– Слушайте, мужики! По-человечески сказать не можете, зачем я вам?
Полицейские переглянулись.
– Не имею полной информации. А если б и была, не имею права разглашать. – медленно произнес Денежкин. – Поэтому я вам не скажу, а вы, соответственно, сейчас ничего не услышите.
Он переглянулся с сержантом.
– Ладно… Я ничего вам сейчас не скажу, а вы ничего не услышите… Вам известна гражданка Шатрова?
– Какая еще Шатрова? – удивился Мышкин. – Откуда взялась? Что ей надо от меня?
– Ей уже ничего не надо, – ответил Денежкин.
Громила мотнул бритой башкой:
– «Ничего теперь не надо ей, никого теперь не жаль!» – бухнул он. – И кранты!
Что-то дикое показалось Мышкину в неожиданном цитировании романса Вертинского «Ваши пальцы пахнут ладаном».
– И коньяка «хеннеси» тоже не надо, – добавил жути капитан.
– При чем тут «хеннеси»? – встревожился Мышкин.
– Да ни при чем, – ответил капитан. – Просто к слову пришлось. Я его и не пробовал никогда. А вы?
Мышкин не ответил. Он уставился неподвижным взглядом на большой морской термометр на стене. Красный спиртовой столбик застыл у цифры 36.
– Вы про какую Шатрову?.. – наконец, тихо спросил он.
– Шатрова Марина Михайловна, проспект Шверника, дом шесть, квартира восемнадцать.
– И что Марина Михайловна? – голос Мышкин дрогнул.
– Уже ничего, – ответил капитан. – И вы, очевидно, были последним, кто ее видел перед смертью.
– Да что вы такое несете? – ошарашено произнес Мышкин. – Какая такая смерть? Кто умер?
– Вы не расслышали?
– Не расслышал! И не понял! При чем тут Шатрова?
– При том, что Шатрова Марина Михайловна убита.
– Вы с ума сошли! – крикнул Дмитрий Евграфович. – Это невозможно! Она не может умереть!
Идет расследование, возбуждено дело, – сочувственно вздохнул капитан. – Следствию нужна ваша помощь. Так что же, Дмитрий Евграфович? Поедем?
Мышкин не шевельнулся.
– Да не расстраивайтесь так заранее, – сказал капитан. – Конечно, неожиданно. Такое происходит всегда неожиданно. Все мы думаем: такое с кем угодно может случиться, только не с нами.
Мышкин окаменело молчал.
– Знаете, давайте не будем торопиться с переживаниями, – предложил капитан. – Ведь еще не факт, что убийство. Очень много неясностей. Следствие рассчитывает на вашу помощь. Да и у нас ошибки всякие бывают. Даже большие. Сами понимаете: наша служба и опасна, и трудна. Бывает, человек вроде тот, а адрес или год рождения – не тот. Или отчество другое. Начинаешь разбираться, а потом выясняется, зря людей тревожили.
Мышкин поднялся, достал из буфета валерьянку и вылил в рюмку весь флакон. Выпил одним глотком, запил из-под крана.
– Вот тут у нас арестовали одного парня, – продолжил Денежкин. – По фамилии Кошкин. Он, понимаете, захватил в собственность ночной клуб с подпольной рулеткой. Казино – незаконное, в подвале, дверь железная. Охрана – сплошь бывший ОМОН. И два страшных пса – доберманы. В общем, солидная была точка, серьезные люди туда ходили. Прокурор, вице-губернатор, два генерала полиции, главный смотрящий от воров в законе и даже очень известный киллер. Самое интересное, что хозяином казино был папаша того парня, Кошкина. Короче, захват чужого бизнеса. По-научному, значит, «рейдерство». Представляете? Кто-то несколько лет ишачил, делал фирму, ни сна, ни отдыха. А когда баксы закапали, приходит отморозок и говорит: «Было твое – стало мое!» Так он, Кошкин, не только бизнес украл у родного папаши, он своего родителя еще и завалил двумя выстрелами из глока.
– Из вальтера, – влез сержант Бандера.
– Субординация! – прикрикнул капитан Денежкин. – Старшего по званию перебиваешь. Сколько учить? Тут тебе не воровская сходка, сержант Бандера, а господин Мышкин – не вор в законе. Понял-нет?
Сержант растопырил пальцы веером.
– Поня́л, гражданин начальник! Поня́л.
– Значит, из глока папашу погасил двумя выстрелами, потом его секретаршу, которая папаше секс делала после работы. Потом еще и главбуха – до кучи. В общем, взяли, убийцу, упаковали и в СИЗО на Литейный. Он – в несознанку: дескать, ничего не знаю, ничего не видел, папаша мой вообще в другом городе живет, к тому же два года как помер. Прессовали мужика полтора месяца. Упрямый оказался. Потом стал постепенно признаваться, пошел на сотрудничество со следствием, расследование пошло, как по маслу. Обвинительное заключение готово, Кошкин ознакомился, все подписал… Суд через два дня. Как вдруг буквально за пять минут до процесса следователь случайно обнаружил, что им не Кошкин был нужен, а Кишкин! В буквочке ошибка, в одной буквочке! Представляете, Дмитрий Евграфович? Надо выпускать Кошкина. А как тут выпустишь? Много уже наработали. В общем, совершил Кошкин попытку к бегству. И прямо в СИЗО, не отходя от кассы, получил девять грамм в затылок.
– А Кишкин? – машинально спросил Дмитрий Евграфович.
– А что Кишкин? – пожал плечами капитан. – Гуляет. До сих пор ищут. Так что всякое бывает! Вы не волнуйтесь заранее.
Мышкин съежился на стуле.
– Да не переживай, брателло! – сержант Бандера приятельски похлопал Мышкина по плечу.
