— Ну, это мы еще посмотрим! — успокаиваю ее я.
Я чувствую, что улыбка просто прилипла к моим губам.
— Да брось ты этот рог! — говорит Сандро и умоляюще смотрит на меня, чтобы я перешел к нему алаверды.
— Пересядь ко мне! — прошу я Нану.
Девушка без лишних слов подсаживается ко мне. Лишь положив ей руку на плечо, я догадался, что стою. Никак не мог припомнить, когда и зачем я встал. Мне вовсе не хочется придать тосту излишнюю торжественность и приподнятость. Не убирая руки с плеча Наны и одновременно стараясь не обеспокоить ее, я опять сажусь. Не успел я сесть, как мой треногий стул накренился вперед и вправо. Значит, я порядком пьян, хотя совершенно этого не ощущаю. Во всем теле — поразительная легкость, настроение безудержно поднимается все выше и выше, чуть ли не до самых звезд. И рот до ушей. Помнится, я приготовился сказать значительный тост, и улыбка до ушей к нему не подходит, но что я хотел сказать, хоть убей, не помню. Ладонью я пытаюсь стереть улыбку с лица, но не тут-то было.
— Так мы тебя слушаем, говори же! — подбадривает меня Элгуджа.
Наконец-то мне удалось содрать улыбку с лица. Я облегченно вздохнул и оглядел сотрапезников.
— Два рога — это уж слишком! — напоминает мне про алаверды Сандро.
— Перехожу алаверды к Сандро!
— Да я же умру, Нодар, — расплывается в довольной улыбке Сандро.
Я радуюсь, что верно угадал его намек.
— Этим рогом я хочу выпить знаете за что? — тщетно силюсь припомнить я задуманный тост.
Тишина.
Я грустно смотрю в тарелку. Нет, положительно все начисто вылетело из головы.
— Ну говори, говори же, мы тебя слушаем!
Это Жорин голос.
От Жоры ничего не укроется. Я энергично мотнул головой и посмотрел на Жору. И он уже хорош.
— Дорогой мой Жора, знаешь, за что мы выпьем? Ах, да, алаверды я перехожу к Сандро, — во избежание недоразумений напомнил я, ибо Жора встрепенулся и приготовился подхватить мой тост. — Выпьем за то, что мы вместе. Не дай нам бог лишиться веселья и радости, которыми полна сейчас эта прокопченная дымом очага комната. — Я стоя осушаю рог.
— Не пей хоть до дна, родненький, — теребит меня за плечо бабушка.
— Да не мешай ты ему, бабуся. Будто не знаешь, что вино улучшает состав крови! — басит Элгуджа.
Перевернув пустой рог, я подбросил его и тут же поймал на лету. В предвкушении алаверды Сандро умильно щурится, но лицо его выражает тревогу, как бы я не позабыл, что должен перейти алаверды именно к нему.
— Садись, сыночек, — тянут меня худые бабушкины пальцы.
Нану я не вижу, но чувствую, как она смотрит на меня снизу вверх.
— Бабушка Нино, — ухмыляется Элгуджа, — ты знаешь, как играют в футбол без мяча? Все снуют и суетятся — туда-сюда, туда-сюда. Сделай хоть вид, что собираешься подбросить нам на стол кое-что. Я вот свою благоверную никак не обучу без мяча играть. Да и ты, я вижу, не мастак в такой игре.
— Индюк скоро поспеет. Не нести же мне его на стол недожаренным. Наберись терпения, — разгадала маневр Элгуджи бабушка.
Между тем Жора наполнил рог и протянул его Сандро.
— Ох, вот где моя погибель, — улыбается Сандро, предвкушая тост.
— «Мравалжамиеееер…» — затягивает Жора, прикрыв глаза.
Песня сладилась. Во всяком случае, так мне кажется.
Я посмотрел на Нану. Она улыбается, значит, и вправду у нас получается неплохо.
Только мы закончили петь, а Сандро уже опрокинул пустой рог.
— А теперь черед Амирана. Вина нашему Амирану!
Я посмотрел на Амирана. Не считая Владимира и Сандро, он самый старший за нашим столом. Он прекрасно знает, что настал его черед, но все же заметно волнуется. А может, мне просто показалось? Нет, он действительно волнуется и не сводит глаз с Сандро. Но стоило Сандро протянуть ему рог, как лицо его тут же разгладилось.
Я, вне всякого сомнения, пьян. У Сандро заплетается язык — он явно вышел из игры.
— Я пойду уже, молодежь! — провозглашает Владимир, с трудом поднимаясь со стула.
Его уход нарушает течение застолья.
— Я его провожу, — опираясь на плечо Жоры, чтобы не упасть, лепечет Сандро.
— На что это похоже, друзья! — кипятится Амиран, вручая Сандро пустой рог. — Пить так пить.
Сосо сидит не двигаясь и бессмысленно улыбается в ожидании рога.
— Ты что же, совсем онемел? — допытывается у него Элгуджа.
— Дорогой мой Нодар! — торжественно лепечет Сандро. — Не забывай, сынок, своего родного села! — и тянется поцеловать меня.
Слово «сынок» он произносит с особой теплотой, подчеркивая тем самым не только разницу в возрасте, но и свое расположение ко мне.
Сандро целует меня, на глазах у него появляются слезы.
— Садитесь, уважаемый Сандро!
— Вот только провожу Владимира и тотчас вернусь.
Владимир, наверное, уже давно дома. Слезы текут по щекам Сандро.
— Не забывай своего родного села. Жаль твою бабку. Ты ведь знаешь, какая женщина наша Нино…
— Пойдем домой, горемыка, не утомляй гостя. Может, хоть сейчас догадаешься, что пить тебе уже не по плечу, — с улыбкой выговаривает ему жена.
