— Выпить есть что-нибудь? — спросил Леван.
— Шампанское!
— Поскорей.
Он был утомлен, взвинчен, кружилась голова, лицо горело. Ему нужны были отдых и спокойствие. Поэтому он по старой памяти и устремился в дом Миндадзе. Очень хорошо сознавая, что Миндадзе обижены на него, он понимал, что они все равно станут перед ним заискивать, что он окунется в атмосферу тепла и ласки. Сегодня это ему было особенно нужно — после всего, что наговорили ему товарищи.
Пока Маринэ ходила за шампанским, он обнял Миранду.
— Сядь поближе, если хочешь, чтобы я хоть раз поцеловал эту жирную шею. — Леван заглянул ей за вырез и одобрительно воскликнул: — Ого-го!
— Ну, ну, хватит! — смеясь отбивалась Миранда.
— Нет, что правда, то правда, я все-таки азиат, люблю дородных женщин!
Только теперь девушки окончательно поняли, что Леван пьян, но Маринэ уже несла охлажденное шампанское. Леван взял у нее бутылку. Девушки в ожидании хлопка закрыли глаза и отвернулись, но Леван открыл бутылку беззвучно.
— Ловкость рук, — сказал он и разлил шампанское в высокие бокалы. — Прошу вас! — И вдруг повернулся к Маринэ. — Ты почему не села со мной рядом? Сейчас же иди сюда!
Леван хлопнул по креслу, и Маринэ не заставила просить себя дважды.
— Вот так! А теперь пейте! — Леван осушил бокал.
— Я не могу. От шампанского у меня портится настроение! — сказала Миранда.
Леван пристально посмотрел на нее.
— А ты знаешь, в каком я сегодня настроении? Не знаешь? Тем лучше. Но я хочу, чтобы у вас у всех было плохое настроение. Поэтому пейте.
Леван поднял бокал и протянул его Миранде. У него в эту минуту было такое лицо, что Миранда не посмела отказаться и взяла бокал, многозначительно переглянувшись с Лелой. Она была уверена, что плохое настроение Левана связано с Натией. Лела поняла подругу и подмигнула в ответ.
Леван взял другой бокал, поднес его к губам Маринэ, свободной рукой обнял ее за плечи и повернул к себе. Маринэ изогнулась, как кошка, ей было приятно его прикосновение, она полузакрыла глаза и медленно выпила. Леван поставил пустой бокал на стол и поцеловал ее.
От шампанского у Миранды заблестели глаза, у Лелы порозовели щеки. Маринэ ликовала, она не могла скрыть своей радости. Смотрела Левану в глаза и думала, что сегодняшний его приход стараниями Миранды и Лелы завтра станет известен всему городу два-три «приятных» сообщения дойдут и до Натии…
«Что это сегодня, как назло, не приходят гости? — думала Маринэ. Она хотела, чтобы все узнали, что Леван Хидашели вернулся. — Странно, почему он в таком плохом настроении? Может быть, с Натией у него не ладится?»
Леван заставил всех допить шампанское до конца, а потом открыл еще бутылку. Через некоторое время у Миранды лихорадочно засверкали глаза. Лела хохотала без причины, узкая юбка Маринэ вызывающе вздернулась. Смелый вырез глубоко открывал ее грудь, в ложбинке блестел маленький золотой крестик.
— Мне кажется, недурно было бы распить еще одну бутылку, а?
— Леван, прошу тебя, больше не надо! — взмолилась Маринэ.
— Тогда поехали за город!
— Прокатимся! — согласились все.
Леван встал.
— Я жду вас в машине.
Леван вышел на улицу и с наслаждением подставил лоб свежему, прохладному ветерку. Сегодняшней катастрофы как не бывало. Он сел в машину, включил мотор. Вскоре показались девушки. Маринэ села рядом с ним. Миранда и Лела — на заднее сиденье. Они проехали проспект Важа Пшавелы и свернули на перегон Ваке — Сабуртало.
— Леван, дай послушать что-нибудь! — попросила Лела.
Он включил приемник и правой рукой обнял Маринэ.
— По-моему, мы здесь совершенно лишние, — прошептала Миранда. Лела кивнула и громко попросила:
— Высади меня у моего дома, Леван, что-то голова разболелась.
— Я тоже выйду вместе с тобой, — сказала Миранда.
Леван и Маринэ поняли, что девушки нарочно оставляют их вдвоем, но смолчали.
— Утром позвоните! — только крикнула девушкам вдогонку Маринэ.
— Куда ехать? — спросил у нее Леван и развернул машину.
— Куда ехать? — задумалась Маринэ. — Давай поднимемся к Цхнети к Гюли Ткешелашвили.
— Давай! — согласился Леван.
Скоро они выехали за город. По радио передавали какую-то приятную мелодию. Леван правой рукой по-прежнему обнимал девушку, снимая руку только на поворотах, чтобы перевести скорость. Маринэ тихо подпевала мелодии, глаза ее лукаво блестели.
Когда они поднялись в Цхнети, Маринэ выпрямилась, поправила волосы.
— А где дом Гюли? — спросил Леван.
— Да ну ее, Гюли. Мне теперь не до их церемоний.
— Куда ж тогда ехать?
— Куда хочешь…
Леван посмотрел на девушку: глаза полузакрыты, губы таинственно улыбаются. «Какой я идиот», — подумал он и, выжимая скорость, устремился в Бетанию. Маринэ молчала. Она догадалась, что они свернули с дороги, но не проронила ни слова. Она все обдумала.
