Вот над этим и размышляет молодой ученый.
Что-то проникло в электроскоп. Это «что-то», ну, допустим, частица, должно обладать огромной энергией, иначе оно не сможет преодолеть надежную изоляцию.
Что за энергия одолела столь серьезное сопротивление? Кто знает, может быть, сверхэнергичные и всепроникающие частицы и в эту вот минуту пронизывают окружающее, в том числе и сухощавую фигуру молодого исследователя?
Молодой физик вспоминает, что и другие ученые отмечали подобное явление, но почему-то, не придав ему никакого значения, предали забвению.
«Что же все-таки происходит?» — этот вопрос не дает ему покоя.
По его распоряжению электроскоп помещают в герметически закупоренную камеру с нейтральными газами. Изолированность и герметичность камеры не вызывают сомнения.
Ассистенты и лаборанты неохотно, но добросовестно исполняют распоряжение начальника. Они не понимают цели этого сомнительного эксперимента: «Подумаешь, разрядился электроскоп! Наверное, он был плохо изолирован, вот и проникла в него заряженная частица и разрядила пластинки».
«Но если допустить, что электроскоп был изолирован надежно? Что тогда?»
Проходит время. И вновь электроскоп разряжен. Пластинки, вне всякого сомнения, опущены — это прекрасно видят начальник и научные сотрудники лаборатории.
«Какая-то огромная сила без труда преодолевает герметичность камеры и свободно проникает сквозь ее стенки».
Начальнику лаборатории этот факт говорит о многом. Интуиция экспериментатора подсказывает ему, что он имеет дело с каким-то таинственным явлением.
Да, его сотрудники убедились в том, что некая сила действительно проникла в герметическую камеру и разрядила пластинки электроскопа. Ну и что из того. Ведь подобные явления наблюдались не раз. Зачем из-за известного уже явления бить в колокола? Если этим явлением никто не заинтересовался раньше, значит, так тому и быть. Их заключения лишены дерзости и романтизма.
«Давайте подойдем трезво к случившемуся факту. Вообще-то ничего необычного не произошло, — говорят они, глубоко убежденные в своей правоте. В их тоне легко угадывается ирония по адресу молодого коллеги. — В герметическую камеру без труда проникают рентгеновские лучи и радиоактивные излучения. А этого вполне достаточно для ионизации нейтральных газов».
«Вы совершенно правы, — мысленно спорит с ними молодой ученый. — Но скажите, откуда берутся эти самые лучи?»
«Это же проще простого! — не задумываясь парируют ученые мужи. — Наверное, существуют неизвестные нам естественные источники излучений».
Бессонные ночи.
Копание в книгах.
И забытая проблема вновь извлекается на солнечный свет.
Да, это странное явление было отмечено еще на заре века. Возникло предположение, что сверхактивные частицы берутся из глубин земли. Но затем оказалось, что они пожаловали к нам с неба. Там, за облачной пеленой, на высоте пяти тысяч метров ионизация камеры происходила в тридцать раз сильней.
Потом проблема отошла на задний план. Уровень науки и техники того времени не позволял ее решить. Невиданное развитие физики после первой мировой войны поставило перед учеными другие проблемы.
«Факт остается фактом. Лучи идут из атмосферы. Но ведь из атмосферы могут идти и лучи рентгеновских и радиоактивных элементов?»
Целую неделю не появлялся в лаборатории молодой ученый. Он бесцельно ходил по комнате, валялся в постели, часами смотрел в потолок. Но мысли его блуждали в неведомом мире, в котором он стремился обнаружить нечто, туманно брезжившее в его сознании.
Ищущий ученый чувствует и понимает существующее, уже открытое и канонизированное, но… еще кое-что сверх того.
«Где начальник лаборатории?» — надрывалась телефонная трубка.
«Начальник лаборатории думает», — иронично отвечали сотрудники.
Да, начальник лаборатории думал. Его интуиция получила таинственный импульс. Но теперь необходимо этот импульс расшифровать.
«Разрядка пластин электроскопа может и впрямь являться результатом действия рентгеновских и радиоактивных частиц, излучаемых неизвестным естественным источником. Но почему не предположить, что существуют и другие сверхсильные частицы?»
Начальник лаборатории не находит себе места.
«Может ведь быть, что наши тела, наша планета пронизаны частицами фантастической энергии, испускаемыми совершенно неизвестными нам источниками?»
Молодой физик чувствует, как крепнет и набирает силу первоначальный импульс, сообщенный ему интуицией. Он уже убежден, что существует некий третий источник сверхмощных излучений. Для того чтобы доказать его существование, необходимо исключить из проблемы рентгеновские и радиоактивные излучения.
Колоссальной энергией заряжается тело молодого физика, ураган самых невероятных и причудливых идей захлестывает его существо.