— Не забывай своих дедов и прадедов… — всхлипывает Сандро.
Жора стоит с рогом в руке и терпеливо ждет, когда угомонятся сотрапезники. Он прищурясь смотрит на плачущего Сандро, не зная, как его унять.
— Погоди уводить муженька, индюк уже поджарился, — всполошилась бабушка.
— И завтра успеется, — отвечает Мариам, подталкивая мужа к двери.
«Моя теща завещалааа…» — слышится со двора голос удаляющегося Сандро.
— Я пойду, Нодар, — улыбаясь говорит Элене.
— Дорогая Элене, это Нана, моя Нана! — говорю я.
— Хорошая девушка твоя Нана! — улыбается Элене.
В уголках ее глаз я замечаю созревающие слезы.
Элене целует Нану в лоб и уходит.
Я опускаюсь на свой треногий стул. Комната вновь покачнулась. Я изо всех сил держусь руками за свой стул, не давая возможности опрокинуться стенам. Я исподтишка смотрю на Жору. Впервые вижу, чтобы спящий человек пил вино из рога. Потом он вдруг сел, положил пустой рог на стол и свесил голову набок.
— Готов! — говорит Элгуджа, знаками показывая Сосо, что настал его черед пить из рога.
Сосо, по обыкновению, безмолвно осушает его. Он бодрится, пытается сидеть прямо, но стоит заглянуть ему в глаза, как все становится на свои места — и этот готов.
— Хоть бы война началась, что ли, — наполняет рог Элгуджа, на этот раз для себя. — Не то осоловели ребята от безделья!
— Чтоб у тебя язык отсох! — всерьез сердится на него жена.
— Прощай, трезвость! — Он пьет вино мелкими глоточками. Посередине делает передышку, но рога от губ не отнимает. Кадык на мгновение останавливается, но тут же вновь начинает сновать вверх и вниз. Рог осушен. Тыльной стороной ладони Элгуджа с довольным видом вытирает губы и вызывающе спрашивает Амирана: — Что ты на меня уставился, или я тебе задолжал что?
— Выпей за всех святых, если можешь, и дай отдохнуть гостям! — говорит Амиран, желая подчеркнуть тем самым, что он все еще трезв.
Но Элгуджа уже не слушает его.
— «Мравалжамиееер…» — затягивает Элгуджа.
Затуманенное сознание Жоры, видно, уловило мелодию песни, и он без перехода подтянул хриплым голосом. Голова его свесилась набок, оба глаза закрыты, но он поет и во сне. И, представьте, верно поет.
Широко раскинув руки, я вступаю басом. Я уверен, что пою здорово.
Неожиданно я почувствовал, что Нанины губы приблизились к моему уху.
— Какие вы все смешные-е-е! — шепчет она.
Какая музыка может сравниться с ее мелодичным голосом, полным радости и счастья.
«Какие вы все смешные!» — слышу я, и блаженное тепло разливается по всему моему телу.
Я просыпаюсь далеко за полночь.
Со сна я не сразу догадываюсь, где нахожусь.
Над головой небо, густо усеянное звездами.
Бабушка постелила мне на балконе.
Проснулся я от холода. Одеяло сползло. С головой накрываюсь одеялом, чтобы чуть-чуть отогреться. Сон как рукой сняло, и, увы, надолго.
— Что такое, сынок? — послышалось из маленькой комнаты, и вскоре показалась бабушка.
— Ты что же, не спишь? — изумленно спрашиваю я.
— Как же я засну, когда ты каждую минуту сбрасываешь одеяло. Что с тобой сделал этот ирод. Можно пить столько вина, я тебя спрашиваю? Нашел, с кем тягаться, да он за один присест пуд вина в себя вольет!
— Да и он тоже был хорош!
— Так-то оно так, но ты ведь с дороги, устал.
Ага, значит, Элгуджа был в норме.
— Голова не болит?
— Нет, все в порядке. А где Нана?
— Она в зале спит.
Я смутно вспоминаю, что бабушка увела Нану спать, когда мы куролесили во дворе.
— Присядь, пожалуйста! — прошу я бабушку. Потом я обнимаю ее и прижимаю к груди.
Я чувствую, что в ее иссохшем теле жизни осталось не больше, чем влаги в давно опорожненном кувшине. Еще немного, и кувшин совсем высохнет. Сердце мое болезненно сжимается.
— Какая замечательная девушка Нана! Кто она, сынок?
— Просто подруга! — тихо отвечаю я и на всякий случай натягиваю одеяло на голову — а что, если Нана тоже не спит? Мне не хочется, чтобы она слышала наш разговор.
Бабушка тихо смеется.
— Ну признайся, невеста она тебе, да?
— Что, понравилась?
— Мое слово ничего не решает.
— Ну скажи, понравилась, да?
Бабушка опять смеется вполголоса.
— Чего ты смеешься?
— Сказать по совести, не по душе мне, когда женщина в брюках ходит. Но кто меня спрашивает?
Молчание.
Потом бабушка наклоняется ко мне и едва слышно шепчет:
— Пока она не разделась, я ни шагу из комнаты. Ну и фигура же у нее, не сглазить бы, красавица, да и только.
Я довольно ухмыляюсь.
— Впрочем, чего это я, старая, тебе рассказываю. Ты, поди, получше меня про то знаешь.
Не говоря ни слова, я отрицательно мотаю головой. Ведь я и вправду еще не успел увидеть ее в платье.
— У нее такие длинные и нежные пальцы, что я ума не приложу, как она мчади месить станет, — продолжает бабушка шепотом.