Леван завел машину в дубняк, остановил ее и выключил фары.
Лес освещала бледная луна. Дубовые листья отливали серебром. Глубокую тишину иногда нарушал собачий лай, доносившийся из Бетании.
Леван повернулся к Маринэ. В темноте сверкнули ее глаза. Он медленно нагнулся, обнял девушку и поцеловал в губы. Рука его скользнула по шелку…
Утром Левана разбудил резкий звонок. Он стукнул по будильнику, но звонок повторился. Значит, кто-то стоял за дверью. Леван сунул голые ноги в кеды.
— Кто там? — сонно спросил он и открыл дверь.
Перед ним стоял Платон Миндадзе.
Не дожидаясь приглашения, он вошел в комнату. У Левана в голове молнией промелькнул вчерашний вечер. Он понял, что попался. История с Арчемашвили выглядела мелкой неприятностью по сравнению с тем, что мог учинить Миндадзе.
Даже не извинившись, Леван схватил одежду и заскочил в ванную. Открыл воду, но мыться не торопился — выигрывал время. Мысли теснились в его голове. Он попал в западню, выхода не было. Он машинально подставил под струю сначала одну руку, потом другую. Нехотя умылся. Миндадзе приперли его к стенке, но все-таки он должен выйти из положения достойно.
Леван посмотрел в зеркало. Почувствовал презрение к самому себе — на него глядел побежденный, одураченный мальчишка. Обозлившись, он плюнул на свое отражение в зеркале, плюнул на Левана Хидашели, которому оставалось только одно — жениться на Маринэ. «Если я когда-нибудь сумею выбраться из этого тупика, я покажу всем! Снова расправлю крылья!..» Он не мог поступиться своими планами. Дело требовало жертв. Ради намеченной цели он вынужден был поступиться самолюбием, любовью, Натией…
Леван отвернулся от зеркала, быстро оделся и вошел в комнату.
Платон сидел на стуле, разглядывая портрет Натии. Лютая злоба закипела в груди Левана. Внезапно ему захотелось стукнуть Миндадзе стулом по голове, но он сдержался.
Лицо его сразу посерело и осунулось. Леван неторопливо достал сигарету и неторопливо закурил, как бы говоря Платону: да, вы меня поймали, но я все-таки Леван Хидашели!
— Что побеспокоило вас так рано, на рассвете, уважаемый Платон? — насмешливо спросил Леван.
— Ты знаешь, я не люблю болтать зря, — холодно начал Платон, — знаешь и то, чем вызван мой приход. Я хочу узнать твое решение. А потом уже буду действовать, не теряя ни минуты…
— Я сейчас выхожу в смену. Смена кончается в четыре. В семь вечера я буду у вас и попрошу руки Маринэ. Хочу заранее надеяться, что вы не откажете.
Платон спокойно выслушал Левана, хотя не ожидал такой легкой победы. Он был умен и понял, что у Левана что-то неладно, иначе он не сдал бы так быстро свои позиции.
Тем не менее Миндадзе счел переговоры законченными, встал, снова задержался взглядом на портрете Натии и ушел, хлопнув дверью. А Леван еще долго сидел на стуле посреди комнаты, пока не зазвонил будильник. Он вздрогнул, схватил часы и бросил их об пол. Потом открыл дверь и бегом, словно опаздывал куда-то, помчался вниз по лестнице.
В цехе никогда еще никто не видел Левана таким унылым. Он ходил, опустив плечи, и лицо его точно постарело. Настроение немного улучшилось, только когда он узнал, что представлению к званию Героя вся эта история не помешает.
На оперативном совещании он отозвал Арчила в сторону и спросил о Лексо Арчемашвили. Арчил только рукой махнул. Врачи еще не дали окончательного, твердого ответа, но ногу, видимо, все-таки не ампутируют. Потом он достал конверт, полный денег, и вернул его начальнику смены.
— Не принял; просил передать, что он и так благодарен вам.
Леван застыл, потом, вдруг испугавшись, чтобы никто не заметил его растерянности, быстро спрятал конверт в карман.
На место Лексо Арчемашвили выдвинули его помощника — маленького светловолосого парня, Гигу Лолашвили. Васо Хараидзе крутился около, помогал новому сталевару.
На Хидашели теперь действовало все, раздражали малейшие неполадки. Он заметил, что помощник сталевара шестой печи работает точно спросонья, то и дело отдыхает, облокотившись на лопату. Леван подбежал к нему, схватил за воротник и повернул к себе.
— Что ты стоишь подбоченившись, твою…
Удивленный сталевар уставился на Левана, ничего подобного он не ожидал от начальника смены. Даже не мог себе представить, что Хидашели умеет так злиться. Молча взял лопату и принялся за дело.
— Чего глаза вытаращил, он со вчерашнего дня расстроен! — сказал товарищ помощнику сталевара, когда Хидашели ушел.
Леван понял, что совершал ошибку за ошибкой, но не в силах был овладеть собой. Потом он бросился в кабинет. Закрылся и не выходил целый час. Боролся с собой, старался успокоиться. Уткнувшись в стол, думал о многом. Он искал выход, его одолевали тяжелые мысли.
«Нужно взять себя в руки, — думал он, — все это мелочь. Главное, что звание Героя спасено. Все образуется, все будет хорошо. Я еще покажу им, кто такой Леван Хидашели».
Он больше не думал о Натии, вернее, он не хотел думать о ней. Знал, что она потеряна для него навсегда.