Сочувственно-угрожающие байки капитана Денежкина Мышкин мог еще вытерпеть, но не лапу Бандеры.
– Никуда я не поеду! – он вскочил. – Никуда! Или несите постановление суда.
Громила дернулся, но капитан жестом остановил его.
– Совершенно справедливое требование, – согласился Денежкин. – Только вот все судьи сейчас спят. Надо ждать до утра. А зачем? Я ж вам русским языком сказал: никакого ареста, привода, никаких мер пресечения. Вы добровольно с нами согласились ехать.
– Не поеду! – отрезал Мышкин, тяжело дыша.
Денежкин удивился.
– Смотри-ка, сержант Бандера! – весело заговорил он. – Он что – псих? Или пыльным мешком из-за угла двинутый? Ты, что ли, его мешком из-за угла шарахнул? Признавайся, если не хочешь, чтоб тебя до ефрейтора понизили!
– Не-е-е, – обиделся Бандера. – Он сам себя.
– Наверное, ты все-таки прав, сержант. С ним надо ухо востро. А то ведь может сам себе и ребра переломать. Или башку проломить. Или из окна выпасть. А то и застрелиться к чертовой матери при попытке к бегству. А? Может?
– Такой может, – согласился Бандера. И добавил: – А то еще и почки сам себе отобьет, потому как полицию не любит. И следов не оставит, только кровью будет мочиться целый месяц.
– И опять ты прав, Бандера, – грустно сказал Денежкин. – И как его удержишь? У нас не получится.
Громила гмыкнул, а Денежник вдруг схватил Мышкина за большой палец и, ломая, резко дернул вниз. Мышкин взвыл, выгнулся за пальцем, но капитан не отпускал и нажимал сильнее. Мышкину понял, что кость сейчас треснет.
– Пусти! – сдавленно крикнул он. – Пусти, сломаешь!..
– А я-то причем? – удивился Денежкин. – Разве я тебя трогаю? А, сержант?
– Так это он сам себе палец ломает! – возмутился Бандера. – И не удержать здоровенного такого… Потом на нас будет всё сваливать, клеветать на органы.
– Не получится у него, – повеселел Денежкин и отпустил Мышкина. – Береги пальцы! И почки тоже.
– Все равно не поеду, – угрюмо выдавил из себя Мышкин. – Ордер давайте.
– А, вот оно что! – протянул Денежкин, будто, наконец, понял. – Ордер, значит?
– Да, ордер на арест. Или задержание.
– Один момент! Сержант, у тебя случайно ордера нет? Не завалялся в кармане? Или в сапогах? А то я свой где-то потерял. Гражданин правильно требует соблюдать его права человека.
– Есть у меня! – с готовностью отозвался сержант. – Очень хороший ордер. Ему понравится.
В руках Бандеры оказалась короткая черная палка.
– Вот он, ордер!
Он поднес палку к стакану на столе. С ее конца сорвались две толстые голубые молнии. Стакан треснул, осколки свалились на пол. Резко запахло озоном.
– Такой подойдет? – спросил Бандера.
– Ладно, – сдался Мышкин. – Сейчас оденусь…
Он молча повернулся и пошел в комнату. Натягивая брюки, услышал из кухни сержанта Бандеру:
– Чёй-то не очень на мочилу тянет…
– Господин полицейский, – строго ответил капитан. – Думай, что говоришь. А лучше вообще молчи. Болтун – находка для шпиона.
– Дак я… Дак я ничего… Молчу.
– Для чего тебя сюда послали?
– На случай сопротивления задержанного.
– Вот и жди случая . Только молча. Проследи за ним.
Сержант немедленно двинулся в комнату и не отходил от Мышкина ни на шаг, даже в туалет не отпустил одного.
Во дворе стоял полицейский форд, чуть не упираясь радиатором в дверь подъезда. Мышкин глянул на часы: половина четвертого. Солнце уже взошло, но лучи его не могли пробиться сквозь дымно-пылевую взвесь, не осевшую с вечера и не остывшую.
Мышкина усадили на заднее сиденье, справа к двери его прижал сержант Бандера. Денежкин сел впереди и сказал, оглянувшись:
– Нарушаю правила! Только ради вас, господин Кошкин…
– Мышкин! – поправил Бандера.
– Кишкин, – исправился Денежкин. – Чтоб комфорт у вас был полный. Дверь, кстати, на замке. А Бандера любит стрелять по тем, кто от него убегает. Очень любит, прохиндей…
Шофер завел мотор и включил передачу.
– Подожди, Витя, – попросил Денежкин. И Мышкину: – Покажите руки! Обе!
Мышкин протянул обе руки и сержант тут же защелкнул на них пластмассовые наручники.
Американские! – с удовольствием сообщил Бандера.
Едем! – приказал Денежкин.
Водитель дал полный газ, завизжала резина, форд рванул с места.
При скорости в сто тридцать километров в час форд проскочил Большой проспект и подлетел к Дворцовому мосту. Тут на переносных шлагбаумах уже мигали красные огни, толпа гуляющих наблюдала, как мост медленно переломился на две половины и каждая пошла вертикально. Десятка два машин стояли в очереди. Форд взревел и резко прибавил скорость. Мышкин откинулся на заднее сиденье. Он услышал треск сбитых турникетов, заныл желудок, когда форд на несколько секунд повис над Невой, появившейся между разведенными половинами моста. Потом все четыре колеса форда упруго, словно футбольные мячи, ударились о мост на другой стороне. Отлетел в сторону второй шлагбаум, толпа с воплями и смехом расступилась. Водитель, не обращая внимания на запрещающий знак, резко отвернул влево и помчался по Дворцовой набережной.