Леван поставил «Волгу» на асфальтированной площадке за храмом. Натия легко выпрыгнула из машины.
Леван глядел ей вслед. Натия заметила это.
— Не смотри так.
— Извини, сейчас вырву непослушные глаза.
— Ну, это уж чересчур!
Двор храма был заполнен туристами. На груди у каждого висел фотоаппарат. Поминутно раздавались щелчки.
— Храм вблизи совсем не производит такого впечатления, как от Мцхеты. Оттуда он кажется грандиозным, — удивилась Натия.
— Так и задумано. Его построили здесь, чтобы люди смотрели на него из Мцхеты.
— Зачем же сюда поднимаются?
— Чтобы отсюда увидеть Мцхету.
— Я в восторге от твоих способностей гида. Посмотри лучше, что за вид!
Натия села на большой камень у края скалы. Внизу раскинулась Мцхета. Лес уже начал желтеть.
— Отсюда Мцхета похожа на театральные декорации.
— Может быть. Последний раз я был в театре четыре года назад. Пошел ради своего родственника. Он получил роль, и мы были на премьере.
— Какую роль? — заинтересовалась Натия.
— Он кричал из-за кулис: «Идут, идут!» Ну, а второй раз ему дали сравнительно приличную роль.
— Надеюсь, она была не менее серьезной, — улыбнулась Натия.
— Он играл третьего таракана в какой-то сказке.
— Хоть бы первого таракана дали сыграть. — Натия хохотала. — А что он сейчас делает?
— Работает в театре начальником пожарной охраны… Да, Натия, мне изменяет память: я уже объяснился тебе в любви?
— Кажется, да.
— А что ты ответила мне?
— К сожалению, я забыла!
— Неужели не вспомнишь?
— Постараюсь.
Вдруг они умолкли, кругом было очень тихо. Они огляделись — туристы ушли, во дворе храма они были одни. Глаза их встретились. Натия вздрогнула. Только сейчас она почувствовала, что он совсем рядом.
Они молча смотрели друг на друга. Но вот внизу промчался поезд, глухой стук колес вывел их из оцепенения. Сердце Левана бешено колотилось. Волосы Натии касаются его щеки. Он чувствует ее дыхание.
«Поцеловать? — думал Леван. — Нет, нет, нельзя. Ни в коем случае нельзя».
Леван вскочил и отошел к краю площадки. Натия вздохнула с облегчением. Что-то осталось невысказанным и незапятнанным. Чувство благодарности овладело девушкой и затаилось в ее сердце.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Бригадир шихтового двора Валико Азарашвили возвращался домой расстроенным. С заготовкой металлолома дело не ладилось. План трещал по швам. В конце смены он заглянул в мартеновский цех к своему приятелю, сталевару. Его не оказалось на месте. От этого настроение испортилось еще больше.
«Черт побери, где его носит!» — думал мрачный Азарашвили.
Шел по заводу, глядел на столбы, металлические конструкции, идущие навстречу паровозы и думал: «Все бы это в утиль!»
А когда поравнялся с изложницами, остановился и просто глаз от них оторвать не мог.
«Боже мой! Уйма какая, не сосчитать! Ко мне бы их, на шихтовый двор», — усмехнулся Валико и достал папиросы.
Небо над его головой было угрюмое, почти черное. «Надо поскорее идти домой. Того и гляди дождь припустит».
Заспешил, но вдруг снова остановился. Странная мысль мелькнула в голове. Он оглянулся и опять уставился на изложницы.
— Нет, нет! Что я, с ума спятил? — сказал он вслух и решительно двинулся к проходной, но идея уже перестала казаться нелепой.
Он остановился, постоял в нерешительности, потом махнул рукой и широко зашагал обратно. Вот и разбросанные в беспорядке изложницы.
«С ними, пожалуй, не справиться, а вот надставками мы могли бы загрузить целый состав. Нам хотя бы пятьдесят штук». Валико огляделся вокруг, испугавшись, что его мысли кто-нибудь мог подслушать. Кругом не было ни души.
«Состав я подгоню сюда. Четырех рабочих, пожалуй, хватит…»
Не успел Валико все прикинуть, как хлынул ливень.
«Погодка! Лей, лей, чертов дождь. Видно, и погода со мной заодно».
Валико добежал до навеса. И здесь не было никого. Дождь неистово барабанил по железной крыше.
«Надставки мы разобьем электромагнитом и первой же порцией загрузим в печи. Здесь их столько лежит без дела, что никто этого и не заметит».
Дождь лил из темной, хмурой тучи, как из дырявого ведра.
— Черт побери, конца ему не видать! — проворчал Валико и, перепрыгивая через лужи, побежал к себе, не забыв и на этот раз удостовериться, что никто его не видел.
Добежав до шихтового двора, он вынул платок и тщательно вытер мокрые волосы. «Лей, лей, не переставай, — приговаривал Валико про себя, — хоть всю ночь лей».
Рабочие удивились, снова увидев бригадира. Никогда он не являлся в цех так поздно.
Азарашвили поглядел на ребят, поразмыслил и подозвал одного из них — плотного, рыжего…
Начальник двора изложниц Амиран Абуладзе пришел на завод ранним утром. Оглядел свое хозяйство, и что-то ему не понравилось, вроде бы что-то было не так. Но что? Он внимательно огляделся, подошел к тому месту, где были недавно сгружены надставки. Ему показалось, что их стало меньше, и он принялся пересчитывать. Не хватало сорока штук. Абуладзе не верил своим глазам.
