нет, здесь все сказанное приобрело особое значение и силу.
Не надо было отпускать ее одну. Как-то она перенесет все это в одиночестве?
…Эка, целующая меня в щеку, отчетливо возникла перед моими глазами. Перед тем, как поцеловать меня, она улыбнулась. Улыбнулась одними губами, а в глазах — несказанная печаль. Губы ее горели, хотя было уже довольно прохладно.
Почему я не отвез ее в Тбилиси?
Да, но поезд придал нашей разлуке некую завершенность.
Эка!
Я постараюсь выскрести из памяти ее ласковые глаза, залитые печалью.
Затяжка.
Как только у меня поднялась на нее рука!
Я чувствую, как краска стыда заливает мои щеки.
Я пытался забыть эту проклятую пощечину. Я много раз старался переключить себя на что-нибудь другое, но передо мной опять и опять возникала медленно багровеющая щека Эки.
Не надо было отпускать ее одну!
И с чего бы я вдруг так взбеленился?
Ведь я сам советовал ей устроить свою жизнь.
А может, во мне вновь заговорила былая любовь?
А может…
А может, я по-прежнему люблю ее?
Я смотрю на часы. Пять минут второго.
Поезд теперь, наверное, стоит в Хашури.
А может, он уже отошел от Хашури?
И спит ли она?
Вряд ли. Ей не до сна!
Нет, нет, я должен догнать ее. Быстрей в машину, догнать во что бы то ни стало!
Я зарылся лицом в подушку, пытаясь отогнать от себя непрошеную мысль.
Но все напрасно. Спокойствия и сна как не бывало. Виски разрываются от прихлынувшей крови. Усталость пропала. Во мне заворочалось мое другое «я», принимающее решения и действующее независимо от меня. Заворочалось властно, энергично и целеустремленно… Я безуспешно пытаюсь устоять под его натиском, но все напрасно. Оно подавляет все слабые попытки сопротивления и заставляет следовать своей воле.
Еще десять минут, и я сломя голову несусь по пустынной трассе.
В коридоре вагона девушка, прижавшись лбом к холодному стеклу, упорно смотрит в темень.
Вот уже два часа стоит она так.
«Почему вы не спите?» — допытывается проводница.
«Не спится!»
«Может, вас беспокоит что?»
«Ничего, все в порядке!»
«Если у вас голова разболелась, я могу дать вам таблетку».