А в саду маленький мальчик упорно учится ходить. Мама хочет, чтобы ее сыночек стал врачом, отец — инженером. А мальчик ступает себе по земле и радостно визжит. Отец по-прежнему сидит на голубой скамейке и не сводит глаз с малыша, судорожно цепляющегося за мизинец матери. Я никогда не мог себе представить, что таким вот молодым человеком был в кои веки и мой отец.
Начальнику лаборатории не терпится начать эксперимент, и притом сейчас же, сию минуту. Но в жилах молодого физика течет кровь интеллигента в четвертом поколении. И он громадным напряжением воли усмиряет бушующие в нем страсти. Он неторопливо и тщательно бреется, поправляет в зеркале галстук, застегивается на все пуговицы.
В лаборатории никто ни разу не видел его неряшливым. Ни разу, каким бы уставшим и издерганным он ни был, не потерял он присущих ему благородства и выдержки. Ни разу не позволил себе сказать резкого слова своим многочисленным оппонентам, не особенно церемонящимся с молодым начальником.
Теперь необходим эксперимент. Начальник лаборатории ждет не дождется, когда же удастся исключить из игры излучение радиоактивных и рентгеновских элементов. Он непреклонно убежден в существовании третьего источника. Глубокое внутреннее волнение проглядывает на его побледневшем лице и в лихорадочном блеске глаз. Но движения его по-прежнему неторопливы, отношение к сотрудникам уважительное и добросердечное.
Но глаза? А дрожь в тонких пальцах? А минутные отключения?
Все прекрасно чувствуют, какой дорогой ценой даются начальнику лаборатории внешнее хладнокровие и выдержка.
Постепенно и неуклонно его вера передается всем сотрудникам лаборатории, его превосходство приобретает совершенно зримые формы. Проблема, выдвинутая им на передний план, становится весьма реальной и значительной.
Камеру, в которой поместили электроскоп, окружили плотной свинцовой стеной. Толщина стены была рассчитана заранее, с тем чтобы она могла противостоять воздействию рентгеновских и радиоактивных излучений.
Всех охватило удивительное волнение. Даже записные скептики и те с неослабным напряжением ожидали результата эксперимента.
Если пластинки электроскопа не разрядятся, тогда вопрос ясен: причина разрядки заключается в рентгеновских и радиоактивных лучах, испускаемых неизвестным естественным источником. Отпадут иные предположения, страсти улягутся, и по истечении некоторого времени о них даже не станут вспоминать. Ибо рентгеновские и радиоактивные лучи известны давно, а все разговоры о других источниках излучений — плод досужей фантазии.
Симпатичный, подтянутый начальник лаборатории внешне абсолютно невозмутим. Он, по обыкновению, учтив, уважителен и внимателен к окружающим. Но иногда он вдруг отключается и взор его блуждает где-то далеко отсюда.
— Может, вы позавтракаете? — неловко переспрашивает лаборант, ибо на первый свой вопрос ответа он так и не дождался.
— Вы что-то сказали? — мило улыбается ученый, но взор его по-прежнему отрешен. Улыбка — всего лишь врожденный рефлекс вежливости. Только отрешенный взор неопровержимо свидетельствует о максимальном напряжении его интенсивно работающего сознания.
— Может, вы позавтракаете?
— Позавтракать, говорите? А который час?
Вот он уже на земле.
Все молча завтракают.
А если и говорят, то почему-то полушепотом.
«А вдруг и вправду разрядятся пластинки электроскопа», — не выходит из головы настырная мысль.
Что потом?
Они прекрасно знают, что будет, если пластинки электроскопа действительно разрядятся. Они окажутся перед лицом совершенно неизвестного явления. Само собой разумеется, что до поры до времени никто не будет знать природы и сущности этого явления. Подтвердится лишь факт его существования.
Но когда явление реально, уже можно думать над расшифровкой его сущности.
Для эксперимента было вполне достаточно десяти часов, но начальник увеличил его время до тридцати.
На протяжении этих тридцати часов никто не покидал лабораторию. Сидели и ждали, что произойдет. И руководитель, и его сотрудники были молоды. До сих пор их научная жизнь шла по обычному руслу, и ни одна серьезная проблема еще даже не возникала перед ними. Лишь теперь почувствовали они, что стоят на пороге значительнейшего события своей жизни. За что бы они ни брались, все валилось у них из рук, ибо одна-единственная мысль целиком поглотила их существо: «А что, если пластинки электроскопа действительно разрядились?»
Они слонялись по мрачным коридорам лаборатории, а в комнаты входили на цыпочках. За все время эксперимента не было сказано громкого слова. Не сговариваясь, они следовали какому-то неписаному правилу, но откуда оно взялось, никто бы не взялся объяснить.
Последний час до предела усилил напряжение. Все, как по команде, уставились на стрелки часов, но время словно остановилось. Тишина стала физически ощутимой.
Потом уже никто из них не мог вспомнить, как пролетели последние пять минут, никто не мог восстановить в сознании, что чувствовали, о чем думали они, вскрывая свинцовую стену.
Пластины электроскопа были разряжены.
Нет, это не обман зрения — тоненькие пластины электроскопа опущены.