«Куда они могли деться? Это невозможно. Я, наверное, ошибся, — подумал он и снова принялся считать. — Точно. Не хватает сорока надставок. Ни больше, ни меньше… Может быть, их перевезли в другое место? Но кто и зачем мог это сделать? Нет, не может быть! Какому дьяволу они понадобились?»
Он снова обошел весь цех и двор, тщательно проверяя свое хозяйство. Нигде никаких признаков сорока громадных надставок…
И вдруг в сознании всплыл недавний разговор в завкоме, где Азарашвили разносили в пух и прах за невыполнение плана по металлолому.
«Ах ты сукин сын! Так ты план выполняешь! Ну погоди, я тебе покажу!»
Амиран побежал, размахивая на ходу руками, и вдруг остановился на полпути.
— Куда я спешу, дурак, — горестно рассмеялся Абуладзе. — Если он сумел украсть, так уж, наверное, догадался их в первую очередь переплавить! Пожалуй, не стоит идти. Если я покажусь на шихтовом дворе, он сразу сообразит, что я смекнул, в чем дело. Пошлю кого-нибудь из своих рабочих, пусть разведают, может быть, набредем на какой-нибудь след. А пока помолчим. Он успокоится и подумает, что мы, идиоты, ничего не заметили. И тогда, наверное, снова сунется…
Амиран вернулся к себе и вызвал бригадира.
— Здорово! — рявкнул Амиран.
— Здравия желаю, — ответил бригадир, не скрывая своего удивления. Ему никогда не приходилось видеть начальника цеха, тихого, обходительного человека, в таком возбужденном состоянии.
— Ничего не заметил сегодня во дворе?
— А что случилось? — Бригадир забеспокоился.
— Разиня ты несчастный! Тебе двух гусей доверить нельзя, не то что такое хозяйство! Где новые надставки, хотел бы я знать?
— Вот они, — махнул рукой бригадир.
— А ну-ка пересчитай! Ты знаешь, сколько их?
— Конечно.
— Только глаза умеешь таращить. Иди считай. Иди, иди, я подожду.
Бригадир отправился к надставкам. Пересчитал их, повернул к Амирану удивленное лицо и снова принялся считать.
— Сорока штук недостает.
— Вот так!
— Да кому они нужны, эти надставки проклятые!
— А это тебе мог бы объяснить Валико Азарашвили.
Стоило упомянуть Азарашвили, и бригадир все понял.
— А теперь слушай, что я тебе скажу. На шихтовый двор пошли кого-нибудь, кого там не знают. Ясно? Пусть хорошенько посмотрит. И если наткнется на наши надставки, чтобы немедленно тебе сообщил. Конечно, он ничего там не найдет. Этот подлец все давно переплавил. Но мы все же проверим. И никому ни слова! Слышишь? Предупреди парня, которого пошлешь. Пусть наберет воды в рот. Лучше всего пошли Черного Гогию… Ну, попадешься ты мне, Валико! Я покажу тебе, где раки зимуют!
Амиран пошел к главному инженеру. У листопрокатного цеха заметил машину Георгадзе. Значит, он здесь…
— Что с тобой, парень? Ты почернел весь, — сказал Георгадзе, глядя в бледное, взволнованное лицо Амирана.
— Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.
— Я могу выйти, — сказал начальник цеха.
— Нет, останься. Мы ведь закончили. Я сейчас иду, — бросил он Амирану, поняв, что тот ничего хорошего сообщить не собирается. — Составь счета, — сказал, вставая, главный начальнику листопрокатного, — и к концу дня заходи ко мне.
Когда вышли во двор, Георгадзе нахлобучил старую, знакомую всем соломенную шляпу.
— Ну, выкладывай.
— С чего и начать-то, не знаю. Ну, прихожу сегодня утром во двор и обнаруживаю — нет сорока надставок. Ночью их кто-то украл.
Главный инженер сперва засмеялся и посмотрел на Амирана так, будто тот спятил. Потом вдруг закричал:
— Что ты мелешь? Пьяный или с ума сошел?
— Товарищ главный инженер, мне не до шуток.
— Кто работал в ночной? Всех до единого под суд отдам! И тебя сниму, — Георгадзе резко повернулся к Амирану, — и тебя по головке не поглажу! Как это можно — сорок надставок из-под носа унесли. Каждая по полтонны! Куда твои глаза глядели? Позор! Позор!
Амиран подождал, пока главный отбушует, а потом тихо сказал.
— По-моему, сейчас не стоит поднимать шума.
— А что же прикажешь делать?
— Я знаю, кто это. Но надо подождать. Ты подозреваешь кого-нибудь?
— Я знаю точно. Это мог сделать только Валико Азарашвили. У него с металлоломом плохо, план не выполняет.
— Пожалуй, ты прав… Сейчас же вызывай милицию.
— Михаил Владимирович, не надо. Надставки уже давно загружены в печь. Их не вернешь.
— Что же, спустить ему это?
— Да нет. Надо сделать вид, что мы не заметили. Он наверняка снова сунется. Только теперь ждать будем…
— А кто-нибудь, кроме тебя, об этом знает? — План Амирана понравился главному инженеру.
— Знает бригадир.
— Предупреди, чтобы молчал.
— Об этом не беспокойтесь.
— А если они не будут больше красть?
— Будут. А в суд подать никогда не поздно. Улик-то ведь у вас нет.